Все мы знаем, что женщина Востока угнетена, носит паранджу и платье до пят, ее права урезаны, во многих странах она не может водить машину и вынуждена хранить деньги в специальных женских банках. Постоянно раздаются голоса, призывающие к освобождению затворницы, к разрушению стены между обществом мужчин и обществом женщин, однако в действительности все не так-то просто. Сужу об этом по собственному опыту.
З анимаясь этнографическими исследованиями на севере арабского мира, в Ливане, и на крайнем юге, в Южном Йемене, я расспрашивал женщин иногда непосредственно, а чаще заочно. Посылал им записки с вопросами, и они, пройдя строжайшую цензуру мужей или старших братьев, возвращались с ответами, написанными собственноручно или надиктованными. Иногда перо заменял магнитофон, а однажды я провел довольно большое интервью по детскому телефону, связывавшему гостиную первого этажа с женскими покоями второго. Расспросы убедили меня, что большинство женщин совсем не чувствуют себя угнетенными. Им нравится, когда мужья ходят за покупками на рынок и в лавки, лицевое покрывало для них отнюдь не символ рабства, а признак респектабельности («...чтобы всякий нахал не смел пялиться в лицо порядочной женщины!»). На востоке йеменской провинции Хадрамаут пришлось столкнуться и вовсе с неожиданной картиной.
В нашей экспедиции появился шофер Махбус — бедуин из племени альавамир — молчаливый, невозмутимый и до того худой, что, когда он спал, укрывшись с головой от москитов, казалось, под одеялом пусто. Однажды, как сейчас помню — это было восьмого марта, Махбус разговорился. Он рассказывал о чувствах кочевника, переходящего к оседлой жизни. Ее выгоды очевидны, но сердце бедуина горюет по тем временам, когда он носился на своем автомобиле по просторам нагорий свободно, как ветер, выбирая любую дорогу. Беседа, естественно, перешла на женщин, и Махбус поведал нам об опасностях, подстерегающих бедуина при заключении брака. Главная опасность — это брачный выкуп-махр. Борясь с пережитками, государство Южный Йемен (ставшее тогда на путь социалистических преобразований) решило ограничить выкуп скромной суммой в сотню динаров, что равнялось в то время тремстам американским долларам. Махр, однако, после закона не уменьшился, а подскочил еще больше.
— Сейчас в племенах обычно платят за невесту сто тысяч, — Махбус как все местные жители считал деньги в шиллингах, двадцать шиллингов за динар. — В придачу невесте дается фунт золота и пятьдесят новых одежд для ее родственников: двадцать — женщинам, тридцать — мужчинам. Стоимость одежды многие берут деньгами, и все это здорово увеличивает и без того огромную сумму махра. Новобрачная, немного пожив с мужем, вправе уйти от него к своим родителям. Объяснение простое: «Я его не хочу», — говорит она, и делу конец. Суд вернет обманутому супругу только цену официального выкупа — две тысячи шиллингов, остальные девяносто восемь тысяч и подарки забирает разведенная. Поэтому некоторые родители, особенно матери, подговаривают дочерей, чтобы те бросали мужей и возвращались к родительскому очагу с хорошими деньгами. Сейчас бедуин опасается попасть в ловушку и не спешит заводить семью. Или же собирает на брачные расходы со всех родственников, и если невеста нарушит обещание, то ее семье придется враждовать со всем родом женихе, а это не шутка.
Мы посочувствовали землякам нашего шофера я поинтересовались, как обстоит дело в других племенах.
— Да так же, если не хуже — отвечал Махбус. — И у ас-сайар, и у сайин, и у аль-хумум. Хорошо вам в России, — молвил он, заворачиваясь в одеяло, — махра не надо, и невеста не требует фунта золотых украшений.
Последнюю фразу я часто слышал от йеменцев. Дешевизна брака повышает акции нашей родины в их глазах. В племенах же, упомянутых Махбусом, положение семейных мужчин и впрямь непростое. Сайин, аль-хумум и аль-манахиль называют (себя и свою территорию на востоке «Хадрамаута — аль-Мишкас. Они издавна разводят верблюдов, коз и овец, ходят с караванами из внутренних районов Аравии на побережье и обратно, в долинах занимаются финиководством, выращивают сорго и просо. Им принадлежит все, что выбрасывает на берег аравийская волна, будь то плоды человеческих рук — товары с разбитых кораблей или дары моря, включая главный — драгоценную амбру. Мужи аль-Мишкаса известны гордостью, храбростью и выносливостью, но и женщины ни в чем не уступают им.
Они не закрывают лица. Участвуют в публичных церемониях, танцуют общие с мужчинами танцы. Самостоятельно выбирают жениха и встречаются с ним до свадьбы. Брак заключается в доме жены, на ее родителей молодожен работает некоторое время, пока не получит разрешения ввести жену в свое жилище. Племена аль-Мишкаса обитают в саманных домах-башнях, пещерах или ночуют под деревом. Классические бедуинские шатры из козьей шерсти у них попадаются редко, да и тем они предпочитают брезентовые армейские палатки.
В этом краю семейно-брачные обычаи причудливо сочетают общеарабские правила с местными традициями. Первые отдают безусловное предпочтение отцовским родственникам, или, как выражаются этнографы, принципу патрилинейности. Вторые выделяют родственников со стороны матери — матрилинейных. Как повсюду в арабском мире, юноша считается естественным женихом своей двоюродной сестры по отцу. Если он не желает ее брака с другим, то может в любой момент остановить свадебную церемонию. Невеста не вправе ослушаться своего кузена, зато, по местному обычаю, он должен целый год выполнять ее желания и работать на ее семью, прежде чем девушка выйдет за него. Кузенное право оборачивается тяжелой обязанностью: если двоюродная сестра некрасива или имеет какой-нибудь природный недостаток, двоюродный брат просто обязан взять ее в жены.
На людях жена оказывает мужу почтение: не окликает по имени, не заговаривает первой, не касается его и даже не глядит в его сторону. Но араб с севера был бы поражен, узнав, какую необычную роль играет жена во внутрисемейной жизни аль-Мишкаса. Классические мужские и женские обязанности здесь перепутались. Да, женщина нянчит детей, пасет коз и овец, но она же принимает гостей как глава семьи. Муж защищает семью и род, зарабатывает на пропитание и доит верблюдиц, но он же готовит еду, мелет зерно, стирает свою одежду, ходит по воду и за топливом. Самое интересное, что права женщин надежно охраняет племенное собрание, в котором нет ни одной женщины — лишь мудрые старцы и крепкие воины.
Если супруг, приготовив трапезу для пришельца, по обычаю удалился из дома, а посреди ночи вернулся посмотреть, как почивает гость, супруга может пожаловаться старейшинам, и те наложат на мужа штраф в баранах и козах «за недоверие». С другой стороны, если гость, не пользующийся расположением хозяйки, дотронется до нее или сделает ей «греховное предложение», то штраф уже будет платить он. От назойливых приставаний ограждает и другой местный обычай. Стоит чужаку заглядеться на пастушку и приблизиться настолько, что на нее упадет его тень или песок от его сандалий, недовольная красавица может воскликнуть: «Ты сделал это намеренно!» Тогда по решению племени он обязан отдать ей верблюда и верблюдицу, а это немалый убыток. Так мудрые старцы говорили моему другу йеменскому историку Абд аль-Азизу Бин Акилю.
— А если пастушка промолчит?
— Тогда этот человек может ночью посетить ее, — улыбается Абдаль-Азиз. — Недаром одну из деревень аль-Мишкаса называют «наш Париж». В других местах арабского мира внебрачный ребенок — это грех, смываемый только кровью, а здесь такие дети через одно-два поколения становятся полноправными и считаются даже красивее и способнее законных отпрысков. В аль-Мишкасе уважают чувства людей. Если жена полюбила другого, муж не утраивает стрельбу, а дает ей развод. Ее новый избранник дарит мужу ружье, патроны, кинжал, верблюдов и деньги. Треть суммы достается родственникам, выступающим от ее имени, — старшему брату, отцу или сыну дяди. Так рождается новая семья. На торжества собираются родные и соседи, они поют и танцуют, а поэты тут же слагают стихи в честь новобрачных. Супруги должны быть равно внимательны друг к другу. Тот из них, кто пренебрегает своими супружескими обязанностями, особенно в ночь с четверга на пятницу, может быть оштрафован на двадцать шиллингов.
В племенах аль-хумум и сайин мне говорили с гордостью, что по закону кровной мести за убийство одной женщины платят своими жизнями десять мужчин. Но если она сражалась как воин с оружием в руках, достаточно крови одного врага или просто денежного выкупа: ведь в этом случае она сама выбрала участь мужчины и стала равной ему. С убийцей безоружной женщины соплеменники не обмениваются приветствиями, не молятся с ним рядом, не приглядывают за его скотом, не верят его слову и отказывают ему в том, в чем бедуин никому никогда не отказывает, — в глотке воды. Удел душегуба — проклятье и изгнание. Правда, по сведениям Абд аль-Азиза, с недавнего времени цена женской жизни несколько снизилась — до семи мужских. Примета эмансипации?
Далеко не все мужчины в восточном Хадрамауте довольны своим положением. Я видел любопытный документ: жалобу, которую уроженцы племени аль-авамир направили администрации округа Тамуд. Бедуины подробно описывали свою нелегкую долю и просили начальство защитить гражданские права мужчин от женщин, забравших слишком много воли. Но что может сделать администрация? Последствий, как говорится, жалоба не имела. Впрочем, в этих местах наблюдается быстрое усиление исламских настроений, а ислам всегда нападал на матрилинейные традиции, утверждая приоритет отцовской линии родства. Однако и в строгих предписаниях удается найти лазейки. Женщине запрещено свидетельствовать в суде наравне с малолетним, полоумным и потерпевшим. Зато вместо нее может выступить доверенное лицо. Женщина не наследует землю, ибо при браке с иноплеменником земля уйдет к чужакам. Зато она получает эквивалент поголовьем скота или финиковыми пальмами (которые здесь тоже исчисляются головами: например, десять голов пальм). Женщина не вмешивается в дела рода и племени, но зато какое огромное влияние имеет она в любом деле — малом или большом!
По бурым камням плоскогорья летит грузовик. За рулем — лихой бедуин в короткой походной юбчонке, напоминающей шотландское одеяние кильт. Гордый орлиный профиль, глаза твердо устремлены вперед. По правую руку расчехленный карабин. Еще правее сидит жена, скромно кутающаяся в черный платок.
Угнетенная женщина Востока?
Михаил Родионов
