Душа города
Хочешь узнать душу города — иди на базар»,— гласит арабская мудрость. Я захотел узнать душу города и в первый же свой день в суданской столице поехал на сук, что находится в самом центре Хартума на улице Джумхурия. Тут же подбежали двое худых темнокожих мальчишек лет восьми-девяти с огромными круглыми корзинами, плетенными из тростника.
— Мы вам поможем, мистер!
— Я покажу, где купить лучшие бананы.
— А я — где купить дешевые помидоры.
Перебивая друг друга, они предлагали свои услуги в качестве носильщиков.
Самые дешевые фрукты в Хартуме — бананы. Они растут в пригородах, и доставляют их в столицу на огромных грузовиках. Яблоки и виноград ввозятся из других арабских стран, и цены на них баснословно высоки. А самое недоступное лакомство на хартумском рынке — ананас, хотя он и произрастает на юге страны в избытке. На рынке в городе Джубе, например, из ананасов возводят целые пирамиды и продают за гроши. Но вся беда в том, рассказал мне один торговец, что транспортное сообщение с югом практически отсутствует. Ананасы там гниют, а в столичных магазинах по бешеным ценам продаются консервированные ананасы, завезенные из Европы.
Зато за арбузами далеко ходить не надо. Они продаются не только на суке, но и прямо на обочинах дорог, ведущих к базару. Достаточно лишь притормозить у арбузной горы, как торговец сам бежит к машине.
Торговаться надо уметь. Это целое искусство. На базаре торгуются все — от мала до велика — и часто не ради того, чтобы получить или сэкономить лишний пиастр, а ради самого процесса общения и спортивного азарта. Это своеобразная игра.
— Сколько стоит? — спрашивает покупатель.
— Фунт.
— Беру за пятьдесят пиастров.
— Иди себе с миром,— отворачивается торговец.
— Шестьдесят,— говорит покупатель примирительным тоном.
— Девяносто,— парирует торговец.
— Семьдесят.
— Восемьдесят, и — клянусь аллахом! — дешевле не бывает.
— Семьдесят пять — последнее слово,— заявляет покупатель.
В ответ продавец цокает языком — не соглашается. Покупатель делает шаг в сторону и слышит:
— Забирайте, аллах с вами!
Однажды я наблюдал, как заезжий турист, поинтересовавшись ценой, тут же отдал деньги, забрал товар и пошел восвояси.
— Хорошие деньги, — как-то грустно сообщил торговец соседу по прилавку.— Но человек неинтересный. Нет чтобы постоять, поговорить... Даже настроение испортилось!
— Что поделаешь, Европа,— философски объяснил сосед.
В другой раз я был свидетелем сценки, как бойко, отстаивая каждый пиастр, торговался крикливый зеленщик с пожилым мужчиной, подъехавшим на старом автомобиле. Когда сделка состоялась, довольный покупатель сел в машину, однако завести мотор ему не удалось. Минут десять он возился с автомобилем — ничего не получалось. Наконец торговец, продавший зелень, пришел на выручку — он, оказывается, разбирался в технике. Через минуту двигатель завелся.
— Спасибо, братец, — ласково поблагодарил владелец автомобиля и протянул зеленщику фунт.
— Не за что, — ответил тот.— Деньги оставь до следующего приезда на базар. Я зарабатываю на торговле, а не на помощи ближнему.
— Да будет мир твоему дому,— проговорил расчувствовавшийся автомобилист.— Ты благородный человек.
Свадьба танцует
Я поселился в Хартуме, обжился, познакомился с соседями — тихими спокойными людьми. Абделла, мужчина лет пятидесяти пяти, работавший где-то, как он выразился, «по транспортной части», оказался приятным собеседником. Мы часто останавливались у ограды, разделявшей наши дома, чтобы перекинуться словечком.
Но вот как-то ранним утром меня разбудил разноголосый шум, доносившийся из соседнего дома. В течение всего дня там царила суета: раздавался стук, беспрестанно подъезжали автомобили, слышались возбужденные голоса. Как выяснилось, соседи готовились к свадебному торжеству.
На улице, посреди проезжей части, появилось монументальное сооружение из цветастых ковров, укрепленных на металлических каркасах. За оградой — у места наших встреч с Абделлой — слышался гул толпы. Зажглись гирлянды разноцветных ламп на деревьях и заборе. По периметру коврового шатра, так же как на крыше и балконах дома, вспыхнули десятки ламп дневного света.
Мимо наших ворот шли нарядно одетые мужчины, дети, женщины, старики. Я и мой товарищ вышли за ворота, чтобы полюбоваться иллюминацией. Совсем рядом, у входа в ковровые чертоги, наш сосед Абделла радушно встречал гостей.
— Добрый вечер,— приветствовали мы его.
— Вечер воистину добрый, дорогие соседи,— выдаю замуж старшую дочь. Не обижайте, окажите честь, зайдите.
— Спасибо большое. От души поздравляем вас и вашу дочь. Но мы не при параде, да и подарков нет.
— Без церемоний, прошу вас,— ласково говорил Абделла, подталкивая нас к входу.— Вы ведь, наверное, не часто на суданских свадьбах бывали?
— Впервые,— признались мы и вошли в шатер.
Человек триста сидели на железных стульях, занимая почти всю мостовую. Перед входом в дом, на высоком помосте, красовались два огромных кресла— для молодых. Наряды гостей поражали разнообразием. Здесь была и национальная одежда — галабии, ослепительно белые, длинные до пят мужские рубахи, женские тоб, напоминающие индийское сари,— длинные полотнища из легких тканей самых различных расцветок, в которые суданские женщины очень грациозно заворачиваются. Были и европейские наряды — многие мужчины надели костюмы и повязали галстуки, а женщины облачились в модные платья.
Проворные мальчишки сновали между стульями с подносами, угощая присутствующих прохладительными напитками и закусками — кебабом, туршами — маринованными овощами, жареным картофелем, сладостями.
Вскоре послышались автомобильные гудки — приехали молодые. Жених, мужчина лет тридцати пяти в черном костюме, с бабочкой, и невеста, красивая девушка лет двадцати в белом подвенечном платье европейского покроя, торжественно вошли рука об руку под аплодисменты, радостные крики и пронзительное улюлюканье, похожее на индейский боевой клич. Новобрачные заняли места в креслах на помосте, началась церемония поздравления. Поочередно гости подходили к молодым, целовали их или жали руки. Из-за многочисленности гостей поздравительный ритуал затянулся надолго. Застолья не было, и это, как нам объяснили, типично для суданских свадеб, где гвоздем программы служит не стол, а танцы.
И действительно, на деревянную сцену вышли пять юношей с барабанами, бубнами, аккордеоном, гитарой и еще двумя национальными инструментами, напоминавшими флейту и домру. Высокий парень в джинсах и белой рубашке взял в руки микрофон и под дробь ударных инструментов протяжно запел, прикрыв глаза. Все пришло в движение — начались танцы. Несколько женщин, одетых в тоб, исполнили суданский «танец голубки» — «раке хаммама». Они становились полукружьями друг против друга, плавно покачивались взад-вперед, взмахивали руками, затем прогибались назад, откидывая голову и грациозно извиваясь всем телом. Мы успели познакомиться со многими гостями. Двадцатитрехлетний студент по имени Хасан рассказал нам, что в Судане, как в любой многонациональной стране, свадьбы столь же разнообразны, как и сами люди — представители различных племен и религий.
— Семейная жизнь требует огромных денежных затрат,— рассказывал он.— Слава аллаху, в Судане необязательна выплата калыма за невесту, как водится в других арабских странах, но нужно иметь не одну тысячу фунтов, чтобы устроить свадьбу наподобие этой. А сколько пойдет на устройство быта, особенно при нынешних ценах! Я вам открою секрет,— доверчиво сказал он,— среди моих однокурсников — а я заканчиваю университет — никто не может пока позволить себе роскошь женитьбы. Да что там говорить, даже после тридцати лет немногие мужчины в состоянии жениться. Если нет богатых родителей или прибыльного дела, можно на всю жизнь холостым остаться,— мрачно заключил Хасан.
На следующий день торжество согласно обычаю с самого утра продолжилось в доме жениха. Именно поэтому второй день свадьбы называется «субхия» — утренник. В городе свадьба обычно тем и ограничивается. Однако в сельской местности, где традиции сильнее, гулянья, как нам рассказали, продолжаются иногда целую неделю.
Выбравшись из толпы гостей, я отправился побродить по хартумским улицам. Хотя до полудня было еще далеко, солнце жгло немилосердно. Огромная толпа людей, в основном молодых, собралась, спасаясь от жары, в тени минарета Большой хартумской мечети.
— Братья! Живите с именем божьим, и он не оставит вас! — поучал собравшихся почтенный белобородый старец.— Если вы не можете решить проблем, мучающих вас, откройте Коран, и вы найдете ответ.
— Извините, учитель,— обратился к шейху юноша в очках,— в чем же дело? Мы задыхаемся от проблем. А те, кто должен их решать, похоже, не заглядывают в священную книгу, предпочитая советоваться с американцами, а не с богом и, уж конечно, не с народом. Но проблем от этого не становится меньше.
Толпа одобрительно загудела, и слова шейха потонули в шуме голосов и выкриков.
Когда не выручают «боксы»
Я вспомнил свой прилет в столицу Судана. Черная африканская ночь заливала мраком иллюминаторы самолета, заходившего на посадку в Хартуме. Пассажиры, прижавшись лбами к стеклам, пытались разглядеть город, Нил или хотя бы определить, как низко летит самолет. Но даже этого им не удавалось. Внизу царила полная темнота. Только по звездам можно было понять, где кончается небосвод и начинается земля.
— В Хартуме снова «затемнение». Как всегда, неполадки в системе электроснабжения,— объяснил сидевший рядом со мной суданец..
Так, еще не успев ступить на суданскую землю, я познакомился с одной из многочисленных проблем, тревожащих сейчас не только столицу, но и всю страну,— нехваткой электроэнергии и перебоями в электроснабжении. Конечно, с высоты птичьего полета трудно было осознать всю сложность и остроту этой проблемы. Вкусить ее горечь можно, лишь пожив в Хартуме.
...После очередного затянувшегося «затемнения» и неудачных попыток в течение нескольких часов связаться из дома по телефону с энергокорпорацией, чтобы выяснить, в чем причина неполадки и когда дадут свет, еду туда сам.
— Вы слыхали, что слово «Судан» означает «черная страна»? — обращается ко мне мужчина в европейском костюме, приехавший в корпорацию с той же целью, что и я.— Не знаю, что вкладывали в это понятие древние, но сейчас оно означает лишь одно — страна, лишенная электричества.
На администратора энергосети наседают разгневанные горожане.
— У меня вот-вот испортится крупная партия продуктов! — кричит владелец магазина.
— Из-за вас остановилось производство на заводе,— жалуется другой.
— Вы понимаете, что у нас в госпитале пациенты, нуждающиеся в срочной операции!? — перекрывая шум, зычным голосом вопрошает врач.
— То у них экономия, то трансформаторы полетели, то турбины водорослями где-то на Ниле забило, то ветер завалил опоры, порвал провода. А на прошлой неделе — слышали? — в проводах линии электропередачи запутался вертолет! Слава аллаху, летчик остался жив, но полгорода лишилось электричества на несколько дней.
— Тише, друзья! — пытается навести порядок администратор.— Вы же видите, что электричество отключилось не в установленное время, как это делается для экономии. Мы здесь ни при чем. Авария на электростанции в Эд-Дамазине в сотнях километров отсюда.
За год столица Судана не часы, не дни или недели, а в общей сложности месяцы живет без электричества. Это явление особенно ощутимо летом, когда ртутный столбик термометра не опускается ниже сорокаградусной отметки. Причем страшно не столько отсутствие света, сколько бездействие двух главных электроприборов — кондиционера и холодильника, при помощи которых удается пусть и не всегда успешно, но все же бороться со всепроникающей жарой.
Местные толстосумы и богатые иностранцы, проживающие в столице, приобретают портативные генераторы, чтобы не зависеть от причуд и капризов городского электроснабжения. И как только та или иная часть города обесточивается, один за другим на всевозможные голоса начинают стрекотать, рычать, реветь и громыхать генераторы самых различных мощностей. Но даже счастливые обладатели домашних электростанций время от времени вынуждены сидеть в потемках. Дело в том, что топливо для генераторов — бензин или солярка — поступает в Хартум крайне нерегулярно.
Судан испытывает острую нехватку в горючем, которое поставляется из-за рубежа. Топливо, когда оно есть, отпускается в строго ограниченных количествах. Топливный кризис, недавно охвативший страну, привел к серьезным перебоям в перевозках. В столице на некоторое время перестал функционировать общественный транспорт. Это пагубно сказалось на работе ряда предприятий и снабжении города продовольствием. Привычной картиной в Хартуме стали длиннейшие, достигающие порой нескольких километров очереди транспорта у бензоколонок. Таксисты и владельцы автомашин занимают места в очереди накануне привоза горючего и дежурят у колонок.
Перебои с электричеством и недостаток горючего часто называют двумя главными недугами суданской столицы. Однако есть в Хартуме и другие «болезни», не менее серьезные.
Нездоровый вид столицы замечаешь сразу же, очутившись в этом городе. Кучи мусора на улицах и площадях, скверы, превращенные в свалки, лужи нечистот, образовавшиеся в результате катастрофического состояния канализационных труб, дороги, большей частью незаасфальтированные, в рытвинах и ямах, остовы разбитых ржавых автомобилей по обочинам дорог, тучи мух и комаров — увы, таков портрет сегодняшнего Хартума.
— Наша столица занимает одно из первых мест в списке суданских городов, более всего подверженных малярии и различным опасным заболеваниям,—сокрушается заместитель министра здравоохранения Шакер Муса.— Хартум стал рассадником заразы. Ежедневно жители города выбрасывают на улицы пять тысяч тонн отходов, а мусороуборочным автомобилям под силу вывозить лишь полторы тысячи тонн. Почему? Да потому, что из положенных столице 117 машин имеются в наличии лишь 26, да и тем нехватает горючего...
Хартум — это, в сущности, три города, составляющих, как здесь называют, «триединую столицу»: собственно Хартум, Северный Хартум и Омдурман. Здесь проживают уже два миллиона человек, большинство из которых работают и учатся. Однако попасть из дома к месту службы или в учебное заведение не просто. Общественный транспорт в состоянии обслужить лишь незначительную часть населения. По подсчетам специалистов, триединая столица нуждается, по крайней мере, в тысяче автобусов. Основным же средством передвижения служат так называемые «боксы» — японские легковые автомобили, имеющие лишь передние сиденья, а вместо салона и багажника в них устроено подобие кузова. «Боксы» рассчитаны на шесть сидячих мест, но, как правило, туда набивается более двадцати пассажиров. Однако же в те периоды, когда топливный кризис обостряется, не выручают и «боксы».
«Нам негде жить»
Есть в триединой столице люди, которые непонимающе улыбаются, когда слышат о нехватке транспорта, загрязненности города, перебоях в электроснабжении или отсутствии бензина. Дело не в том, что они не понимают всей остроты проблем, просто эти люди думают о другом — им негде жить.
Рост городского населения и нехватка жилья — еще две не поддающиеся решению задачи в социальной арифметике современного Судана. Неустроенность жизни, безработица, отсутствие медицинского обслуживания, нехватка школ, транспорта, продовольствия и прочее и прочее — все это заставляет феллахов покидать родные места. Более десяти процентов сельских жителей ежегодно подаются в города.
В Хартуме и его окрестностях вырастают целые города из фанеры, картона, ящиков, жести, тряпок. Здесь ютятся десятки тысяч обездоленных людей. Таких районов в пределах триединой столицы несколько. Там нет электричества, канализации, отсутствуют школы и больницы, зачастую нет даже воды. В убогих лачугах, под навесами живут многочисленные семьи. Количество подобных «жилых единиц» определить трудно. В прессе проскальзывала цифра 62 тысячи, но она, судя по всему, значительно занижена.
Впрочем, даже на такое жалкое существование жители бидонвилей не имеют права.
— Что мне теперь делать и куда идти? Где жить моим детям? — эти вопли и причитания я слышал сам: на развалинах своей хижины так горевал Адам Омар, выходец с юга.
Его плач заглушался ревом бульдозеров. Мощные машины, с ходу своротив лачугу Омара, сносили уже соседние сооружения из жести, фанеры и картона. Участь Адама разделили еще пять тысяч жителей хартумского района Умм-Бадда.
Такие операции проводятся и в других местах. Население трущоб оказывает сопротивление, берется за камни и палки. Тогда власти прибегают к помощи солдат.
Пресса утверждает, что эти мероприятия осуществляются в целях борьбы с антисанитарией. Однако санитарные условия людей, лишившихся крова, не улучшаются. Бездомных все больше и больше становится на улицах суданской столицы. Их можно видеть с протянутой рукой прямо в центре города.
Рейды по сносу беднейших кварталов проходят гораздо успешнее, нежели претворение планов жилищного строительства. В 1982 году в крупнейших городах Судана — Хартуме, Джубе, Вад-Медани — было запланировано возвести шесть тысяч домов, а построили лишь... 196 зданий.
Причин много. Здесь и недостаточное выделение правительством средств на нужды строительства, и острая нехватка специалистов... В последние годы две трети квалифицированных инженеров и рабочих-строителей покинули страну, надеясь найти лучший заработок в богатых нефтедобывающих государствах. Вот и направляют городские власти в бедняцкие районы вместо строительных бригад бульдозеры и наряды солдат, чтобы снести убогие домишки с лица земли и «решить» таким образом вопрос о трущобах.
Поколение неграмотных
— Меня зовут Абдель Гадер. Мне десять лет. Я учусь в школе уже четвертый год,— рассказывает мне мальчуган.— Из трех братьев в школу я один хожу,— хвастается он.— Отец говорит, что им надо работать. Есть у меня и две сестры. Но девчонкам зачем грамота?
— А сам-то умеешь читать? — спрашиваю я.
Мальчуган в ответ с гордостью цокает языком, что означает: «Еще бы!» Я раскрываю газету и прошу прочесть один из заголовков.
— А-а-а-ль,— сосредоточенно читает Абдель Гадер артикль первого слова, замолкает и, тушуясь, бормочет: — Что-то не разберу... Не могу... Я без огласовок еще не умею...
И все-таки Абдель Гадер учится в школе и, наверное, еще овладеет чтением и письмом. Но счастье стать школьником выпадает в Судане далеко не всем детям.
«Большая часть подрастающего поколения страны не имеет возможности учиться»,— признал министр образования Судана О. С. Ахмед. Подтекст этой печальной фразы таков: дети с малых лет сталкиваются с необходимостью зарабатывать на жизнь, потому что главе семейства, как правило, не под силу прокормить многодетную семью. В отдаленных районах положение усугубляется еще и тем, что одна школа приходится на много селений, до нее трудно, а то и просто невозможно добраться. В сотнях деревень дети вообще не знают, что это такое, школа.
Но главная проблема системы образования Судана — острейшая нехватка преподавателей. Они покидают родину не потому, что трудно найти работу. Страна очень нуждается в учителях, особенно на периферии. В некоторых провинциях на одного педагога приходится по пятнадцать-двадцать...— нет, не учеников, а классов, в каждом из которых — тридцать пять — сорок человек! Все дело в том, что преподаватели в стране получают чрезвычайно низкую зарплату. Вот и бегут они тысячами за границу — в поисках любой работы, за которую им заплатят больше, чем за преподавание в Судане.
Все это привело к тому, что уровень неграмотных в стране за последние годы повысился, достигнув рекордной отметки — 83 процента. Больше всего неграмотных в сельской местности и на юге страны. Одна из школьниц Экваториальной провинции написала письмо в редакцию журнала «Судан нау», где сообщает о том, что школы бездействуют на протяжении целых семестров или закрыты вовсе. «Что станет со страной,— спрашивает ученица,— когда через несколько лет вырастет поколение неграмотных?»
На этот вопрос журнал не дал ответа.
«Сонная болезнь»
Работники медицины в Судане утверждают, что дела в области здравоохранения обстоят еще хуже, чем на ниве просвещения. «По крайней мере, от неграмотности люди умирают реже, чем от болезней»,— справедливо замечают они.
В стране высокая смертность. Из каждых десяти новорожденных два-три умирают. Не хватает врачей по той же причине, что и учителей, инженеров, строителей и других специалистов. Во многих населенных пунктах нет больниц и даже медицинских пунктов. Государство крайне скупо выделяет средства на приобретение необходимого медицинского оборудования и лекарств. Временами дело доходит до того, что даже в столичных клиниках из-за нехватки анестетиков на продолжительное время прекращаются хирургические операции.
— Около двух пятых всего населения Судана страдает от различных эпидемических заболеваний,— сообщил заведующий исследовательско-статистическим отделом министерства здравоохранения Хейри Абдуррахман.— Восемь с половиной миллионов суданцев в настоящее время больны малярией, дизентерией, анемией, корью, различными глазными заболеваниями. Ухудшение системы медицинского обслуживания ведет к еще большему распространению болезней в стране.
Одно из самых опасных заболеваний здесь — сонная болезнь. Этот недуг особенно широко свирепствует на юге. Он сопровождается лихорадкой, сонливостью, а в случае отсутствия медицинской помощи может повлечь смертельный исход. Переносчики болезни — кровососущие насекомые, в основном мухи цеце.
Тысячи людей погибают от этого заболевания в отдаленных деревнях суданского юга, где нет никакой медицинской помощи. Специалисты выделили сейчас, по крайней мере, десять крупных эпидемических зон, из которых основные находятся в Экваториальной провинции и провинции Бахр-эль-Газаль. Но значительные территории еще даже не изучены медиками.
В районе города Ямбио, например, при обследовании населения выяснилось, что каждый двадцать восьмой человек в той или иной степени поражен этой страшной болезнью. Известен случай, когда недалеко от селения Торит вымерли полностью две деревни, а в другом месте из обширного семейства в 75 человек выжили лишь пятеро.
Для эффективной борьбы с этим недугам не хватает медикаментов, специалистов...
— С инвазионной сонной болезнью мы как-нибудь справились бы, будь у нас денежные средства,— говорил мне один врач в Хартуме, который просил не называть его фамилии.— Но есть другая «сонная болезнь», ею охвачены люди в правительстве, отвечающие за здравоохранение. Как справиться с этой спячкой, порожденной равнодушием к судьбам народа, я не знаю...
«Спокойствие» под плеткой
Многоэтажное здание посольства США в Судане надменно возвышается над низенькими домами западной части Хартума. Его окна забраны толстыми решетками. Вокруг посольства — солдаты охраны, в касках, с автоматами. Они напряженно вглядываются в толпу молодежи, запрудившую улицу перед посольством. Над головами собравшихся — плакаты на английском и арабском языках: «Да здравствует независимый Судан!», «Долой империализм!», «Мы с палестинским народом!», «Прекратить американскую помощь Израилю!»
— Наши отцы и деды сражались с английскими колонизаторами не для того, чтобы страна попала теперь в кабалу к империалистам США! — обращается к товарищам высокий парень, забравшийся на крышу автомобиля.— Вашингтон стремится навязать свою опеку многим азиатским и африканским государствам, в том числе и нам. Судан был всегда в первых рядах стран нашего континента, борющихся за независимость и свободу. Мы не желаем быть вассалами Америки и считаем постыдным союз с государством, оказывающим помощь реакционнейшим режимам...
Юноша не договорил — к демонстрантам на огромных зеленых грузовиках подкатили полицейские и солдаты. В ход пошли дубинки, плетки, гранаты со слезоточивым газом.
В то же время на другом конце города сотни школьников и студентов также вышли на улицы, чтобы заявить о своем протесте против ухудшающихся условий жизни в стране. Они шли плотными рядами, выкрикивали лозунги, требовавшие пересмотреть экономическую политику. «Долой повышение цен!», «Не желаем жить без электричества и транспорта!» — скандировали юноши и девушки. И снова грузовики с солдатами, дубинки, слезоточивый газ...
В течение нескольких дней продолжались демонстрации молодежи в Хартуме и других городах. Учащиеся и студенты выражали свое несогласие как с внешней, так и с внутренней политикой нынешнего руководства Судана. Стремясь пресечь выступления, власти издали указ о прекращении занятий во всех школах страны на месяц. Организаторы демонстраций были наказаны в лучших средневековых традициях — плетьми.
В начале прошлого года в Судане получил огласку новый указ о «защите общественного порядка». По этому закону лица, «подрывающие всеобщую безопасность, устраивающие без разрешения властей демонстрации и собрания», подлежат наказанию. Облегчаются процедуры судебных разбирательств, а местная администрация получает самые широкие полномочия в преследовании недовольных. Виновные в нарушении «спокойствия» подвергаются в зависимости от степени преступления порке плетьми (до 50 ударов), крупным денежным штрафам, а также различным срокам тюремного заключения вплоть до десяти лет. В основном такие кары обрушиваются на тех, кто, как указывается в президентском указе, «организует собрания и шествия без санкций властей».
Рост недовольства нынешней жизнью в стране приобрел широкий размах. Власти, полагая, очевидно, что полиции уже не под силу справиться с «подрывными элементами», рекомендуют стражам порядка прибегать к помощи добровольческих отрядов и подразделений вооруженных сил.
Вскоре после объявления нового президентского указа в Хартумском университете состоялась церемония вручения дипломов студентам и присвоения ученых степеней преподавателям. Она вылилась в подлинную демонстрацию протеста суданской молодежи против введенного антидемократического закона. «Долой указ о защите общественного порядка!», «Нам не нужна такая опека!», «Новый закон — цепи для свободы!» — плакаты с такими лозунгами были вывешены в крупнейшем высшем учебном заведении страны.
— Мы, суданские студенты, осуждаем навязанный народу закон, который подавляет свободы, затыкает рот гражданам и лишает их права высказывать свое мнение,— обратился к многочисленным гостям председатель Студенческого союза Хартумского университета Халед Хасан Ибрагим.— С этой трибуны я от имени студенчества Судана заявляю о нашем несогласии с новым порядком. Мы считаем его несправедливым, порочным по сути и совершенно несостоятельным. Молодежь преисполнена решимости выступить против этого антидемократического закона и добиться его отмены.
Криками одобрения и аплодисментами сотни студентов поддержали выступавшего.
Сергей Медведко, корр. ТАСС — специально для «Вокруг света»
Хартум — Москва
