Впервые о «Фроме» я услышал, когда мы с Артемом Задикяном пробрались на Ваганьковский холм, на котором возвышается дом Пашкова (главная библиотека страны) и где в процессе капитального ремонта при прокладке коммуникаций под толстым слоем земли фромовцы обнаружили вначале один вход в подземелье, потом еще два. Возможно, все они вели в одно подземелье. Не исключено, что здесь, на Ваганьковском холме, кончается тот основной ход-тоннель, который берет начало с нашей Берсеневки и который является одним из ответвлений хода, ведущего в Кремль. Ну, это сугубо мое гадательное предположение. Тем более что несколько месяцев назад, когда почти напротив Боровицких ворот Кремля тоже вели какие-то коммуникации, мы с Артемом в выкопанной рабочими яме совершенно четко видели кирпичную арку старинного тоннеля, напрочь, конечно, затрамбованную. Хотели сфотографировать, но нам не разрешили. Поэтому, как только я услышал о «Фроме», мне сразу подумалось, что эта официальная организация под таким кратким и загадочным пока что для меня названием ИМЕННО ТО, ЧТО МНЕ НЕОБХОДИМО, чтобы разгадать и нашу Берсеневку, ЕЕ ПОДЗЕМНУЮ ЧАСТЬ и завершить наконец то, чем занимались когда-то. Распечатать наше детство! Надо сказать, что люди из «Фрома» делали свое прямое дело — занимались комплексным исследованием состояния зданий и грунтов, геофизическими методами изучали деформации фундаментов, выделяли ослабленные зоны зданий, вообще исследовали многое другое, чтобы дать рекомендации по ликвидации причин разрушений. А наше дело заинтересовало их параллельно. Однажды геофизики поведали мне об одном загадочном белокаменном колодце с креплениями для винтовой лестницы на территории Пашкова дома. Была обнаружена и каменная емкость, своеобразный каменный сейф, под вестибюлем здания, пол которого по высоте несколько превосходит полы в других помещениях. Для чего конкретно был создан каменный сейф? Что в нем прежде было сокрыто? Замуровано? Заперто камнями? Неизвестно!
— Как вы думаете, — стал допытываться я,— а был когда-нибудь вход сюда, лаз?
Старейшие служащие библиотеки утверждали, что ничего не было. «Черный ящик» — и все. Имеется и еще один «черный ящик» в недрах Пашкова дома. Вход в него якобы находился в большой колонне. Кто-то из пашковцев знал, что в колонне имелась маленькая металлическая дверца, но на заре советской власти пришли военные и все наглухо забетонировали, причем свидетелей удалили, но слухи о деятельности военных просочились. Колонна существует, но она теперь — монолит! Никаких даже признаков былой дверцы, а разборке колонна не подлежит. Таково заключение специалистов, причастных к строительной технике, и «Фрома».
Так что же было прежде и в этом каменном сейфе? Под этим теперь монолитом? Опять же неизвестно. «Черный ящик» ассоциировался у меня с ящиком Пандоры: первая женщина в Древней Греции, созданная по воле Зевса — Пандора, захлопнула его, выпустив все пороки и несчастья, и, как говорит легенда, на дне осталась лишь надежда. Надежда на что? На то, что на Ваганьковском холме где-то «затаилась» библиотека Грозного? Это уже в нашем как бы ящике Пандоры...
Здесь же, на Ваганьковском холме, я впервые услышал и имена некоторых фромовцев — Татьяна Николаевна Костюкова, Юрий Анатольевич Михайлов, Александр Сергеевич Зайцев, узнал и о генеральном директоре Центра археологических исследований Москвы Александре Григорьевиче Векслере.
Собирая информацию о «Фроме», о его деятельности, я понял, что должен заполучить от фромовцев согласие на экспедицию на Берсеневку, короче, возгорелся желанием приобщить их, специалистов высокого класса, к нашим поискам. Тем более мы с Артемом поиски продолжали, и тем более, когда Артем проявил пленку, на которой сделал кадр, как я забрался в нашей подземке в пролом и сижу со свечой, он позвонил мне ночью (проявляет Артем по ночам, потому что день-деньской бродит с камерой по Москве), так вот ночью позвонил и взволнованно, почему-то шепотом произнес:
— Сзади вас на камне надпись!
Итак, в глубине кладки подземки, куда мы с Артемом пробрались, на камне, которому сотни лет, фотовспышка выхватила древнерусский текст.
На следующий день мы принесли в подвал паклю и старую полотерную щетку, почистили камень в проломе — буквы крупные, но не все рельефные. Еще один снимок, специальный, прицельный, потом увеличенный отпечаток текста, потом передача его молодому сотруднику Музея древнерусского искусства имени Андрея Рублева в Спасо-Андрониковом монастыре Алексею Яценко. Монастырь знаменит тем, что сюда с Куликова поля по приказу Дмитрия Донского принесли в долбленых колодах всех русских воинов-москвичей, павших в битве с монголо-татарами, и похоронили на монастырском кладбище. И еще — в Спасо-Андрониковом монастыре есть икона святого Николы, написанная при жизни Ивана Грозного.
Алеша — недавний выпускник Московского университета, специалист по чтению древнерусских текстов. Наши каменные тексты (мы нашли и второй камень с надписью) вызвали интерес не только у Алеши, но и у сотрудников отдела древних актов Госархива России: не так часто подобные находки извлекают в подобном драматическом месте. И вот на «светлом» камне (мы так назвали его потому, что он находится на свету, то есть в раскопанном Артемом и мною месте, где прежде была колокольня) Алеше по фотографии удалось разобрать слова:
ТИМОФЕЯ И МАРИИ………….
ЦЕРКВИ…… МЕСЯЦОВ………
... СОТВОРИТ ГОСПОДЬ БОГ В
БУДУЩЕМ ВЕЦЕ ………..(веке)
……ВЕЧНУЮ ПАМЯТЬ……….
Кто они, Тимофей и Мария? И что еще на этом многострочном камне о них или еще о ком-то или о чем-то сказано? Алеша Яценко берется постичь это непосредственно на месте: должен полустертые буквы прощупать, проосязать, и тогда, может быть, возродится целостность надписи, что и о ком еще сказано. Алеша обещал прийти к нам, когда будет возможность открыть камень до конца для полного обозрения.
Второй камень — «темный», его снимал Артем в проеме подвала. Слова, разобранные Алешей по фотографии:
…….СВЯТЫХ МУЧЕНИКОВ ПЕТ
(очевидно, Петра)
…….МАТФИЯ……………………..
СОТВОРИТ Г(оспо)ДЬ ВЕЧНУЮ
ПАМЯТЬ……………………………
Что, в память этих мучеников кто-то захоронен в подвале, в склепе? Может, их пытали здесь, а потом кто-то с именами мучеников похоронил? Или это захоронены отрекшиеся от греховного, кровоточащего мира служители этого храма? Плита с текстом ведь была запрятана, заложена толстой кирпичной кладкой. Или это кладка более позднего периода? А зачем понадобилось ее сотворять, если это так? Остается теперь совсем немногое, тоже дочитать до конца текст и взглянуть, что же темный камень таит. Мы с Артемом самоуправно этого сделать не смеем: будем ждать — вдруг все-таки приедет группа из «Фрома», способная извлекать сведения из-под земли. Если приедет, то во главе с директором, а директор Костюкова; не исключено, что заинтересуется нами и генеральный директор археологических исследований и наступит ясность и с камнями, и с подземным ходом.
А Татьяну Николаевну мое предложение по поводу Берсеневки сразу заинтересовало, и она попросила зайти, поговорить подробнее.
«Фром» — надпись на небольшой картонке, прикреплена на шатких дощатых дверях в старом, как старая Москва, трехэтажном доме, напротив знаменитого МХАТа. За дверью оказался длинный подремонтированный дощатый стол, вешалка в виде набитых на доске гвоздиков, которая, в свою очередь, прибита к простенькому шкафу; старые стулья, старый телефонный аппарат, который звонит не умолкая, чем-то напоминая кипящий чайник, на котором подпрыгивает крышка.
Татьяна Николаевна выслушала меня между телефонными звонками и сказала, что предположительно можно будет начать работу в середине весны, когда окончательно установится погода. Подарила эмблему — летучую мышь, так что отныне я тоже стал считать себя фромовцем.
Совсем недавно в подземельях бывшего Пашкова дома нашли старинные монеты. А что касается нашего темного камня, возникает мысль о склепе. Возможно, где-то совсем поблизости и подземный ход в Кремль? Под рекой?
Возможно, поблизости, хотя бы в церковном дворе Николы. Там, кстати, находится тот камень, о котором говорил Жора Таланов, один из наших ребят, живший на церковке, камень, на который потом натолкнулись землекопы, в начале тридцатых проводившие газ в бывший дом священника. Землекопы камень зарыли, не полюбопытствовали даже, что же за надписи были на нем, не подняли его, значит, он сохранился и по-прежнему покоится нетронутым под землей.
Берсеневке суждено было многое увидеть, пережить и утратить.
Неожиданно выяснилось, что мы с Александром Зайцевым как бы заочно знакомы, потому что, оказывается, он бывал в нашем правительственном доме, посещал музей истории дома, а главное, мы знакомы через моего друга Владимира Куйбышева, живущего на Берсеневке с начала 30-х. Володя — сын В.В.Куйбышева, по профессии — архитектор. Фромовец Александр Зайцев провел у Володи однажды целый вечер, говорили они о трагической гибели Володиного отца, который был отравлен, беседовали о доме как об архитектурном памятнике на историческом месте, о проходящем капитальном ремонте квартир (подъезд за подъездом), в частности, о поставленном сейчас на капитальный ремонт 19-м подъезде, где когда-то жила Светлана Аллилуева — пожалуй, это была одна из первых ее самостоятельных квартир, когда она впервые вышла замуж и поселилась на Берсеневке. Кстати, мы с Артемом посетили 19-й подъезд, чтобы отвинтить первозданные квартирные номерки — все равно выбрасывают, а это часть прошлого: за каждым номерком — судьба...
И вот я опять нахожусь в стареньком фромовском особнячке на третьем этаже, но в другой, рабочей комнате, загруженной катушками с электропроводами, сейсмоприемниками, самописцами; стоит талгар-регистратор и тележка для его транспортировки; лежит молот для простого механического «сотрясения почвы», чтобы талгар-регистратор фиксировал возбуждаемые в слоях почвы волны и классифицировал их; стоят и некоторые составные части георадара, который прощупывает почву энергией зондирующего импульса. Почти на всем имуществе по трафарету отпечатана фромовская «летучая мышь», но мне кажется, что на чердаке особнячка обитают и настоящие летучие мыши.
На померкших, давно не ремонтированных стенах кнопками приколоты небольшие картограммы электрических и механических разведок, или «рисуночков» — как называют их в быту геологи, различных районов Москвы, уже прощупанных и просвеченных, например, дома Пашкова, Святогорского монастыря.
Некоторые из рисуночков напоминают школьные контурные карты, но только цветные, где в «морских просторах» плавают многочисленные острова, часто окруженные отмелями. Я уже знаю, что острова — это фиксация фундаментов давно ушедших из нашей жизни старинных московских построек; «отмели» около островов или зоны малой плотности — «подвалы», «колодцы», деревянные конструкции в виде свай (например, недавно «светили» в Кремле Ивана Великого и выяснилось, что этот прославленный гигант воздвигнут на деревянных сваях), а замкнутые очертания в рисунках с короткими черточками-палочками, направленными внутрь, — это уже не просто фундаменты, а остатки деревянных сооружений.
Я разглядываю на белой бумаге результаты сейсморазведок и электроразведок и будто ухожу в далекое прошлое Москвы, в русскую фигурную красочность, когда еще не рухнули «все облики» и Тихон Холодный из тридцатых годов не писал еще в статье «Столица социализма», что «молодому ведущему классу нет делало тех, кто давно оттопал свое по дорожке истории». На электрических схемах — то, что было когда-то в престольном Кремле (Кремнюке), вижу центр этого гордиевого узла, где всегда была сокрыта «тайна тайн московских», где прогуливался Грозный, не расставаясь с ключами от своей подземной библиотеки, ставшей теперь, может быть, главной «тайной тайн московских» и которая, по предположениям некоторых ученых, может находиться и рядом с Манежной площадью. Здесь тоже оказалось много старинных фундаментов, деревянных сооружений, колодцев, и ведь на краю площади, где старое здание университета, находился Опричный замок, на воротах которого был изображен лев с зеркальными глазами и где вздымались на башнях черные двуглавые орлы. Интересно, нарисует электричество эту «Лубянку Грозного»? Близко к названному району площади недавно приступил к работе Юрий Анатольевич Михайлов: кочует тележка с талгаром-регистратором, а помощники Юрия Анатольевича простукивают площадь молотами, посылают импульсы вглубь, и при этом раздается иногда по радиосвязи команда Юрия Анатольевича от талгара — молотобойцам: «Еще один удар! Еще! Сильнее! Ну же, ба-баах!» Вообще-то Юрий Анатольевич Михайлов скоро пригонит пневматический молот, уж он-то наверняка достучится, добахается «до Грозного». Я :рассказал об Опричном замке Юрию Анатольевичу, когда помогал перекатывать тележку с регистратором на очередную цифру-отметку, проставленную на асфальте белой краской, и протягивать провода к сейсмоприемникам, что напомнило мне дни военной службы, когда бегал с тяжелой катушкой с телефонным проводом: наводил связь между ротным и батальонным командирами. Только тот военный провод надо было специальным шестом по возможности еще закидывать и на ветви деревьев и вообще всячески маскировать, а этот просто стелился по гладкому городскому асфальту. Почему-то меня теперь все чаще настигают воспоминания о неокрепших парнях военных лет. И большой выем грунта, который произведен на Манежной площади, где лопаточками и скребками ведут тихую работу археологи, напоминает мне ту воронку от немецкой бомбы, которую описал в дневнике погибший на войне мальчик-солдат Лева Федотов и которую примерно на этом месте на Манежной площади он разглядывал, потрясенный, что немцы едва не угодили в Кремль.
На стене фромовского особнячка в рабочей комнате кнопками аккуратно приколот цветной поперечный разрез места, но уже неподалеку от Лубянки. Тут различного вида красные, зеленые, желтые квадратики, прямоугольнички, которые насыщают культурный слой, а потом рисунок погружается в более ровный красный цвет — коренные породы, уже не имеющие «культуры». Особые уплотнения и наличие мелких красных, зеленых, желтых квадратиков, прямоугольничков показывают глубокий «колодец».
Я уже научился элементарно прочитывать как плоскостные, так и поперечные рисунки. Безмерно увлекательно, просто геологические детективы. Анатоль Франс оставил нам слова: «То, в чем нет загадочности, лишено очарования». А это Гёте: «Лучшее, что нам дает история, — возбуждаемый ею энтузиазм».
Достаю пластиковый пакет, который принес с собой, извлекаю из него чертеж Малютинского подземного хода вплоть до Кремля, фотографии церкви Николы и наших с Артемом камней с текстами, раскладываю на столе. Татьяну Николаевну Костюкову, к сожалению, вызвали на совещание, и она пока не увидит эти фотодокументы, но все равно без нее никакой экспедиции на Берсеневку не состоится.
Появляется Александр Зайцев, он начальник отделения «Фрома», а с ним и Юрий Анатольевич Михайлов, он ведущий геофизик. Если Александр в джинсовом костюме, Юрий, как всегда, в пиджаке и при галстуке, но это вовсе ничего не значит, он такой же азартно-романтический человек, как и Александр, и готов в пиджаке и при галстуке принять участие в любой подземной «авантюре». Я в этом убедился, когда мы с ним беседовали на Манежной площади и я рассказывал об Опричном замке. На площади я тогда проработал несколько часов: идет георазведка под большое, намечающееся здесь строительство, связанное с «глубинами земли». Я уже как фромовец осваивался с техникой. Выяснил, что можно прорубать отверстия в предполагаемые пустоты, запускать туда видеокамеру и демонстрировать на экране содержимое пустот. Интересно, сгодится подобное для Берсеневки, для наших «черных ящиков»? Можно запускать на длинной штанге и фотокамеру со вспышкой с дистанционным управлением. Представьте себе, Артем сам такую систему изготовил: фотокамеру со вспышкой запрятал в банку из-под импортных сосисок, потому что импортная банка длинная — в нее и поместилось, и она легко проходила даже в обычную, небольшого диаметра буровую скважину.
Александр и Юрий оба разглядывают разложенные мною фотографии, и постепенно их внимание полностью переключается на чертеж предполагаемого Малютинского тоннеля в Кремль. Им ничего не надо объяснять. Тем более Александр месяца два тому назад встречался и с Владимиром Куйбышевым, с которым я не раз бродил по этим местам.
Появился и Артем с неразлучной фотосумой, именно сумой, а не сумкой через плечо, потому что шитой-перешитой-перештопаной. Он среди фромовцев свой человек — и подручный геолог, и археолог, и просто землекоп (армию недаром отслужил в стройбате), ну и, конечно, фотограф, который снимает нужные рабочие моменты.
С появлением Артема завязывается деловой и уже конкретный разговор: когда именно Юрий Анатольевич и Александр Сергеевич прибудут с аппаратурой к нам? Не выдерживаю, спрашиваю Сашу:
— Как будет выглядеть подземный ход на электрическом рисунке, если обнаружим?
— Линией ориентирования, а на поперечном разрезе — заячьи уши.
Непонимающе гляжу на Александра. Тогда он на листке рисует уши, вполне заячьи, но только покороче и пошире.
— Как узнать, что ход идет под рекой? — продолжаю я пытать Александра и Юрия.
— Достанем лодочку,— говорит Юрий Анатольевич (так и сказал — лодочку),— погрузим аппаратуру и потихонечку поплывем себе. Электроразведка на воде. Лучше всего делать в мае, будет достаточно тепло.
— Электрический импульс сквозь Москву-реку,— уже как бы со знанием дела произношу я.
— Получим рисуночек,— подтверждает Юрий Анатольевич.
— Надо вдоль всего Кремля проплыть,— тут же предлагает Артем.
— Проплывем и вдоль всего Кремля. Проверим, что там.
— Но тоннель, конечно же, мощно чем-нибудь заделан! — спохватываюсь я.— Как же будет на рисунке?
— Так и будет, что заделан.
— А чем заделан, можно понять?
— Попытаемся.
— Края его, значит, будут ориентированы?
— Будут, — успокаивает он меня.— Изолинией.
— И сундуки с золотом будут вычерчены...— не выдерживает Артем и опять смеется.
И мы опять все смеемся.
— А что,— продолжает Артем. — Нашли же сейчас на Манежной площади клад!
— Нашли,— кивает Александр Зайцев.
— Что? Настоящий клад? — загораюсь я.
— Да. Серебряную утварь, монеты. И слюдяное оконце, что ли, датируемое пятнадцатым веком. Но сам не видел.
— Это период Ивана III — дедушки Ивана Грозного! — восклицаю я.— Женат был на Софье Палеолог.
— Кажись, да, на этой бабушке, — шутливо кивает Александр.
— Она-то впервые и привезла в Россию ценные книги, собрание которых потом пополнял Грозный.
— Доберемся и до библиотеки, — бодро заявляет Артем. — Где-нибудь в подземелье, в «черном ящике». Очередном...
— Значит, отправимся на Берсеневку!
— Окончательно договоримся с Татьяной Николаевной: она главная хозяйка.
Энтузиазм возбужден — и это, конечно, лучшее, что нам дает история...
После 19-го подъезда встал на капитальный ремонт 1-й подъезд со своим комендантским двориком. Тревожная тьма окутала его изношенные лестницы, в пустых, темных многокомнатных квартирах и на застекленных террасах, предназначенных в прошлом под зимние сады,— стуки, скрипы, шорохи... Со дня на день встанет на капитальный ремонт и последний, самый в прошлом престижный 12-й подъезд, и тоже со своими зимними садами и бильярдными. Его тоже охватит тревожная тьма, тоже начнут посещать стуки, скрипы, шорохи, начнут плакать и шептаться стены, начнутся аномальные явления. И как раз между этими важнейшими в доме, опрокинутыми в оголенную тьму подъездами будет полыхать смехом Театр эстрады.
Что еще я теперь увижу и услышу в глубине, если туда все-таки попаду? Что нас ждет впереди? Что еще обнаружит Берсеневка, обнаружат и наш бывший ЦИК — СНК дом и вотчина Малюты?
От редакции
Когда мы готовили к печати рукопись, узнали, что ученые из «Фрома» согласились помочь искателям подземного хода продолжить поиски и нанести на план уже найденные отрезки подземелья.
Михаил Коршунов, Виктория Терехова
Фото А.Задикяна
