Бесспорно, найдётся множество причин, ради которых стоило бы побывать в Риге , но для почитателей архитектуры важнейшая из них — сохранившиеся в отличном состоянии памятники рижского модерна. Во всём мире не отыскать такой концентрации архитектуры этого стиля, такого разнообразия его форм, как здесь — и неспроста Ригу величают метрополией югендстиля, а её исторический центр, где особенно ярко представлены его образцы, внесён в
Стоит сразу оговориться, что стиль модерн в разных странах называют по-разному: во Франции , к примеру, ар-нуво (фр. art nouveau , «новое искусство»), в Германии — югендштиль (нем. Jugendstil — «молодой стиль»), за рижским же модерном закрепилось немецкое название, но со скандинавским присвистом — «югендстиль».
Чтобы разобраться в его феномене, вспомним для начала историю города того периода. Во второй половине XIX века Рига, бывшая тогда центром
К историческому ядру города, окруженному мощной системой оборонительных сооружений из земельных валов, бастионов и заполненных водой рвов, с северо-запада примыкала крепость-цитадель, на территории которой располагались исключительно сооружения военного значения. По фортификационным правилам, внутри этого ядра запрещалось строительство, а это существенно тормозило территориальное развитие Риги. Ситуацию исправили изданный в 1856 году императорский указ о ликвидации крепости, срытии валов и снятие запрета на строительство в предместьях многоэтажных каменных зданий. Вокруг Старой Риги образовался великолепный архитектурный ансамбль — полукольцо зелёных бульваров вдоль городского канала. Закипела стройка.
Если ещё в середине XIX века профессиональные архитекторы в Ригу приезжали преимущественно из зарубежья или Санкт-Петербурга, то уже с конца XIX века здесь практиковались исключительно местные зодчие, получившие специальное образование в Рижском политехническом институте (
До 1878 года строительным делом в городе ведал Кеммерейный суд. При нём тогда было аккредитовано всего пятнадцать архитекторов — преимущественно выпускники учебных заведений Берлина и Санкт-Петербурга. В середине 1890-х годов практиковали уже сорок зодчих, 25 из которых были выпускниками Рижского политехнического, а в 1910-е — около семидесяти, 56 из которых получили рижское образование.
«Взбешённый червяк»
В архитектуру Риги модерн, сменяя постепенно
Однако путь к «молодому стилю» не был беспрепятственным. Господствовавший в те годы эклектизм не сразу сдал свои позиции — эклектичные каменные здания появлялись в Риге вплоть до 1905 года, ещё более устойчивым этот стиль проявил себя в деревянном зодчестве.
На рубеже веков на страницах профильных изданий и журналов Риги разворачивались нешуточные словесные баталии по поводу новомодного стиля. Так, в начале 1900 года в газете «Вестник Балтики» латышский публицист Видрижуа Петерис спорил со Львом Николаевичем Толстым (1828–1910), считавшим модерн декадентством:
Пусть архитектор наш не имитирует древних городов, готику или рококо, которые не годятся для современной жизни, а лишь образуют дисгармонию с современной одеждой. Мы не хотим на нашем севере сажать южные пальмы и не будем ждать, когда апельсины созреют на наших яблонях. Пусть он строит в современном духе, с такими формами и украшениями, которые бы отразили наше время с его жизненными запросами.
С одной стороны, модерн на рубеже веков стремительно набирал популярность, с другой же — образовалась оппозиционная группа, воспринимавшая югендстиль как извращение. Модерн они называли не иначе как стиль каракулей, стиль ленточных червей или даже стиль «взбешённый червяк».
Однако суть «нового искусства» заключалась вовсе не в его декоре, как ошибочно полагали многие. За внешним скрывалась качественно новая связь между утилитарным назначением здания и его художественным решением. В архитектуре эклектизма внутреннее пространство подчинялось внешней форме. Модерн же пошёл от обратного: в формировании архитектурного облика здания решающую роль стало играть функциональное назначение внутренних помещений. Проектирование зданий в духе эклектизма требовало фронтальной композиции, соблюдения симметрии, разделения фасадов на главный, за которым скрывалась парадная часть квартиры, и задний — выходящий во двор и неприметный. Модерн же поставил иную задачу — достичь удобной и целесообразной планировки, рационально сгруппировать помещения с учётом их функциональных связей. По этой причине исчезла симметрия, стёрлись границы между парадной и «задней» зонами, все фасады стали равноценными.
В 1930-е годы архитектор Хайнц Пиранг (Heinz Pirang, 1876–1936) писал:
Около 1900 года пришёл оппозиционный модерн, который „создавая“ новые формы, решительно отказался от любой имитации. Он продержался недолго и не оставил в Риге особых следов. Только достойная сожаления улица Альберта полностью пала его жертвой.
С этим невозможно согласиться. С 1902-го по 1914-й практически все рижские архитекторы использовали в своём творчестве приёмы модерна и его декоративные формы. В зданиях этого времени почти невозможно найти те, в котором так или иначе не проявился югендстиль — даже если создавались они в духе иных архитектурно-художественных концепций. Если уж и до наших дней сохранилось множество образцов модерна, помимо улицы Альберта, что уж говорить про 1930-е!
Фантазии сумасшедшего пирожника
Одним из самых самобытных архитекторов рижского югендстиля был
В Риге по планам Эйзенштейна было построено около двух десятков многоэтажных доходных домов. Стоит оговориться, что рижским архитекторам на рубеже веков чаще всего приходилось иметь дело именно с доходными домами — в то время как, к примеру, их московские и петербургские коллеги имели возможность оттачивать своё мастерство и воплощать в жизнь свои фантазии, строя вокзалы, банки, торговые комплексы или особняки. Особое значение для рижского югендстиля имело здание берлинского универмага «Вертгейм» работы Альфреда Месселя (Alfred Messel, 1853–1909). На фасадах этого сооружения из железобетона господствовал ритм вертикальных опор. Остальную поверхность занимали окна. Это здание Месселя дало название одному из формальных течений модерна — «Warenhaus stil», стиль универмагов, промышленно-торговый стиль; он хорошо соответствовал архитектуре жилых доходных домов, столь популярных в Риге.
Фасады доходных домов Эйзенштейна — это букет самых неожиданных и поразительных форм и элементов орнаментальной и декоративной пластики. Многие из них — к примеру, на Элизабетес 33 или Альберта 13 — представляют насыщенный до отказа набор элементов. Орнамент модерна здесь причудливо переплетается с формами разных исторических стилей. Так, на фасаде здания Элизабетес 33 элементы модерна сочетаются с мотивами
Фасады своих построек Эйзенштейн в изобилии заполнял различными сочетаниями геометрических линий, прямоугольников, окружностей и овалов, мотивами стилизованных цветов, затейливыми масками, перекошенными гримасами ужаса. Львы и крылатые чудовища, странные сфинксы и томные обнажённые женские фигуры. Что интересно, Михаил Осипович слыл заядлым театралом, особенно он любил оперу и тех прелестниц, что её исполняли. Многие его современники угадывали в женских маскаронах, украшавших фасады его зданий, лица популярных оперных певиц.
Важную роль в решении фасада играли у Эйзенштейна и архитектурные элементы — балконы и эркеры, ложные этажи, окна непривычной конфигурации, а также отделочные материалы: вставки из глазурованного кирпича или керамических плиток разного типа и цвета.
Бесспорно, рижский югендстиль узнаваем во многом благодаря работам именно Эйзенштейна, но современники оценивали творчество этого фантазёра весьма противоречиво, даже прозвали его «сумасшедшим пирожником». Слабым местом архитектуры Михаила Осиповича считают планировку домов — она никогда не отличалась функциональными достоинствами и кажется, скорее, приложением к роскошному фасаду. Но в то же время Михаил Эйзенштейн с поразительной лёгкостью в короткие сроки сменил свой творческий почерк. В 1900-м по его проекту был построен типично эклектичный дом 16 по улице Маргариетас. А через год подобный же — дом 18 по улице Дзирнаву.
Было совершенно очевидно, что дальнейшее развитие архитектуры в духе излишнего декоративизма Эйзенштейна — это тупиковый вариант. Так что начиная с 1907 года новые здания в Риге с чрезмерно украшенными фасадами больше не возводились. Большинство архитекторов сконцентрировало своё внимание не столько на декоративном формотворчестве, сколько на поиске рациональной удобной планировки.
Как именно взаимодействовали рационалистические тенденции с романтической стилизацией исторических форм, можно наблюдать в творчестве многих рижских архитекторов рубежа веков, а в особенности — у Вильгельма Бокслафа (Vilhelms Bokslafs,1858–1945).
Наиболее значительная его работа — здание бывшего Коммерческого училища Биржевого комитета. В наши дни в этом здании расположилась Латвийская академия художеств (
Что интересно, в архитектуре модерна лестница становилась композиционным центром довольно часто. Можно, к примеру, вспомнить спроектированный
Латышские романтики
Начало ХХ века в Риге совпало не только с экономическим подъёмом, но и с важными переменами в социальной и национальной структуре населения города, где заметно укрепили свои позиции латыши. Латышская буржуазия, заняв прочные позиции в экономике, практически монополизировала строительство жилых домов. Их «соучастниками» стала
Среди разнообразных течений модерна особенно выделяются здания, построенные этими латышскими архитекторами в 1905–1910 годах. В этих работах поиски современной формы органично сплелись с попытками создать самостоятельную, национально-самобытную архитектуру. Зачастую их здания причисляют к отдельному стилистическому направлению — национальному романтизму. В таком духе выполнен, к примеру, дом 11 по улице Альберта (архитектор Эйженс Лаубе): скошенные оконные проёмы, имитирующие деревянную архитектуру детали. Здесь очевидно стремление латышских зодчих создать свою национальную архитектуру, используя творчески преображённые формы деревянного строительства, этнографический орнамент и элементы народного декоративного искусства.
Многие национальные мотивы и орнаменты непосредственно появились на фасадах зданий. Например, — на гладком фасаде дома 26 по улице Чака в нескольких местах использован орнамент, графический рисунок которого напоминает латышские национальные узоры. А рельефная надпись «Mans nams — mana pils» (Мой дом — моя крепость) метко отражает идеалы нового латышского буржуа. Своеобразные проёмы со скошенными верхними углами ассоциируются с характерным силуэтом зданий деревянного народного зодчества.
Рижский югендстиль — явление уникальное. По улочкам этого города можно бродить целыми днями, вдумчиво разглядывая элементы динамичного экспрессивного декора или восхищаясь простотой форм зданий — бродить можно долго, но двух одинаковых зданий не сыскать!