В самую короткую ночь года, когда холодные, неподвижные звезды вдруг оживали — мерцали и трепетали, словно тысячи и тысячи свечей, плавающих в водах темного небесного океана, когда травы наливались целебными соками, а костер пылал жарче и ярче, чем в любой другой день года, начинался праздник Ивана Купалы.
Слуга двух богов
Он был хорошо известен и широко распространен по всей Европе и за её пределами. В первую очередь благодаря тому, что на основу древнего языческого праздника в честь летнего солнцестояния со времени принятия христианства наложились торжества по случаю рождества Иоанна Крестителя (отмечаемые 24 июня по старому стилю или 7 июля по новому стилю).
Впрочем, было бы неверным утверждать, что христианство вдохнуло новые силы в тысячелетнюю купальскую историю — оно, сместив языческий праздник на несколько дней (солнцестояние приходится на 20-21 июня по новому стилю) скорее, выдало ему индульгенцию, — равно как и тем, кто не желал его забывать.
С тех пор так и повелось — в день рождества Иоанна Крестителя, наряду с походом в церковь, отдавали дань памяти и более древним богам. В их честь, следуя традиции, жгли костры на площадях Италии (праздник Сан-Джовани), кидали в огонь чучело во Франции (праздник Жана Батиста или Сен-Жана), на рассвете купались в реках в Испании (праздник Сан-Хуана), не только сами купались, но и обязательно мыли домашних животных в Хорватии (праздник Ивана Купальщика), собирали целебные, «колдовские» травы, а затем, для пущей надежности освящали их в церкви в Украине и в Белоруссии (праздник Яна Травника, Купайло или Яна Купального), искали цветок волшебного папоротника в Британии, поджигали и катали колеса по деревням в Шотландии, водили хороводы в Македонии.
Обряды, которые совершались в этот день, у разных народов были во многом сходны, но имели и свои отличия. К тому же, на протяжении веков одна часть Купальских ритуальных действия (например, связанных со сжиганием березы и «убиением» соломенной куклы) становилась менее выпуклой, зато другая (например, купание) принимала более значимую форму, какие-то детали уходящей в небытие языческой религии забывались, а какие-то трактовались по-новому.
Дошедший до наших дней купальский обряд напоминает скорее не цельный комплекс взаимосвязанных ритуалов, а несколько автономных. Но даже в таком виде эти обряды являют собой свидетельства потрясающей воображение древности.
Прежде чем взяться за их описание и трактовку, оговоримся, что будут рассмотрены перекликающиеся между собой и дополняющие друг друга купальские обряды, распространенные в восточной Европе. Охватить всю Европу — задача масштабная, не решаемая в рамках статьи.
«На Купалу спать — нечистика привечать»
Так пели в обрядовых купальских песнях. Вечером перед днем Ивана Купалы было принято ходить по деревне, собирать дрова (их давали из каждой избы, об отказе никто и не помышлял) и складывать в кучу для будущего костра. Для того чтобы внушительная по размерам дровяная конструкция не разрушилась, в центр втыкали длинную жердь. На нее обычно вешали конский череп.
Место для разложения большого купальского костра выбиралось рядом с рекой или озером. К концу дня, когда опускались сумерки, сюда приходили все жители деревни — считалось, что проспать праздник никак нельзя. При этом в домах были потушены все огни: в печи, перед иконами (после принятия христианства) — деревня погружалась в темноту.
Был еще один запрет — купальский костер следовало разжигать «живым» огнем, добытым с помощью трения. Делали это обычно старейшины. Все остальные молча и сосредоточенно наблюдали за их действиями. Когда из-под рук старейшин появлялись первые язычки пламени, их торжественно подносили к дровам большого костра, и праздник начинался.
Водили хороводы, пели обрядовые песни, звучали шутки и смех. Люди доставали принесенное из дому угощение. Рядом с большим разжигалось несколько маленьких костров, через которые прыгали в одиночку и парами.
Затем отправлялись в лес за травами. Считалось, что в купальскую ночь и цветы, и деревья обладают особыми целебными и волшебными свойствами. Из трав плели венки на голову и пояса вокруг талии, крапиву связывали в небольшие снопы или веники, по цветам гадали.
Тематика подавляющего большинства купальских обрядовых песен вращается вокруг трех растений — березы (поется о том, как девушки ее украшали, а потом бросали в костер или в реку), цветка Иван-да-марья (речь о нем пойдет чуть позже) и мистической папарать-кветки (огненный цветок, который якобы вспыхивает над папоротником только раз в году; тому, кто увидит это купальское чудо, станет понятен язык птиц и зверей, для него земля обнажит свои недра, указывая на спрятанные в ней клады).
На рассвете сбор трав заканчивался (считалось, что восходящее солнце разрушает колдовскую силу растений) и в свои права вступал очередной этап праздника, связанный с водой. Люди снимали одежду и купались прямо в росе, устилающей луга. А когда над горизонтом вставало солнце, все подходили к «большой воде» — реке или озеру, чтобы не пропустить еще одно купальское чудо — «купание солнца» или «игру солнца».
По поверьям в это утро малиновый шар солнца, поднимаясь над горизонтом двигался не совсем плавно — он дрожал будто пританцовывал, то есть как бы купался в воде, испуская разноцветные круги: красные, золотистые, сиреневые, фиолетовые. Следом за солнцем начинали купаться и люди — считалось, что вода становится очищающей.
Утром тлеющие угли от купальского костра уносил с собой каждый житель деревни. То был «новый» огонь, которым предстояло запалить печь, лучину, свечи. Пепел от костра также не выбрасывался — им посыпали улицу, дорогу, ведущую к деревне, остывшие угли закапывали на полях. Венки вешали в домах на стены. Снимать их можно было только в случае, если кто-нибудь из домочадцев заболеет — тогда следовало разделить венок и из части трав заварить чай, либо бросить венок на слабо тлеющие угли и обкурить этим дымом больного.
Таково краткое описание праздника Ивана Купалы. В чем же заключается суть его ритуалов?
Сумерки Солнца
Долгое время к языческим праздникам было принято подходить с точки зрения солярной теории или — второе название — солнечной религии. Применительно к данному случаю ее основные постулаты таковы: если главные языческие праздники (Купала, Масленица и др.) жестко привязаны к солнцу (дням равноденствия, солнцестояния), то все ритуалы, проводимые в эти дни, посвящены восхвалению небесного светила.
С этой точки зрения купальский костер рассматривался как перенесенная на землю часть божественного Солнца, а огненный цветок папоротника как дарованный избранным солнечный луч. Прыгающие через купальский костер, таким образом, «проходили» сквозь солнце, заряжались солнечной энергией. Если прыгали пары — парень и девушка, то они считались повенчанными самим Солнечным богом. Купающееся в реке солнце делало воду священной — вот почему люди тоже должны были в нее войти. Здесь обычно следовала расшифровка слова «купала» от индоевропейского корня «kup» в значении «кипеть», «вскипать» (солнце входит в воду и вода вскипает).
Все стройно и логично? Не совсем! Остается непонятным, почему праздник в честь солнца наступал ночью или, хотя бы, отчего, божественный огонь, который должно было зажечь солнце, не поджигали с рассветом, с первыми солнечными лучами? Зачем в центре священного костра стояла жердь с конским черепом (череп — символ ведьмы и колдуна)? Почему божественное Солнце не питало травы целебной силой, а разрушало ее? Какое отношение оно имело к березе и цветку Иван-да-марья? Отчего в обрядовых песнях не делается акцент на тучах, закрывающих, «скрывающих», «ворующих» у людей солнце? Ведь в наших широтах (столь удаленных от прародины солнечной религии) дожди на Ивана Купалу не редкость, а, скорее, правило.
Есть кое-что еще. Этнографические экспедиции не раз фиксировали поверья об очищающей силе огня. Так, если в деревне случалась эпидемия среди людей или домашних животных, то все огни в домах тушились, за деревней разжигали костер и прыгали через него, или прогоняли сквозь тлеющие угли скот. При этом сам костер не называли ни солнечным, ни купальским, а обряд мог совершаться в любое время года: весной, зимой, осенью — без привязки к солнцестоянию.
Солярная теория, широко распространенная в XIX веке и подвергаемая справедливой критике в наше время, дать ответ на эти вопросы не может. И хотя ее отголоски (точнее будет сказать — отблески) все еще освещают путь отдельным историкам, но светят слабо и больше по инерции.
«Мы тобе спалим, мы тобе утопим»
Попробуем подойти к трактовке ритуалов, совершаемых в день Ивана Купалы с точки зрения аграрной или земледельческой религии. И в первую очередь рассмотрим купальскую символику: шест или жердь с водруженным на нее конским черепом, березку и соломенную куклу (по сведениям этнографических экспедиций — важнейшие атрибуты праздника).
Иногда (но не всегда) соломенную куклу величали Купалой, старались придать ей форму человека, сооружая подобие головы и перетягивая соломенные бока в области талии. Век у куклы-Купалы был не долог: сначала ее проносили по деревне, потом, дойдя до полей, куклу начинали рвать на части, топтать и смешивать с землей. Затем «останки» соломенной Купалы заботливо подбирали и закапывали на разных участках поля.
Не менее коротким был век и у березки, которую часто (но не всегда) звали Марьей или Маринкой. Ее тоже проносили по деревне, а потом бросали в купальский костер или в реку, припевая:
Мы тобе спалим,
мы тобе утопим;
ты к нам боле не вертайся.
В чем смысл этих действий? Марьей или Мареной, Марой славяне называли смерть (мор, мора, маруха, кикимора). Собственно, не только славяне. Мара — божество зла в буддийской мифологии; злой дух, воплощение ночных кошмаров в мифологии европейцев («кошмар» по-английски — nightmare, по-французски — cauchemar). Следовательно, в купальском костре Мару сжигали, в реке топили и заклинали ее назад не возвращаться, то есть в течение года не нести смерть в деревню.
Получается, что в эту ночь огонь и вода, по поверьям, приобретали особую силу, способную отвести угрозу эпидемии, мора. Видимо, тот же смысл — защититься, стать неуязвимым для Мары — несли в себе прыжки через костер. Гораздо позднее (в эпоху Средневековья) этот необычайно популярный в наши дни и всеми любимый купальский ритуал стали рассматривать как гадание (разомкнутся руки у пары — значит, свадьбе не бывать и т. д.).
Вместе с Мареной в купальском костре сжигали еще одну нечисть — ведьму (шест с конским черепом). Кроме того, в огонь бросали старые башмаки, битые горшки, детали вышедших из строя сельскохозяйственных орудий, то есть все, что сломалось (чему навредила ведьма), а также оказывавшихся рядом с костром лягушек («то ведьма в жабу превратилась»).
Часть собранных в купальскую ночь трав — пояса из полыни, веники из крапивы — также были призваны защищать людей и их дома от ведьмы. В связи с этим становится понятен смысл, который вкладывали в посыпание пеплом от купальского костра дорог и улиц — чтобы ведьма не могла пройти в деревню.
Обрядовые действия, производимые с куклой-Купалой, напоминают «судьбу» Осириса — египетского бога плодородия. Жрецы лепили его тело из земли и смешанной с семенами глины. Со временем бог прорастал зерном и считался ожившим, воскресшим. Не этого ли ждали от соломенного Купалы? Не потому ли его «убивали», разрывая и затаптывая, чтобы он «воскрес» в колосьях нового урожая?
Как Купала не стал богом
На этом этапе возникает вполне закономерный вопрос: кто такой Купала — славянский бог плодородия? Но если это бог, то где его капище или храм? Как выглядел его идол, какие жертвоприношения ему приносили, чтили ли его в иные, некупальские дни?
Увы, приходится признать, что ни храма, ни жертвоприношений Купала не имел. Нет никаких сведений о том, что в его честь совершались культовые действия на протяжении всего года. (Автор статьи знает о том, что в наши дни Купалу называют богом лета, земных плодов, урожая… присваивают ему пятое место среди богов славянского пантеона, но это любительские версии: фантазийные, поэтичные, патриотичные).
Купала не бог — он тот, кто мог бы стать богом, он прообраз бога, материал, из которого боги ковались. И кто знает, кем бы мы сейчас называли Купалу, если бы христианство было принято на пару сотен лет позднее…
Туз в рукаве
В пользу земледельческой религии, которая прослеживается в обрядовых действиях, совершаемых на Ивана Купалу, свидетельствует и широко известная эротическая составляющая праздника. Степень сексуальной свободы, которая допускалась в ночь на Ивана Купалу, в разные века варьировалась — от обмена сексуальными партнерами между членами одной семьи — одной деревни — нескольких деревень — до создания новой семьи между двумя влюбленными («Купала повенчал»). Смысл обрядового эротизма принято трактовать однозначно — эти действия направлены на повышение плодородия земли.
Здесь же языческий праздник Ивана Купалы доносит до нас отголоски тех времен, когда на допускавшиеся ранее кровосмесительные связи накладывается категорический запрет. Речь идет о легенде, реконструируемой по Купальским обрядовым песням. Брат и сестра, Иван и Марья росли порознь и, встретившись, не узнали друг друга. Они вступили в кровосмесительную связь, а когда старейшины открыли им глаза на степень их родства, было уже поздно. Иван и Марья обезумели от горя — быть вместе они не могли, но и расставаться не желали. Тогда они превратились в двухцветный цветок Иван-да-марья: желтый глазок — Иван, синий — Марья.
Таким образом, у нас вновь возникают два важнейших купальских персонажа: Иван и Марья, Иван Купала и Марена, воскрешение и смерть, желтый и синий, солнце и вода, ян и инь, мужчина и женщина. Эти символы много древнее и гораздо шире узконаправленной солнечной религии. Это архаичные составляющие реликтовых культов, легших в основу мировых языческих и неязыческих религий.
Материал опубликован в июле 2007 в проекте «Телеграф Вокруг света», частично обновлен в июле 2024