Калифорния за три дня

— Ничего интересного, — сказал индеец, вяло жуя потухшую коричневую цигарку и кутаясь в пестрое от грязи и времени одеяло. — Тут всегда одно и то же, парень. Это океан, так-то.

А может, он был вовсе и не индеец. Но похож — орлиный профиль, прихваченные грязной, когда-то розовой, резинкой прямые черные волосы. Не было еще даже восьми часов утра, до ближайших поселений было как минимум миль десять в обе стороны, под нами в тридцати метрах лежал дышащий туманом океан, тихий, как будто политый маслом. Сзади, за спиной, возвышались горы. Утреннее солнце пока еще лениво протыкало золотыми стрелами серый туман. Машину я приткнул на краю серпантина, заглушил мотор и вышел сфотографировать пейзаж, как и положено любому нормальному туристу. Было тихо, только надсадно орала внизу, у самой воды, какая-то пичуга. «Индейца» я заметил не сразу: после пары щелчков затвором фотоаппарата утреннюю тишину перебило покашливание. Я обернулся — в нескольких метрах от меня, за извивом серпантина, в еще ночной тени кустов, в окружении нескольких туго набитых невесть чем черных пластиковых мешков для мусора, сидел на крохотном складном стульчике живой человек и тоже смотрел в океан.

Я твердо помнил наставления бывалых — мол, в Штатах принято общаться с совершенно незнакомыми людьми — и опасливо придвинулся поближе. «Индеец» немедленно оправдал ожидания:

— Where are you from, buddy? (ты откуда родом, приятель) — он дебютировал стандартной первой фразой американского диалога. Дальше мы вкратце выяснили, кто из нас откуда родом (слово «Россия» не произвело особого впечатления, с тем же успехом я мог ему сообщить, что я из штата Айдахо, например) и что мы думаем о сегодняшнем утре. Спросить, что американский бомж делает в местах, куда пешком добраться абсолютно невозможно, и что у него такое в мешках, я не рискнул — мне совсем не хотелось неожиданных открытий и внезапного изменения сценария моего маленького американского road-story.

Выслушав пару бесспорных сентенций — мол, океан всегда океан, и нового тут ничего не придумаешь, приятель, по утрам в этом году прохладно и пр., я пожелал индейцу всех благ, оставил ему стаканчик с кофе, купленный получасом ранее в баре «Наблюдатели за китами», и откланялся. Шли третьи сутки моего пребывания в Калифорнии, до самолета оставалось двенадцать часов времени, триста миль пути и еще множество событий.

Из записок аэронавта

А начиналось все ровно за сорок часов до встречи с индейцем. От предложения компании Goodyear покататься на дирижабле, причём не где-нибудь, а над Голливудом, отказаться было невозможно. И было уже неважно, что до дирижабля надо лететь чуть ли не полсуток из Москвы в Лос-Анджелес! Самолет «Аэрофлота» после одиннадцати часов беспосадочного перелета, включавших в себя три часа сна, пять часов просмотров фильмов, двух завтрако-обедо-ужинов и примерно два часа бездумного наблюдения за мельтешением стюардесс, наконец приземлился в Лос-Анджелесе . Была вовсе не глухая ночь, как рассчитывал организм, а пять часов вечера, и это сильно сбивало с толку. Однако он (организм) нашел в себе силы впустить вовнутрь еще один ужин, представлявший собой примерно ведро крабьих ног в прибрежном ресторанчике (до сих пор жалею, что не взял оттуда специальный пластиковый нож для вскрывания панцирей — на ноже было предусмотрительно написано «я спер этот чудесный нож в таверне Джона»), и как-то постепенно привык. Только наручные часы не смогли привыкнуть и как бы спешили на час (а на самом деле отставали на одиннадцать).

Но в Америку на три дня ради крабьих ног, даже очень вкусных, не летают — для этого у россиян есть Владивосток , верно? Меня и моих коллег ждал полет на самом настоящем дирижабле, изготовленном компанией, которая этим занимается целое столетие (первый дирижабль компании поднялся в воздух в 1912 году — за 12 лет до того, как Goodyear приобрела у Zeppelin лицензию на производство первых в США дирижаблей жесткой схемы). Правда, знаменитая крылатая сандалия на логотипе Goodyear появилась в 1901 году и к воздухоплаванию прямого отношения не имеет.

Мы прошли строгий инструктаж и забрались в кабину, подвешенную под гигантским надувным регбийным мячом с надписью GoodYear. Наземная команда (целых шестнадцать человек в строгой форме, белый верх, синий низ, галстук) ловко отцепляет нос гигантского баллона от причальной мачты, хватает дирижабль за «усы»-канаты и тянет его вдоль по летному полю, по ветру. Со стороны это, наверное, похоже на запуск этакого пухлого воздушного змея группой впавших в детство взрослых. Еще несколько плотных дядек быстро выхватывают из подбрюшья гондолы мешочки с балластом и подпихивают ее вверх, под пузико — взлетай, мол! Сам по себе дирижабль такой конструкции ни взлететь, ни приземлиться толком не может, ему нужна большая наземная команда. Вот поднимется он хотя бы метра на три, вот тогда и можно отпускать его в свободное плавание — машина резко задирает нос, моторы включаются на полную мощь, полетели!

За «рулем» дирижабля в небольшой гондоле, не превышающей размерами обычный средний минивэн и рассчитанной на пятерых пассажиров и пилота, — обычная тетенька в очках, совершенно не героического вида. В легкой негерметичной кабине рев от двух двигателей «Сессны» стоит такой, что даже звонка на мобильный от главного редактора не услышишь. «Надень наушники!», — знаками показывает пилот. Рев сразу стихает.

— Where are you from? — спрашивает пилот, перехватывая у меня инициативу, вежливо кивает на стандартное «Moscow , Russia» и рассказывает про себя. Рассказ (кроме первой реплики, разумеется) совершенно нестандартный: оказывается, моя собеседница в университете получила степень бакалавра искусств и параллельно прошла курс «aviation». Лицензия на пилотирование малой коммерческой авиации, да — я начинаю люто завидовать. Потом еще год обучения на «пилота дирижабля» — и вот она здесь. Пилоту тут приходится нелегко, никаких компьютеров, никакой современной авионики — все приходится делать руками: и вертеть поворотное колесо (изготовлено еще в годы Второй мировой для дирижабля, который успешно охотился за японскими подлодками), и дергать при спуске или подъеме клапаны поддува и спуска воздуха из специальных емкостей, расположенных внутри гелиевого баллона.

Ощущения странные и непривычно противоположны всему накопленному опыту. Поднимаясь, дирижабль резко задирает нос вверх — но не теряет при этом скорость, как самолет, и не грозит потерять управление и, закувыркавшись, рухнуть вниз. Спускаясь, резко опускает свой нос (и носы сидящих в гондоле, соответственно), но не увеличивает скорость, как аппараты тяжелее воздуха, не грозит сорваться в штопор и опять же рухнуть вниз. Вообще, рухнуть ему ни в каком случае не грозит — даже если оболочка будет пробита, она далеко не сразу потеряет весь гелий, и аппарат успеет плавно опуститься вниз.

Сверху, с полукилометровой высоты, отлично видно Лос-Анджелес. Город с трехмиллионным населением занимает площадь чуть не в полтора раза больше, чем Москва. А есть еще округ Лос-Анджелес — он включает в себя город и, конечно, куда больше. А есть еще так называемый Большой Лос-Анджелес, протянувшийся вдоль моря почти на 200 км и включающий в себя целых четыре округа (графства, как их называют некоторые переводчики). Площадь Большого Лос-Анджелеса даже и представить себе трудно — никак не меньше Московской области . И вся эта площадь на две четверти занята одноэтажными домами жителей, на треть — бесконечными парковками, широчайшими улицами, коммерческими центрами и припортовыми территориями. И примерно одну сотую процента занимают дома высокие — на первый взгляд в самом крупном городе Калифорнии их едва ли несколько десятков. С другой стороны, разве мог получиться маленьким город, названный четыре столетия назад испанскими поселенцами Эль-Пуэбло-де-Нуэстра-Сеньора-ла-Рейна-де-Лос Анхелес-де-Портенсула? Как вы яхту назовете, так она и поплывет, ясно же.

Позже, покинув гондолу и направляясь в крохотное здание дирижаблевокзала, разговорился с одним из членов «наземной команды». Сообщив Джошу, откуда я родом (без этого разговор мог бы и не случиться), я спросил, можно ли еще в Лос-Анджелесе где-нибудь прокатиться на дирижабле. «Нет, сэр, вот этот — только для гостей компании. Ну или для спасательных работ, если понадобится (кстати, борт дирижабля утыкан тысячами автомобильных стоп-сигналов и превращен таким образом в своеобразный текстовый дисплей). Или для съемок футбола сверху, ну, видели, небось, такие картинки стадионов сверху? Телевизионщики любят его арендовать — картинка не дрожит совсем. А больше в городе таких машин нет. Впрочем — оживился Джош — есть такой во Фриско, вы ведь туда едете? Пятьсот долларов в час на человека!». Ну нет, спасибо, Джош.

Привет с Родины

Во Фриско (Сан-Франциско), правда, я ехал не сразу. Сначала нужно было хотя бы мельком отметиться на Голливудском бульваре (бульваре «звезд») и даунтауне. При въезде в даунтаун, деловой центр, как будто выключили солнце — сразу стало немного сумрачно и ощутимо прохладнее. Небоскребы, того и гляди, грозили сомкнуться наверху и вообще закрыть небо. Интересно, как люди живут на Манхэттене, например, где небоскребов куда больше? А бульвар звезд оказался пятикилометровой тесной улочкой (что для Лос-Анджелеса вообще не характерно), и с действительно врезанными в асфальт именами голливудских знаменитостей. Едва выйдя из автобуса, я наступил на звезду Кролика Банни (Bugs Bunny), чуть дальше обнаружился Микки-Маус. Эх, какая несправедливость — ни тебе Пятачка, ни Ёжика в тумане — настоящих-то знаменитостей, почитай, тут и нет.

Вечером в отеле я обратил внимание на выложенный в минибаре прайс-лист — владельцы довольно дорогой гостиницы со звучным итальянским именем PORTOFINO, не ожидая, видимо, от постояльцев ничего хорошего, указали в нем цены как минимум на пару десятков объектов, начиная купальным халатом и заканчивая головкой от душа (с пометкой «если вам вдруг захочется их взять с собой»). Мне ничего не захотелось взять, кроме бутылки воды — это, наверное, так удивило содержателей роскошного постоялого двора, что с моей кредитки по приезде в Москву они взяли всего $ 50 «за мини-бар» — а ведь могли и больше засадить, небось.

На следующее утро, чуть свет, я уже катил сначала через Санта-Монику, а потом и Санта-Барбару (всю жизнь думал, что герои знаменитого сериала жили во Флориде, а вот поди ж ты). Я сидел за рулем арендованной в аэропорту Nissan Sentra, которая мне сначала показалась по европейским меркам достаточно крупным автомобилем, но на американских дорогах она может свободно проехать под брюхом чуть ли не каждой второй легковушки. Не ожидайте от Калифорнии, что здесь все ездят на суперэкономичных полуэлектрических миникарах — нет, лозунг Fuck the Fuel Economy по-прежнему популярен в массах. Правда, мне непонятна американская страсть к гигантским пикапам величиной с мой дачный домик под Дмитровым — но, возможно, на машины якобы сельскохозяйственного назначения здесь другие налоги. Мне страшно понравилась манера американцев делать часть дорожных знаков текстовыми: «Эта полоса уйдет направо», «Тут не надо поворачивать», «Скоро будет светофор» и пр. Люблю, когда со мной разговаривают — тогда и я со всем уважением.

До Сан-Франциско, впрочем, я не слишком наделся доехать — путь лежал по побережью, и хотелось часто останавливаться, есть американскую еду, разговаривать с американскими людьми и смотреть на американские красоты. Есть ли смысл подробно рассказывать про пейзажи? Просто поверьте, что они отменно хороши. Здесь, в отличие от Европы, возникает впечатление, что впереди, сзади и справа — миллионы километров пути, бесконечно сменяющие друг друга леса, поля и пустоши, а слева — великий Океан, и ему тоже нет конца. Ощущение этакого звенящего бесконечного простора наполняет кровь пузырьками, как доброе шампанское или веселящий газ.

Во время ланча в местечке Гровер-Бич мне подали непременный бургер (отличный стейк, зажатый меж двумя ломтями так-себе хлеба). Тарелка была украшена салатом, в котором мне попался большой кусок прекрасного соленого огурца. Официант, страшно похожий на Шурика из «Операции Ы», мялся и явно не знал, как мне это объяснить.

— Что это, buddy?
— Эээ... Это огурец, сэр!
— А почему такой необычный?

После нажима он сознался, что точно не знает, но что эту моду завел повар ресторана, он сейчас в отпуске, сэр, так вот он то ли грек, то ли поляк. Я-то знаю, откуда этот повар, удовлетворенно подумал я и не поскупился на чаевые.

Я ехал на север по старой калифорнийской дороге, идущей чуть ли не у самого уреза воды, и шарил взглядом по побережью — искал морских слонов. Здесь, где-то здесь, должны быть их лежбища. Но прежде я заметил дюжину катающихся на кайтах людей. Люди в океане — уже достаточно необычно (в океане в тех местах практически не купаются), а на кайтах — еще и красиво. А лежбище оказалось в километре, за мысом.

Морских слонов в этих краях когда-то истребили полностью — казалось, этих странных животных здесь вовсе не осталось. Но перед Второй мировой обнаружили крохотную колонию на острове Сан-Мигель, а теперь стадо калифорнийских слонов достигает, пожалуй, сорока тысяч особей, они теперь «гнездятся» не только на мелких островах и все больше показываются на побережье.

Правда, взрослых самцов в это время на лежбищах быть не может — на самом деле именно их стоит называть «слонами» из-за их нависающего над губой носа. Ну и еще из-за размеров (до шести метров в длину) и веса (до трех с половиной тонн). Самки по сравнению с ними совсем небольшие, всего в тонну весом. Я не гигантоман, мне хватит и самок с детенышами, пока самцы несколько месяцев гуляют далеко за морями.

Было прохладно, и на стоянке «обзорного пункта» стояло всего несколько машин. Гигантские тюлени лежали вялыми грудами на пляже или плавно, как при замедленной съемке, пихали друг друга грудью. Или медленно тащили тело к воде по песку, окунались в маслянисто блестевшую воду и вдруг, невероятно ускорившись, исчезали из виду. Какой же здесь, должно быть, стоит шум во время битв самцов и постоянной копуляции! Нет, для первого раза достаточно — но я еще вернусь!

Главное — люди!

Надеялся переночевать в BigSur — заросшей секвойями и соснами красивейшей горной долине, сопровождающей одноименную реку на ее пути к океану. Здесь есть несколько отелей, точнее, здесь сдают так называемые cabins — маленькие деревянные домики, где так приятно прохладным вечером посидеть перед камином, посмотреть на плавный танец огня и всякое такое прочее, с языком рекламных проспектов вы знакомы не хуже меня. Если серьезно, то это лучше, чем отель (которых там и нет — нельзя строить большие здания). Однако был вечер пятницы, и Фриско был в каких-то ста милях. Ни одного места. Нигде. Нет, сэр, извините.

Пришлось ехать обратно сто миль по серпантину вдоль океана, который мощно дышал туманом и ночью. Здесь никто не селится, и хозяйка последнего в цепи мотелей сказала: «Вам ехать не менее двух часов до ближайшей цивилизации». Прошел час. Чу! Небольшое здание, бар, закрытый магазинчик. На пути на север я его даже не заметил — только в ночи Gorda бросалась в глаза. «Хэй, здесь есть cabins, путник», — гласило объявление на закрытом магазинчике. Я поскребся в дверь. Вышедший из бара молодой человек, садясь в машину, бросил мне через плечо: «Насчет места на ночь, дружище? Спроси в баре Лолу!» Делать было нечего, очень хотелось спать, и я пошел спрашивать Лолу, кем бы она ни была. Мексиканец за стойкой заорал в приоткрытую дверь кухни «Лоло» с такой силой, что чашка с кофе, которую он перед тем брякнул передо мной на стойку, чуть не лопнула от испуга.

Из кухни показался Он. Человек в черной кожаной куртке, надетом набекрень черном берете со звездой, лет шестидесяти, прихрамывает. «Я Лоло. Погоди, приятель, секунду, разберусь с туристами», — бросил он мне на какой-то странной смеси английского и испанского, и моментально разобрался с четой американцев, молниеносно сдав им cabin за двести пятьдесят долларов. Потом он вернулся ко мне, сел на стул рядом, изучающе посмотрел на меня. Первая его фраза была не вполне обычна:

— Эй, я вижу, ты не отсюда, парень. Тебе место на ночь? Без понтов? Ночевать? (признаться, я понимал его с пятого на десятое)

— Я устал вести машину, хочу спать. Я из России.

— Гм... (молчание). Я дам тебе номер, парень, за сто баксов. Слово Лоло — кремень.

Лоло-кремень вручил мне ключ от номера за $250, получив взамен всего сто, и отдал честь. Я отсалютовал в ответ левой рукой, поднесённой к правому виску. Эх, надо было мне сделать это раньше — возможно, номер достался бы и вовсе бесплатно. Лоло пришел в полный восторг, немедленно выучил мой способ отдачи чести, по-испански велел одному из подручных мексиканцев отвести «русского генерала наверх, и налей ему виски на два пальца» и вручил мне визитную карточку с телефоном и нацарапанным карандашом вкривь и вкось буквами LOLO MAN. Бог весть, что подумал обо мне этот человек — но он спас меня глухой ночью в безлюдном месте, дав крышу над головой втрое дешевле, чем мог бы. Ладно, пусть русский генерал, хорошо.

В седьмом часу утра машина уже несла меня на юг. Два часа опять возле морских слонов — и я отворачиваю от побережья влево, чтобы вернуться в Лос-Анджелес через плодородные долины центральной Калифорнии. Всего несколько километров и пара часов — и температура меняется от 48 до 90 по Фаренгейту (с 8 до 32 по Цельсию). Фермы по краям дороги распахивают ворота гостям — «Остановитесь, попробуйте наш сидр, купите фрукты и вино здесь, у нас, у нас!». По древнему трактору у входа на очередную ферму лазят девочка и мальчик, одетые совсем как Том Сойер и Бекки Тэтчер — и им, судя по всему, комфортно.

Плавные холмы вокруг обтянуты желтыми полями, как ярким бархатом, и там и сям в него воткнуты зеленые деревья, пронзительно-зеленое на звонко-желтом — ощущение мятного вкуса во рту. Назад мили летят быстрее, чем на север; останавливаюсь купить колы около большого магазина, где почти все ценники на испанском, а усатым продавцам и посетителям только сомбреро не хватает: «Cómo está, hombre?». Дальше на север!

Десятки, сотни, тысячи гектаров идеальных виноградников и апельсиновых рощ тянутся вдоль дороги, убаюкивающе мелькают. Иногда вдруг — десяток-другой здоровенных блестящих джипов или пикапов на краю поля или посадок: это рабочие приехали работу работать. Тут же тогда, конечно, и синие мобильные туалеты на специальных прицепчиках — не в поле же нужду справлять, скажете тоже.

Автонавигатор говорит, что до Лос-Анджелеса осталось пятьдесят километров — а я-то был уверен, что он уже начался. Последние километры до арендной стоянки, два откормленных чернокожих принимают у меня машину: «Хорошо покатались, сэр?» — «Всем доволен, отлично, но до самолета полтора часа, как быстрее попасть к терминалу?» — «О, пожалуйста! Нет проблем, сэр, вот этот наш парень вас отвезет, эй, парень!». Антрацитово-чёрный парень на белом джипе длиной метров восемь в мгновенье ока мчит меня к терминалу, приезжайте еще, сэр! Конечно, я приеду, парень, — разве можно познакомиться с Америкой за шестьдесят восемь часов? Никак нельзя. Размеры не позволяют.

(журнальная версия опубликована в «Вокруг света» №11 (2842) | Ноябрь 2010)

Орешкина Дарья Дмитриевна; Пилипенко Даниил Игоревич