Е жегодно в Монголии убивают до 10 тысяч волков. Нигде в мире не истребляют их в таком количестве. Столь жестокое отношение к животным вызывает сегодня вполне естественный протест. Но у скотоводов Монголии есть свои причины для борьбы с «ханом хищных зверей» — «Чоном» (так здесь называют волка), которую они ведут с древнейших времен... Немецкий журналист Тилъман Миллер и его коллеги, побывавшие в Монголии, стали очевидцами этого непримиримого противостояния.
Откуда-то вдруг появились орлы и стали бесшумно кружить над головами охотников. Байар, обладатель лисьей шапки и огненно-красной физиономии, торжествующе поднял вверх большой палец. Теперь он знает, что волки рядом: ведь хищные птицы всегда высматривают на земле остатки недоеденной волком добычи. «Орел выдает волка», — говорят монголы.
Охотники притаились за скалами. Тридцатиградусный мороз пробирает до костей, но пошевелиться нельзя: малейший шорох, щелчок фотоаппарата — и многочасовое ожидание окажется напрасным. «Волк всегда остается хозяином положения, — говорил Байар перед началом охоты. — Когда он чует человека, то взбирается на гору, чтобы сверху найти брешь в оцеплении и попытаться спастись».
С другой стороны горы Хух Азга находятся загонщики с лошадьми. Они обогнули лысую степную гору высотой более километра и сейчас карабкаются вверх по каменистому склону. В спину им дует степной ветер, мешающий волкам почуять охотников, которые находятся на расстоянии ружейного выстрела от вершины.
Байар тащит через скалы свой доисторический чешский карабин К-600. Тридцатидвухлетний охотник, мускулистый, ловкий незаменимый помощник пастухов. Они обращаются к нему и его товарищам, когда очередная стая волков нападает на стадо. Так было и сегодня: один из пастухов, потерявший лошадь, попросил Байара о помощи и предложил ему в загонщики своих сыновей.
Волки уже совсем рядом. Охотники напряженно прислушиваются: если стая сейчас не появится, значит, все напрасно. Но вот, так же внезапно, как перед этим орлы, волки вырастают из-за гребня горы — три... четыре... пять... там, на вершине, в двухстах метрах от людей. Почти сразу же они исчезают из поля зрения, только один бежит наискосок вниз по долине к откосу и вдруг на миг растерянно замирает. Гремит выстрел. Волк падает. Тишина. С минуту ни один охотник не трогается с места: ждут — не придут ли и другие. Потом они осторожно подходят, обступают убитого Чона. Это большой самец, четырех-пяти лет от роду, в нем добрых пятьдесят килограммов весу. Пасть его оскалена, из груди сочится кровь. «Чистый выстрел, — сияет Олдсвой, который попал с расстояния почти в сто метров, — я запищал как мышь, чтобы он на мгновение прервал бег».
Брат Байара Энхбат берет свой охотничий нож и быстро сдирает с убитого зверя коричневато-серую шкуру. Энхбат — босс здесь, в Гурван-Булаге, одном из трехсот округов Монголии. Во вверенном ему районе на северо-востоке страны обитают 3400 жителей и пасется 115 тысяч голов скота. «И слишком много волков», — говорит Энхбат.
«Чон — наш враг, но он далеко не бесполезен» — продолжает Энхбат, вспарывая живот волка. Он достает из желудка остатки шерсти и костей проглоченной недавно овцы и откладывает их в сторону: отвар из содержимого волчьего желудка считается у монголов лекарством от многих болезней. А экстракт, приготовленный из суставных костей, принимается при заболеваниях мочевого пузыря. Затем Энхбат вырезает из пасти зверя гигантский синеватый язык — из него также делают отвар, которым полощут горло при простуде.
Вдруг Байар тревожно воскликнул: «Чон!», показывая вниз, в долину, где недавно исчезнувшие волки уже гнали вверх по соседнему склону стадо оленей. Но стрелять — слишком далеко, устраивать новую облаву — поздно. В небе над свежевыпотрошенным зверем снова жадно кружат орлы...
«Мы счастливы, когда можем уничтожить еще одного волка», — говорит Энхбат. В этих краях не проходит и дня без нападения хищников на стада. Каждая зарезанная волком лошадь стоит пастухам десятую часть их годового заработка. Однако, несмотря на это, они часто не заявляют о пропаже: считается позорным не уметь защитить свое стадо от волка.
Своим заклятым врагом монголы считают Чона с давних времен. И это серьезный враг: по данным Академии наук Монголии, сейчас в стране обитает около сорока тысяч волков. Для хищников эта земля — рай. Двадцать пять миллионов домашних животных рискуют стать легкой добычей Чона в широких степях. Волк стал здесь настоящим бичом: ведь Монголия живет в основном за счет сельского хозяйства. Иначе обстоит дело в арктических районах Канады и Аляски, где от тридцати до восьмидесяти тысяч волков кормятся исключительно дичью. А в Казахстане и России, где насчитывается до пятидесяти тысяч волков, сельское хозяйство не играет столь первостепенной роли, как в Монголии. Министр экологии Цамбин Батъяргал подсчитал, что «один волк съедает столько же мяса, сколько пятнадцать человек». В год каждый гражданин Монголии потребляет в среднем 90 килограммов мяса, в то время как волк — полторы тонны. Такова статистика.
Параграф семнадцатый монгольского «Закона об охоте» разрешает убивать Чона любым способом в любое время года. Больше нигде в мире не истребляется столько волков: от пяти до десяти тысяч в год. При этом не учитываются тысячи новорожденных волчат, которых забивают палками или бичами, «ликвидируют», как говорят монголы. И обычно это делают дети, сопровождающие пастухов или охотников. Уничтожение волчат — а каждая волчица приносит от четырех до восьми детенышей в год — самый простой способ борьбы с врагом. «Мы не можем полностью победить волка, как это сделали вы в Германии, — говорил Батъяргал немецким журналистам в ответ на их критику столь жестокого отношения к животным. — Численность волков снизить не удается, потому что контролировать их рождаемость практически невозможно». Однако, несмотря на это, Батъяргал все же думает о дополнении к закону — статье об охране волчат.
Что-либо подобное министр не мог бы произнести в степи без риска оказаться осмеянным. «Будда, — шутят пастухи, — сказал волку: «Я разрешаю тебе ворваться в загон и взять одну овцу». Однако злодей неправильно понял Будду и с тех пор думает, что ему дозволено оставлять в живых только одну овцу».
И все же Будда, кажется, простил обжору, оказав ему благодеяние куда более значимое, чем любой закон: по его воле в Монголии резко сократились запасы бензина. Скудные резервы используются только для сельскохозяйственных машин с тех пор, как из бывшего СССР перестала поступать нефть. А без топлива большинство охотников оказались практически без работы, ибо охота пешком и на лошадях, столь любимая Байаром с его загонщиками, далеко не единственный способ истребления хищников. Так, например, в ровных как тарелка южных степях практикуется новейший вид охоты — автомобильная. Работающие здесь «оперативные спецбригады» за последние годы уничтожили тысячи волков.
Однако большинство монголов предпочитают старые, испытанные методы охоты. С одним из таких «старомодных» охотников — семидесятитрехлетним Дордсхийном Дзундуй-дагвой Тильман Миллер и его коллеги познакомились во время долгой поездки по заснеженным холмам и замерзшим рекам севера страны. Он принадлежит к племени осевших когда-то в Китае, Сибири и Монголии бурятов, которые издавна славятся как лучшие в Центральной Азии охотники на волков. Перед его одиноко стоящей в лесной глуши юртой на верхушке десятиметровой березы полощутся, словно флаги на ветру, две огромные шкуры: одна — волчья, другая — снежного барса. «Я повесил их там, чтобы они были ближе к небу», — сказал старый охотник.
В теплой юрте в большой чаше курится можжевельник. Жена Дзундуй-дагвы угощает гостей мороженой дикой смородиной и кремом из тутовых ягод. Юрта завалена трофеями: на стене висит лапа медведя, на полу — чугунный капкан, из которого торчит отрубленная волчья лапа... Основной источник средств существования семьи охотника — продажа шкур. Раньше за одну волчью шкуру в качестве премии полагались одна овца и коробка патронов, теперь, на свободном рынке, шкура стоит около тысячи тугриков, то есть половину месячного заработка пастуха.
Истребление волчат еще два года назад считалось обязательным для каждого стрелка, но хитрый бурят словно забыл об этом предписании. С тех пор как тринадцатилетним подростком он впалые ашпеп. на охоту со своим кремневым ружьем, Дзундуй-дагва придерживается наказа отца — помалкивать, если узнаешь о рождении нового волчонка.
«Я убил за свою жизнь больше волков, чем их поместилось бы в большом доме, но я уважаю их», — говорит старый охотник. Дзундуйдагва верит старинному монгольскому преданию о том, что предки Чингисхана ведут род от серо-голубого волка и буланой оленихи. А это означает, что «хан хищных зверей Чон» достоин честного поединка — человек против волка.
Одиночки вроде Дзундуйдагвы охотятся обычно в густых лесах горных районов. Такие участки плохо просматриваются и поэтому непригодны для охоты облавой. Волкам легко спрятаться в лесной чаще, и выманить их оттуда можно только с помощью непростого трюка: человек должен завыть, как попавший в беду волк. Этому искусству охотники не один год обучаются у своего противника на диких лесных тропах. Высокий, протяжный стон, какой обычно издает старый Чон, потерявший свою стаю, обманул уже немало волков. В совершенстве овладел этой премудростью и Дзундуйдагва, и другой ветеран волчьей охоты Чоимболин Лувзан, тоже бурят по национальности. С одинаковым мастерством он умеет подражать как голосам вожаков стаи, так и вою течной волчицы, которым она в брачный период, поздней зимой призывает самцов. Впрочем, жертву выманивает не только «однократный» вой, но и продолжительный «диалог», перекличка волка и человека. Когда же зверь наконец приблизится настолько, что может различить любой изданный человеком звук, охотник замолкает и ждет. И, как только стая появляется на поляне, стреляет — сначала по бегущему впереди вожаку. Если удастся его убить, стрелок имеет шанс перебить одного за другим остальных волков растерявшейся стаи.
«Я убил уже 1560 волков», — заявляет шестидесятишестилетний Лувзан. Это утверждение знаменитый охотник может доказать: в его «городской» юрте вблизи от сибирской границы хранится толстая тетрадь, где каждый выстрел записан и официально подтвержден. «Государственный охотник Монголии» почитается на родине как герой. На стенах его юрты развешано более ста дипломов, на его груди семь знаков отличия, среди которых Краснознаменный Орден труда и орден Северной Полярной Звезды. Как и другие опытные охотники, Лувзан уважает своего противника, восхищается изворотливым волчьим умом. За обедом в своей юрте он рассказывал Миллеру и его коллегам о том, сколь искусно волк умеет обнаруживать и обходить ловушки, и о том, с какой хитростью выбирает для очередного нападения на стадо ненастные ночи, когда шум дождя и ветра мешает людям услышать приближение врага. А разве не достойны изумления все те трюки, к которым прибегает волк, чтобы подманить оленя или другую жертву к пропасти, а затем свергнуть вниз? А чем можно объяснить безошибочную интуицию вожака, яростно кусающего своих подопечных, когда они реагируют на абсолютно, казалось бы, безупречный человеческий зов? «У волка нет двух рук, — говорят монголы, — а иначе он был бы человеком».
Ранним утром немецкие журналисты вместе с Лувзаном отправились в своем джипе на волчью охоту. Через час у подножия горы Лувзан распахнул дверцу машины. Внизу в долине в пятистах метрах от джипа над окровавленным трупом лошади стояли три волка. Они моментально оставили добычу и нырнули в лес. От несчастного животного остались к этому времени только кости да шкура. Теперь выманить волков из леса практически невозможно: насытившись, они вернулись к стае, которая находилась где-то в горах. «На зов они теперь не отреагируют, — сказал Лувзан, — но мы постараемся заполучить их завтра на рассвете».
Однако на следующее утро начиналась совсем другая охота — за бензином. Ночью кто-то стащил его из машины. Никто не застрахован от неудач, и после многодневной одиссеи охотники, не солоно хлебавши, вернулись в Улан-Батор. «Людей, которые так поступают, называют у нас двуногими волками», — негодовал писатель Бехийн Бааст, которому Миллер рассказал о своей беде. Бааст большой любитель волков. В своих проникновенных рассказах он горячо призывает к охране волчат, но, к сожалению, пока безрезультатно: тема охраны волков до сих пор нежелательна в Монголии. «Пока придет время сказать правду, — вздыхает Бааст, — из Чонгола утечет немало воды».
Чонгол, или Волчья река, протекает на юго-востоке страны. Степь вокруг нее — излюбленное место охоты сильных мира сего. Немецким журналистам также довелось побывать здесь.
Вертолет, полный людей и боеприпасов, пролетает тысячу километров от столицы и наконец высаживает журналистов у покрытой льдом реки, совсем рядом с китайской границей. «Здесь закрытая зона, фотографировать разрешается только волков», — предупреждает пилот Ганзюх. Потом вертолет снова взлетает, но уже с дюжиной пограничников и охотников на борту. Степь внизу похожа на океан, то белоснежная, то коричневая. Она почти пустынна и только изредка попадаются лошадь, верблюд, а иной раз целое стадо антилоп. Наконец после часа бесплодных поисков раздается чей-то радостный крик: «Чон!» Пилот направляет машину вниз, стая бросается врассыпную. Ганзюх преследует одного из волков, ведя машину на высоте двадцати метров от земли. Зверь напрягает все силы, спасая свою жизнь, люди заряжают ружья, протискиваются к двери. «Было условлено не стрелять с вертолета», — ворчит второй пилот. «Каждый Чон должен быть пристрелен, — запальчиво возражают ему. — Жалость к волкам приносит только несчастье».
Силы Чона внизу на земле иссякли. Он останавливается и, растерянно мигая, смотрит вверх. Люди стоят, готовые к выстрелу у открытой двери. И тут... «Больше нет топлива, — кричит Ганзюх. — Надо возвращаться».
По материалам журнала «Штерн» подготовила Н.Маргулис
