Н а скалистой горкой в деревне Пояконда избушка Марьи Николаевны Ивановой. Стучу в дверь.
— Кого там пустельга принесла? — кричит из сеней хозяйка.
— Лесник с острова Великого. Отвори, Николаевна.
Вхожу в жарко натопленную избенку. Вижу — на столе соленые огурцы, картошка в мундире, миска с маслом. Хозяйка сидит на старинном резном стуле. Похоже, ждет гостей: Марья Николаевна содержала избу, которая была чем-то вроде гостиницы для лесников Кандалакшского заповедника, а также для ученых-биологов, приезжавших на биостанцию.
— Везучий — к еде, невезучий — к беде, — философски заметила старушка. — Сапоги сымай, на печку полагай. Портянки — на шесток. Куртку на веревку вешай над плитой. Садись к столу и ответствуй: куды путь держишь?
— В Кандалакшу, по делам. Ясные глаза хозяйки прищуриваются.
— Глубок человек, нету ему дна, нету конца его душе. И все зовет его душа в дорогу. Вот поморы-старики были. Куды только не плавали, лиха не пужались. В Норвег хаживали. Грумант достигали.
Николаевна подумала, а потом спросила:
— Вот ты зачем на острову живешь? Чего тебе там надобно?
Я не успел ответить. Она ответила за меня.
— Потому что без дороги нету жизни человеку. Без паруса и весла нету помора. В начале дороги надежда. В конце — радость. Слева — тоска. А справа — беда. Чтоб беды не было, как поступить?
Я пожал плечами, уплетая вкусную разваристую картошку с топленым маслом.
— Чтоб не было беды в дороге, пусть жена перед твоим отъездом зажжет свечку из камня-алатыря. Его неспроста морским ладаном поморы зовут. Всегда перед плаванием в старину зажигали.
— Камень-алатырь — это янтарь? А где же его поморы доставали?
— Доставали, парень. А где — не сказывали. В старину морского ладану в каждом дому бывало изрядно. Вот и у меня за иконой лежал кусок. Как раз перед твоим приходом Андел у меня побывал, выклянчил.
— Какой Андел? — удивился я.
— Ну, лесник с острова Анисимов. Плечи — коса сажень, глаза зеленые, как у кота, ночью светятцы. А зовут — Андел. Андел во плоти! Хоть по лбу колоти!
И старуха весело захохотала. Потом подмигнула и, понизив голос, заговорщицки сказала:
— У Андела к морскому ладану интерес особый. Он, видать, тайну его узнал. В камне том силища великая. Чудодейное средство для здоровья. Да нынь не ведают, как им пользоватцы. А узнать можно только на острову Буяну. Там его много, морского ладану-то. А сторожит его мудрая змея Гарафена. Она тебе вопросы задаст. Коли не ответишь — пеняй на себя. А коли ответишь — все тайны узнаешь, и с камнем в достатке вернешься.
Как-то однажды в ветреную осеннюю ночь, возвращаясь на свой кордон, я пристал к острову Анисимов. Дай, думаю, пережду непогоду у лесника Анди Варипуу.
...В домике никого не было. Хорошо протопленная печь источала сухое благодатное тепло. На столе стояла керосиновая лампа. Я зажег ее и осмотрелся. Вряд ли где-нибудь на свете был более необычный кордон... Он походил на маленькую картинную галерею. Картины, писанные маслом, висели на стенах, в простенках, а некоторые даже над окнами, у самого потолка. Возле печи стоял диван — ножками и спинкой ему служили свилеватые коренья сосны, обработанные и покрытые лаком. Вся печь была разрисована. Она напоминала шахматную доску: одни клетки темные, другие — светлые. Рисунки имитировали изразцы. На темных клетках был изображен Старый Тоомас, на светлых — Бегущая по волнам. В углу возле батарейного приемника — скульптура: портрет широкоскулого старика. Над столом — длинная полоса бумаги, на ней по-латыни написано: «Ни дня без строчки». На этажерке — справочники, определители птиц и растений, книги на иностранных языках. На столе лежал раскрытый журнал для дежурных записей и фенологических наблюдений.
Неожиданно дверь отворилась, и на пороге показался хозяин, Анди Варипуу. Я узнал его сразу — вспомнил слова Марии Николаевны...
Анди снял плащ и резиновые сапоги-бродни, кинул полешко в печь. Скоро зафыркал чайник. Я достал банку тушенки, сгущенное молоко, хлеб. И за этой нехитрой трапезой мы просидели до глубокой ночи, и все больше говорили о янтаре. О северном янтаре.
— Значит, про остров Буян ты слышал от Николаевны? — спросил Анди.
— Ну, этот янтарный остров из области сказки...
— Сказка возникает не на пустом месте, — заметил Анди и рассказал, о чем он думает долгими одинокими вечерами. Я слушал его с огромным интересом, многое из того, что он говорил, было для меня новым и даже неожиданным.
...В польских хрониках под 870 годом сохранилось упоминание о некоем таинственном городе. Город был большой и богатый, назывался он Венета и находился, кстати сказать, на острове. Богатства этого города были так велики, что, по свидетельству летописца, дети просто играли золотыми и янтарными шариками. Рассказывалось также, что остров этот опустился в морские воды и город, естественно, погиб. Историки с недоверием относились к этому сообщению...
А между тем в шестнадцатом веке некий Томаш Кантцов, побывав на одном из островов Балтики, а именно на острове Волин, нашел там огромные обработанные камни. «Это фундаменты, оставшиеся от древнего города»,— записал Кантцов. Кроме того, в своих записях он привел свидетельства моряков, которые утверждали, что в ясную погоду на дне моря у берегов этого острова можно видеть руины каменных зданий. Кантцов считал, что легендарная Венета находилась на острове Волин. Тем более что в летописи говорилось, будто бы Венета стояла на острове, запирающем вход в пролив. Историки обрушились на Кантцова с насмешками и быстро отбили у него охоту заниматься древностями. На этом обследование загадочного острова прекратилось на несколько столетий.
Только в 50-х годах нашего века историки вернулись к легендарному острову. Во время строительных работ на острове были обнаружены остатки полусгнившего деревянного строения. Польские археологи определили, что бревнам не менее тысячи лет. Раскопки показали, что жители Венеты были искусными мореходами. Даже мостовые они мостили старыми досками от кораблей.
Хозяевами этого города были славяне. Археологи обнаружили во время раскопок глиняные черепки с характерным славянским орнаментом. Древние постройки также имели типично славянские черты.
Легенды о богатстве города не были выдумкой. Археологи нашли множество украшений из золота и серебра, но главным образом из янтаря. Жители Венеты были не только его добытчиками, но и искусными мастерами, изготовлявшими из янтаря красивые ожерелья и подвески.
— Значит, древние славянские легенды про янтарный остров Буян и про змею Гарафену, которая сторожит этот камень, пришли к нам из Венеты? — спросил я.
Анди ответил не сразу.
— Мне думается, что дело обстоит не так просто. Я слышал от поморов, что существовал старинный «янтарный волок». Из Белого моря шли в Двину, затем поднимались по ее притоку Пазе. Оттуда через волок — в Печору. На ее берегах и добывали морской ладан. Но ходили и еще дальше, куда-то на берег Ледовитого океана. Поморы хранили морской ладан на почетном месте за иконами или на виду, на самой божнице. По древнему обычаю, чтобы не покидала удача, корабль перед выходом в море окуривали дымом горящего янтаря...
— В чем же заключалась необычайная притягательность янтаря? Только ли в красоте?
— Думаю, древние знали и ценили прежде всего целительную силу его, о которой мы, возможно, знаем далеко не все...
Анди замолчал. Сейчас я отчетливо слышал, как шумят под ветром деревья и глухо плещет волна.
Наутро, когда я снимал лодку с якоря, Анди, глядя в морскую даль, сказал:
— Я буду искать остров Буян за Полярным кругом...
В деревне Черная Река мне приходилось бывать, по островным понятиям, часто. И когда бывал, непременно заходил к поморке Евдокии Михайловне Никифоровой — попить чайку и послушать ее рассказы. Ей в ту пору было восемьдесят пять — годы, что и говорить, великие. Однако бабка была бодрая, жила одна и по дому все делала сама. В свое время Евдокия Михайловна и ее муж, Андрей Павлович, были первыми лесниками-наблюдателями острова Великого.
— Евдокия Михайловна, а что вы знаете про остров Буян? — спросил я после встречи с Анди.
— Сказывают мудрые люди, что когда-то на острове Буяне построили подземный дворец. И снесли туда со всей земли, из всех тридевятых царств, тридесятых государств всю мудрость, в книгах писанную, в камне высеченную, в образах рисованную. И над тем местом посадили дуб. Коли ты знаешь заклятье, дак в тот подземный дворец можешь спуститься. А самая главная мудрость и самые важные секреты написаны на шаре, который из алатырь-камня выточен. Прочитаешь эти письмена — узнаешь про все на свете и даже про то, как молодость воротить.
— Неплохо бы побывать на острове Буяне, — заметил я.
— Прежде чем туда попасть, нать на Грумант заворотить, — сказала бабка.
— А зачем?
— Как зачем? Грумант-остров тоже ведь непростой, тоже волшебной. Нать взять с Груманта черных камушков. А коли на Буян попадешь, то приди под дуб, брось камушек через левое плечо да скажи заклятье. Тут дверь в подземелье и отворится. А как через правое плечо кинешь — закроется.
Сказывали, мой прадед на острове Буяне побывал. Вот как дело было. Били они китов в теплых норвежских водах. И увидели среди моря лодку с парусом. Поняли, конечно, что беда с каким-то кораблем вышла, подплыли к лодке...
А там сидит какой-то иноземный купец. Взяли его на борт. По-русски он мог говорить, рассказал, что с ним вышло. Команда взбунтовалась, ограбили его да и ссадили в лодку.
— А куда же шел твой корабль? — спросили у купца.
— На остров Буян.
Тут поморы-китобои переглянулись. Слыхали они про остров Буян не раз, но чтоб в самом деле ходить туда...
— Небось матросы твои забоялись туда плыть, — говорит прадед, Иваном его звали.
— Забоялись. Стали нам попадаться великие змеи морские, вот они с перепугу-то и сделали злодейство.
— Туда кто хошь забоится, — говорят поморы.
— А я бы не забоялся, — говорит Иван.
— Если хочешь,— предлагает ему иноземный купец,— садись ко мне в лодку, ветер как раз подходящий. Только еды возьми да бочонок с водой. А ише — есть ли у тебя черный камушек с Груманта?
— Есть,— говорит Иван.
— Возьми его с собой всенепременно.
И поплыли они туда, куда ветер путь им показывал. Долго плыли. И ничего не боялись. Случалось, великие морские змеи пасти на них разевали, не было страха.
Наконец встал из вод остров Буян. Он из себя не так уж и велик — версты две в длину и будет. Покрыт багульником, голубичником, вереском. Птицы там дикой превеликое множество.
Посередь острову стоит дуб. Иноземный гость кинул через левое плечо камушек, сказал заклятье. Мигом отворилась дверь в подземелье. Иноземный гость стал спускаться по лестнице. А Иван не спешит, свой камушек подобрал.
Спускается следом. Темно, жутко. Подошли к тяжелой двери, обитой железом. Купец дверь толкнул, тяжко она заскрипела. И ударил им в лица свет.
Видят они большую комнату. Посередь ее стоит тяжелый дубовый стол.
На столе — мраморная чаша. А в ней — шар из алатырь-камня. Весь он светится желтым светом, и видны на нем диковинные письмена.
Купец пошептал немного, руками над шаром поводил, потом вдруг схватил его — и бежать. Иван было следом — дверь перед ним захлопнулась. И не поддается.
Вдруг слышит Иван ужасный шум и скрежет. И видит — вылезает из-под стола скелет большущей собаки. А пасть у нее зубами щелкает, и каждый зуб — длиной с палец Ивана.
Что тут делать? Никакого оружия у Ивана нету, даже дубины простой. Тут уж он испугался. Да с испугу-то бросил в этот собачий скелет черным камушком. Камушек прямо в пасть угодил — и вмиг весь скелет на косточки рассыпался.
Иван камушек схватил, поворотился было к двери, да услышал шум ужасной. Летит на него стая медных летучих мышей, острыми когтями бряцает. А впереди стальной коршун.
Бросил Иван своим камушком, прямо в коршуна попал. И тут коршун поворотился да и кинулся на летучих мышей. Вышла меж има битва великая, крик, звон, визг поднялся. Иван скорей бежать прочь. Дверь перед ним открылась.
Выбежал наверх и видит: лежит купец бездыханный, с разбитою головою. На дубу-то, вишь ли, был один-единственный сухой сук, он и пал ему на голову.
А рядом янтарный шар лежит и светится ярко так — глаза сами собой жмурятся.
Вдруг сухой сук превратился в змею, заползла она на дерево и там снова в сухой сук обратилась...
Взял Иван янтарный шар в руку и прочитал на нем таковы слова: «Тот все великие истины узнает, кто меня не ради себя, а ради многих людей похитит».
Думает Иван: «Нехорошо оно вышло-то. Не по чести, не по совести, видать, мы на остров Буян попали. Нать этот шар назад снести».
А идти-то назад ох как боязно! Однако Иван твердое сердце имел.
Спустился потихоньку в подземелье. Видит: стальной коршун и медные летучие мыши недвижимы лежат. Положил Иван шар янтарный в мраморную чашу — и мигом с полу вся нечисть исчезла.
Поднял он глаза, а у стены уж стоит высокое кресло, и в нем сидит девица красоты неописуемой. И на голове у нее янтарная корона. Улыбается она и Ивана спрашивает:
— Зачем пожаловал ты на остров Буян? Чего ты здесь ищешь?
Тут Иван совсем опешил, руками развел и говорит:
— Да вроде бы ничего и не ищу. А интересно было мне взглянуть на остров Буян да потом внукам своим про то рассказать.
Тут она снова улыбнулась и говорит:
— Ну что ж, вот ты и посмотрел на остров Буян. Счастливо тебе до дому добираться. Только не забудь свой камушек.
И протягивает ему черный камушек.
Взял его Иван и пошел прочь. Вышел на берег, а тут и корабль его стоит. Поморы шумят:
— Здорово, Иван! Вишь ли, ветрами буйными нас сюда занесло, тебе на счастье!
Вернулись они благополучно, и много раз потом Иван сказывал, как он на острове Буяне побывал.
Прошло время. С арктического берега, что возле Чешской губы, привез я пластинку янтаря величиной с ладошку ребенка. И когда гляжу на нее, всегда вспоминаю рассказы поморов о северном янтаре. И конечно, лесника Анди. Нашел ли он остров Буян? К сожалению, след Анди затерялся, но я слышал, что кусочки янтаря обнаружены геологами в ряде мест Яно-Индигирской низменности, на побережье Ледовитого океана и в низовьях Лены.
В. Опарин | Рисунок Г. Комарова
Беломорский Геракл
Очерк В. Опарина можно отнести к разряду «вторичных быличек» — рассказ о реальных случаях, в который вкраплена сказка-быль о легендарном острове Буяне и камне-алатыре. Комментария требует вторая, сказочная сторона очерка.
Сказ о плавании некоего Ивана на остров Буян, о его приключениях в подземелье с шаром из камня-алатыря представляет, на мой взгляд, очень позднее произведение, «склеенное» народной фантазией из различных легендарных и литературных сюжетов. В чистом, так сказать, виде камень-алатырь и остров Буян в сказках, как правило, не встречаются. Сфере их существования — заговоры; значительно реже — духовные стихи; крайне редко — былины. Трудно сказать, насколько Волин с Венегой можно считать прообразом острова Буяна. Как согласно считают все историки и филологи, остров Буян — это остров Руян древности, современный остров Рюген, на котором находился священный город западных славян Аркона и центральное святилище. О богатствах и роскоши храмов, в том числе и об украшениях из янтаря, писали западные средневековые хронисты. Утверждение христианства в славянском Поморье и последующее немецкое завоевание разрушили богатую и самобытную культуру западных славян, превратили в руины их города. Но память об этих священных центрах сохранилась у славян восточных.
Дело в том, что VIII—X века были временем оживленной торговли Балтики со странами Востока и торговый путь проходил через русские земли. Не случайно в древнейших слоях древнерусских городов археологи находят немало следов западнославянской культуры.
Память о древних культурных центрах западных славян сохранилась у славян восточных и в закодированном виде, перейдя в ритуальный фольклор. Христианство превратило древних языческих богов и их спутников — птиц, зверей, пресмыкающихся — из богов «светлых» в богов «темных», подземных. Собственно, и сам остров Руян превратился в остров Буян, остров мертвых, в подземный мир, поскольку на Севере «буяном», «буевищем» раньше назывались кладбища. Таким образом, Иван, спускаясь в подземелье острова Буяна, спускается в царство мертвых, где, подобно древнегреческим героям, сражается не с животными, а с богами подземного мира, повторяя отчасти подвиги Геракла: с Кербером (скелет собаки), стимфалийскими птицами с медными когтями и клювами (медные летучие мыши) и лернейской гидрой (змея)... Откуда взялось это сходство подвигов греческого и беломорского героев — сказать, право, затруднительно.
Думаю, что искать остров Буян бесполезно. Ведь и камень-алатырь, обычно отождествляемый с янтарем, на острове Буяне — инородное тело! Он туда откуда-то доставлен...
И здесь открывается любопытная ситуация. Древний торговый путь от берегов Балтики в страны Востока отмечен множеством предметов транзитного экспорта как с Запада, так и с Востока, но меньше всего на нем обнаружено янтаря. Отдельные янтарные изделия встречаются в слоях древнерусских городов, но их мало даже в Новгороде. Янтарь не стал принадлежностью славянского национального костюма ни у восточных, ни у западных славян. Что же касается интереса к янтарю поморов, то он объясняется просто: им заменяли дорогой и в прошлом труднодоступный ладан, необходимый для богослужения, в том; числе для освящения спускаемого на воду нового судна, молебна перед отплытием и так далее. Вот почему интересно упоминание В. Опариным «янтарного волока». Сам я о нем в своих поездках по Северу никогда не слышал и не встречал этого названия у других исследователей. Он кажется мне сомнительным потому, что на Севере янтарь не был предметом промысла и торговли. И если в своих плаваниях поморы иногда находили «морской ладан», то относились к нему как к диковинке или жертвовали в свои приходские церкви. Но разобраться с этим стоит, как необходимо разобраться вообще в «янтарных путях» Восточной Европы и в месторождениях янтаря, которые разрабатывали люди в различные исторические эпохи.
Здесь исследователя могут ожидать самые неожиданные открытия.
Андрей Никиктин, археолог
