   Здесь могли обитать индоевропейцы. Сверху вниз: 1. Прикаспийские степи 2. Карпатские горы 3. Восток Малой Азии на территории Турции (Каппадокия). Фото: AGE/EAST NEWS, SHUTTERSTOCK, DIOMEDIA |
На языках индоевропейской семьи общается примерно половина человечества. Но об индоевропейцах, которые дали нам эти языки, до сих пор практически ничего не известно. Когда они жили? Где? Какой культурой обладали? Как ученые ищут ответы на эти вопросы, рассказывает Алексей Касьян.
С точки зрения исторической лингвистики прародина индоевропейцев — это регион, который праиндоевропейское племя занимало в момент перед тем, как первая часть его решила отселиться. В дальнейшем обособленное развитие их языка дало отдельную языковую группу внутри индоевропейской семьи (таким же образом праиндоевропейский в свое время откололся от ностратического языкового древа. — Примеч. ред.).
Всего на данный момент внимания заслуживают три научные гипотезы о том, где находилось это место: некий район в Карпато-Балканах, центральная или восточная территория Анатолии и степная зона к северу и северо-западу от Каспийского моря (по так называемой курганной гипотезе). И есть два способа определения ареала прародины. Один — традиционный, с помощью лингвистических и археологических данных, второй — формальный, с использованием статистических методов, разработанных в рамках естественно-научных дисциплин.
В первом случае предполагается, что какая-то археологическая культура (или культуры) будет соотнесена с праплеменем, существование которого выводится из реконструкции праязыка. Как язык, так и культура должны быть привязаны ко времени, то есть датированы. С помощью языкового анализа выясняют разнообразные характеристики этого племени: что росло вокруг их места обитания, каким были ландшафт и климат тех мест, как было устроено общество — семья, религия, торговые отношения и т. п. То же самое выясняют и археологи. Если результаты двух анализов похожи, можно строить гипотезы об их тождестве, то есть о локализации прародины.
Ядро человеческого языка
Как ученые датируют праязык? Существует только один формальный и хорошо опробованный метод построения генеалогического древа языков и датирования его узлов. Он состоит из двух частей: лексикостатистики и глоттохронологии. Лексикостатистика позволяет построить само древо, глоттохронология (следующая применяемая процедура) предлагает датировки узлов. (Некоторые лингвисты, правда, считают более надежным построение генеалогического древа объединением языков в подгруппы на основании общих новых слов, форм и фонетических изменений, которых в праязыке не было. — Примеч. ред.). Принципы этого подхода сформулировал в середине XX века американский лингвист Моррис Сводеш (Morris Swadesh). Он выделил 100 базовых понятий, слова для которых, как предполагается, должны быть в любом человеческом языке. Список таких слов называется 100-словным списком Сводеша (лингвисты также работают с более длинными списками, в том числе из 110 или 200 слов).
В него входят части тела (например, рука или голова), глаголы, обозначающие основные человеческие функции (пить, идти, убивать и т. д.), природные объекты (такие, как солнце или лист), самые близкие человеку животные (собака, вошь) и некоторые другие базовые понятия. Слова, обозначающие эти понятия, — наиболее устойчивы при естественном развитии языка, то есть дольше прочих сохраняются в языке и редко заимствуются из другого языка при контактах одного народа с соседями. Трудно сказать, почему именно эти слова наиболее устойчивы. Быть может, они просто одни из наиболее частотных лексических единиц в бытовой речи членов традиционного общества. Так или иначе, дальнейшее накопление материала показало, что интуиция Сводеша не подвела. Предложенный им список слов можно назвать лексическим ядром человеческого языка.
Этимологически анализируя 100-словники родственных языков, можно построить их генеалогическое древо. А если принять, что скорость «распада» 100-словника как-то фиксирована, то можно также предложить датировки для узлов этого древа. Прямой естественно-научной аналогией этому методу является филогенетика и радиоуглеродное датирование.
Каждый узел генеалогического древа — это момент распада промежуточного языка на два или несколько праязыков менее глубокого уровня. С исторической точки зрения, узел древа — это временнàя локализация праплемени в момент его расселения на две или несколько групп (которые, обособившись, начинают менять исходный язык).
Чтобы понять, каковы были природные и культурные характеристики праплемени на момент распада праязыка, лингвисты долго и кропотливо восстанавливают его лексику. Эта работа не очень формализуемая и не всегда дающая однозначный результат. Принцип ее можно описать примерно так: если в исследуемых языках есть ряд этимологически соответствующих друг другу терминов, связанных с металлургией, мы реконструируем металлургическую терминологию для праязыка и предполагаем, что праплемя знало металл, владело технологиями его обработки.
Идем по азимуту
Но вернемся к проблеме поиска индоевропейской прародины. Первая его ключевая точка — датировка распада праиндоевропейского языка на анатолийскую (хетто-лувийскую) и «узкоиндоевропейскую» ветви.
Тут важен не столько конкретный математический метод обсчета, сколько точность и аккуратность используемых в работе 100-словных списков. В мире сейчас существует несколько проектов по сбору и составлению списков базисной лексики различных языков. Так, в России действует онлайн-проект «Глобальная лексикостатистическая база данных» (The Global Lexicostatistical Database), возглавляемый Георгием Старостиным (подробнее о нем см. «Науку в фокусе», 2012, № 2, «В поисках общего языка»). Цель проекта — собрать и опубликовать такие списки для всех языков мира, а также выработать стандарты качества при их сборе, оформлении и последующей компьютерной обработке в системе StarLing. Практика показывает, что задача эта чрезвычайно объемная, на составление 110-словного списка одного языка уходит до 2–3 недель работы лингвиста.
Основываясь на данных этих списков, российские лингвисты датируют распад праиндоевропейского языка на анатолийскую и «узкоиндоевропейскую» ветви концом V тыс. до н. э. Такая датировка, кроме того, хорошо согласуется с данными относительно колесной технологии. Это означает, что для индоевропейского праязыка уверенно реконструируется лексика, касающаяся колеса. В разных индоевропейских языках восстанавливается, в частности, следующий ряд слов, обозначающих колесо: тохар. *kukäl, англ. wheel (из староангл. hweohl), греч. kyklos — все эти слова восходят к праиндоевропейскому *kwekwlo-. Самые ранние археологические находки, связанные с колесом, датируются рубежом V–IV тыс. до н. э., так что мы можем видеть совпадение лингвистических и археологических данных.
Чтобы восстановить картину природного окружения и культуры индоевропейцев, лингвисты пользуются вполне традиционными методами — они изучают, какие именно слова реконструируются для наименований растений, животных и предметов быта. Если говорить о растениях, наиболее показательны названия для широколиственных деревьев (ясень, береза и т. п.). На основании подобной восстановленной лексики ученые реконструируют для праиндоевропейцев среду обитания, находящуюся в лесной и холмистой местности достаточно умеренного климата. Из нее же ясно, что они занимались сельским хозяйством и животноводством (мелкий и крупный рогатый скот, свиньи, лошади). В качестве примера можно привести ряд слов в индоевропейских языках, обозначающих ярмо (хомут) — то, во что впрягали быков (в дальнейшем развитии это слово приобрело также значение «иго»): праиндоевр. *yugo-, от которого образовались англ. yoke (из староангл. geoc), рус. иго и греч. dzügon. Для лошади реконструируется праиндоевропейский корень *ek’wo (греч. hippos, лат. equus, староангл. eoh). А вот металлургическая терминология фактически не восстанавливается, поэтому мы можем думать, что развитой металлургии у них еще не было.
Проблемы локализации
Исходя из лингвистической реконструкции, таким образом, можно выбирать место для прародины из двух возможностей: Карпато-Балканы V тыс. до н. э. или Анатолия того же времени. Но первая по целому ряду аргументов намного предпочтительнее. Защитники анатолийской локализации вынуждены исходить из более ранней датировки распада индоевропейского праязыка, иначе им сложно убедительно доказать свою точку зрения.
Отметим, что раскопки неолитических поселений в центральной Анатолии VIII–VI тыс. до н. э., самым известным из которых является ЧаталХююк, действительно открывают нам одни из первых городов человеческой цивилизации. Однако нет никаких прямых указаний на то, что население этих мест составляли именно ранние праиндоевропейцы. Напротив, регулярные находки металлических артефактов скорее противоречат такой атрибуции.
Карпато-балканская металлургическая провинция («провинция» в археологии — территория с единой производственной традицией, развивающаяся независимо от прочих территорий) в VI–V тыс. до н. э. объединяла целый ряд технологически развитых культур и, видимо, языков. Помещение праиндоевропейцев в этот «котел» хорошо согласуется с последующим мощным стартом индоевропейских племен, мигрировавших и успешно захватывающих различные области Старого Света. Именно на эту (или близлежащую) территорию указывает колесная терминология, реконструируемая для праиндоевропейского языка.
Тут надо сделать несколько оговорок. Во-первых, при поисках прародины некоей языковой семьи нужно учесть все возможные праязыки, то есть праплемена, присутствие которых можно предполагать в этом регионе в этот период, а также все имеющиеся археологические культуры. Следующий шаг очевиден: мы должны сопоставить все возможные пары «язык — культура», оценить их по социоэкономическому и природному параметрам и выбрать лучшие сочетания.
Во-вторых, в 1980–1990-х годах произошла «революция», связанная с калиброванным радиоуглеродным датированием. Конечно, в каких-то случаях традиционные датировки оказались подтверждены, но в других картина перевернулась с ног на голову, и наши археологические представления об энеолите и раннем бронзовом веке существенно изменились. При этом к настоящему времени новых обобщающих работ в археологии не так много, что затрудняет распространение последних данных в этой области.
В-третьих, ситуация с лингвистикой также не очень хороша. Фундаментальный недостаток подавляющего большинства исследований, посвященных прародине индоевропейцев, заключается в том, что авторы неявным образом исходят из того, что праиндоевропейцы «существовали в вакууме», то есть были единственными обитателями этой территории. Между тем в юго-восточной Европе и на Ближнем Востоке известно много языковых семей, предполагающих праязыки примерно той же глубины, что и индоевропейский: картвельский, семитский, северокавказский, уральский, алтайский и менее хорошо засвидетельствованные баскский, буру шаски, хурритский, хаттский (и еще многие языковые семьи вымерли, не оставив надежных следов).
Таким образом, распределение реконструируемых праязыков по засвидетельствованным археологическим культурам — чрезвычайно сложная проблема. Ни современная лингвистика, ни археология пока не накопили и не систематизировали достаточно данных для достоверного описания всей картины европейского и переднеазийского энеолита. Однако ясно, что любая модель, где праиндоевропейцы оказываются единственными игроками на исторической сцене, ущербна по определению.
Представляется, что если поместить индоевропейскую прародину в Карпато-Балканскую металлургическую провинцию эпохи энеолита, нам потребуется меньше всего допущений (см. альтернативную точку зрения на этот вопрос в интервью с индоевропеистом Джеймсом Мэллори. — Примеч. ред.).
Продвижение земледельцев из Анатолии на Балканы в неолите отражает более раннее языковое состояние. Не факт, что в основном эти мигранты были носителями именно раннеиндоевропейского (или даже индоуральского) языка. На эту роль есть и другие претенденты, скажем, носители баскско-северокавказского праязыка.
На чаше, раскопанной в Болгарии, — характерный для линейноленточной керамики узор из треугольников
Фото: DIOMEDIA
Кем были индоевропейцы
Какими себе представляют индоевропейцев археологи и лингвисты, занимающиеся энеолитом и ранним бронзовым веком? Мы адресовали этот вопрос нескольким ученым. Американский археолог и компаративист, автор книги «В поисках индоевропейцев» (In Search of the Indo-Europeans) Джеймс Мэллори (см. интервью с ним на стр. 66) предлагает нам представить себе континуум, в котором обитали родственные племена, говорящие на понятном друг другу языке. С большой вероятностью эти племена имели некую единую культуру. Как отмечает лингвист Илья Якубович, сотрудник Института мировой культуры МГУ и Вольфсон-колледжа в Оксфордском университете (Великобритания), «у индоевропейцев всегда или почти всегда были какие-то диалекты (как и в любых других языках). Однако, поскольку первоначальные диалекты едва ли восстановимы, методологически имеет смысл реконструировать для них единый язык».
Ряд ученых, придерживающихся курганной гипотезы, соотносят индоевропейцев с ямной культурой (прикаспийские степи). Характерной чертой её было захоронение умерших в ямах под курганом, в положении лежа на спине с согнутыми коленями. Эта культура была преимущественно кочевой, с элементами земледелия. С карпато-балканской гипотезой хорошо соотносится культура линейно-ленточной керамики, которую находят, в частности, в районах Дуная и Рейна. Название отражает легко узнаваемый рисунок на керамической посуде без рукояток. Для этой культуры характерны длинные дома и кольцевые рвы, то есть ее носители были оседлыми. Основная масса памятников относится к 5600–4750 годам до н. э.
Вероятно, индоевропейцев нельзя назвать в числе самых технологически развиты племен энеолита, так как они не являлись металлургами. Но какой грандиозный рывок в технологическом и социальноэкономическом развитии они сумели сделать в дальнейшем развитии! Индоевропейские племена дали миру великие государства и нации: от империи хеттов, ставшей во второй половине II тыс. до н. э. главным геополитическим противником Египта, до современной европейской цивилизации.
В дебрях формального подхода
Теперь обратимся ко второй методике определения прародины — «математической». В августе этого года в журнале Science была опубликована нашумевшая статья международной группы эволюционных биологов, математиков и лингвистов. Они предложили принципиально новый для лингвистики метод локализации прародины — на основе статистического обсчета лексических различий между языками и известных локализаций дочерних языков в историческое время («Наука в фокусе» вкратце рассказывала об этой публикации в предыдущем номере. — Примеч. ред.). Эти различия приравниваются к мутациям вирусов, с помощью которых молекулярные биологи определяют наиболее вероятный источник распространения вируса, накладывая динамику мутаций на карту.
Полученная в итоге область, в которой предлагается искать индоевропейцев, охватывает не только всю Анатолию, но также и Карпато-Балканы, Южный Кавказ, Северную Сирию. Но именно Центральная или Западная Анатолия является вероятностным центром локализации. «Степная» гипотеза при этом действительно отвергается, а вот карпато-балканская формально отвергнута быть не может. Более того, из карт, построенных в рамках этой работы, видно, что при введении некоторых запретов (вроде запрета на передвижение водными путями) вероятностный центр смещается из Центральной Анатолии в сторону Карпато-Балкан.
Эта публикация продолжила целую серию статей, касающихся классификации индоевропейской семьи языков и определения их географической прародины. Авторам первой статьи из этой серии, Ричарду Грею (Richard Grey) и Квентину Аткинсону (Quentin Atkinson), которые по сути стали идеологами группы, в качестве исходных данных служила базисная лексика исследуемых языков, представленная в виде 200-словных списков Сводеша. На ее основе они выстроили свой вариант генеалогического древа индоевропейской языковой семьи. Но поскольку лексические списки были собраны не самым аккуратным образом, их древо выглядит не очень правдоподобно. Так, тохарский язык (на нем говорили древние обитатели северо-западного Китая) объединяется с армянским, что противоречит всем имеющимся лингвистическим данным. А ближайшим родственником белорусского языка указан польский, а не русский.
Далее авторы датируют получившиеся узлы методом «расслабленных молекулярных часов» (технология, при которой продолжительность временного периода до точки расхождения двух видов оценивают, исходя из накопленных между ними генетических различий). Можно ли применять этот биологический метод к расширенному 200-словному списку, где смешаны как ультраустойчивые слова вроде местоимений «я», «ты», так и слова, подверженные частым заменам, вроде «другой» или «если»? Такой расширенный список может уточнять результаты датировок при классификации неглубоких групп (вроде славянской или германской), но на индоевропейском уровне он дает уже больше шума, чем полезной информации. Вкупе с неаккуратно составленными и плохо проэтимологизированными списками это вряд ли может дать надежные датировки узлов генеалогического древа.
Что же касается метода собственно локализации прародины на карте, то возникает вопрос, можно ли вообще к языкам применять методы вирусологии. Ведь вирус как минимум отличается от языка тем, что может соседствовать в организме с другими вирусами, а племя в нормальном случае является носителем только одного языка. Случаи билингвизма, конечно, бывают, но это нестабильная ситуация, и обычно один из языков довольно быстро сдает свои позиции второму. Таким образом, наличие и конкуренцию со стороны других языков на пути предполагаемых миграций модель не учитывает. Еще одно возражение заключается в том, что известно немало индоевропейских языков, которые вымерли, не оставив после себя лингвистических данных, которые бы позволяли составить список базисной лексики.
Любопытно в формальном подходе еще и вот что. Определяя пути миграции, группа Аткинсона рассматривает водные маршруты как менее вероятные (то есть требующие бóльших допущений) по сравнению с сухопутными. Но тогда следовало бы исключить и горы. Миграция праиндоиранцев из Анатолии на восток напрямую через горы Загроса эффектно выглядит на карте, но достаточно сомнительна при ознакомлении с реальным рельефом.
Механическое применение вирусологических моделей, тем более основанное на некачественно обработанном языковом материале, может служить подспорьем в определении прародины, но никак не основным аргументом. Так что пока модель, взятая из вирусологии, интересна только опытом применения в исторической лингвистике методов смежных наук. А проблема индоевропейской прародины пока остается открытой. Еще многое придется раскопать.
Алексей Касьян — лингвист, научный сотрудник Института языкознания РАН и Центра компаративистики РГГУ, участник проекта «Глобальная лексикостатистическая база данных»
