Эоловый - значит ветряный, от греческого слова эол - ветер. Эоловый город - это город, созданный силами, работой ветра. И читатель вправе спросить: каким образом ветер может создать город?
Город - совокупность зданий разной формы, величины и назначения, расположенных по сторонам улиц, переулков, площадей, садов и парков, нередко украшенных памятниками в честь замечательных людей или событий. Город сооружается человеком из различных материалов для совместной жизни многих людей на ограниченном пространстве. В эоловом городе созидательное искусство человека всецело заменено силами природы - работой ветра, которой помогают жара и мороз, капли дождя и струйки воды, использующие особенности состава, строения и условий залегания горных пород и в результате создающие формы, более или менее похожие на сооружения человека. Такие формы, созданные силами природы, мы находим довольно часто.
В горах встречаются отдельные утесы, похожие на башни, иногда даже на целые замки. На гребнях гор и холмов, особенно в пустынях, где эол достигает наибольшей силы и работает чаще и дольше, иногда находим скалы, очень похожие на столбы, столы, иглы, грибы, пирамиды, шары, привлекающие внимание путешественника своей формой и вызывающие удивление своим сходством с произведениями рук человека. Кроме всех подобных форм, которые можно назвать положительными, силы природы создают и отрицательные: в виде впадин различной величины – от мелких ячеек, которые делают поверхность утеса похожей на пчелиные соты, до больших ниш, в которых человек может сидеть или стоять, - порой соединенных в глубине одна с другой и представляющих галереи с окнами, разделенными столбиками.
Иногда этих однородных положительных или отрицательным форм в той же местности встречается много. Но только в качестве редкого исключения можно встретить совокупность разнообразных эоловых форм в таком количестве и такого качества, чтобы могло возникнуть представление об эоловом городе – целом городе, созданном работой эола и его помощников.
Во время моих путешествий по Европе, Северной, Средней и Центральной Азии я видел много разных эоловых форм. В литературе, описывающей пустыни Ирана, Аравии, Сахары, Австралии и так называемые “дурные земли” (“bad lands”) центральных штатов Северной Америки, разнообразные эоловые формы упоминаются и изображаются на фотоснимках достаточно часто. Но нигде в натуре и в описаниях я не находил такого сочетания форм различного характера в таком количестве и на такой значительной площади, чтобы могло возникнуть представление об эоловом городе, за исключением описываемого ниже.
Этот эоловый город находится в Китайской Джунгарии, на берегу реки Дям. Джунгария составляет северную часть провинции Синьцзян Китайской республики, расположенную между горными системами Восточного Тянь-Шаня на юге, Монгольского Алтая на севере и Джунгарского Алатау на западе. С трех сторон обширную впадину Джунгарии ограничивают эти высокие горные цепи, но в одном месте, в северо-западном углу, эти горы значительно понимаются и разрежаются; здесь, в промежутке между Джунгарским Алатау и Монгольским Алтаем, из степи, которую там называли Киргизской (сейчас она вошла в состав Казахской ССР), в Джунгарию довольно далеко внедряются менее высокие цепи Тарбагатая и Саура. К ним с юга примыкают хребты Барлык, Уркашар и Семистай; Немного южнее расположена цепь Майли-Джаир, составляющая продолжение Джунгарского Алатау на восток, отделенное от последнего глубокой долиной, называемой Джунгарскими воротами. Эти горные цепи отделены одна от другой более или менее широкими долинами, по которым из Советского Союза можно проехать в Китайскую республику, не преодолевая никаких высоких перевалов, крутых подъемов и спусков. Лишь местами встречаются небольшие участки пустыни.
Этот северо-западный угол Китайской Джунгарии, непосредственно примыкающий к границе Казахстана, я назвал Пограничной Джунгарией и занимался его изучением в течение трех лет, чтобы выяснить геологическое строение этого промежутка между горными системами Алтая и Тянь-Шаня. Нужно отметить, что эта страна, несмотря на её близость к нашей границе и легкую доступность, до моих работ оставалась очень слабо изученной, хотя через неё проходили экспедиции Пржевальского, Певцова, Козлова и Роборовского на пути в Центральную Азию или обратно, но у них не нашлось времени для более подробного исследования этой страны, потому что на пути в Центральную Азию их манили более далекие и интересные задачи в Тибете, Наньшане, Куньлуне, а на обратном пути исследователи были уже утомлены многомесячной работой и торопились вернуться на родину. Поэтому в том и другом случае Пограничной Джунгарии доставались только беглые попутные наблюдения.
Эоловый город я открыл в конце второго лета исследования Пограничной Джунгарии. В этот раз в экспедиции принимали участие студент М.А. Усов и мой сын Сергей. Мы уже обследовали горную цепь Джаир, где видели заброшенные с половины прошлого века золотые рудники, дважды пересекли скалистый хребет Семистай и вышли из него по ущелью реки Кобук в пустыню Сырхынгоби, которую нужно было пройти по пути к низовью реки Дям. Среди этой пустыни тянутся с востока на запад две низкие горные цепи – Хара-сырхэ и Хара-арат. Переход от реки Кобук привел нас к восточному концу первой цепи, где мы ночевали у небольшого источника, среди живописных скалистых холмов, сложенных из наклонных пластов юрской угленосной свиты; на вершине некоторых холмов сохранился ещё покров трансгрессирующего конгломерата третичного или четвертичного. Эти холмы было бы интересно осмотреть подробнее, но источник давал так мало воды, что мы не могли не могли напоить досыта свой караван и приходилось идти дальше. Предстоял большой безводный переход до низовья реки Дям, и нужно было торопиться.
Мы шли долго по предгорной равнине этой цепи Хара-сырхэ, медленно спускаясь к сухому руслу у северного подножия цепи Хара-арат. Эта равнина представляла полынную степь, изборожденную сухими руслами, по которым во время дождей стекали с гор потоки воды, отлагавшие песок и ил, слагающие всю равнину. В Центральной Азии такие предгорные равнины, состоящие из рыхлого материала, вынесенного временными потоками из гор, часто образуют очень широкий и высокий пьедестал, над которым резко поднимаются скалистые склоны горной цепи, давшие материал для этого пьедестала. Монголы называют эти предгорные равнины “бэль”.
Солнце клонилось уже к закату, когда мы миновали сухое русло у подножия Хара-арата и вступили в эту цепь невысоких черных холмов, сплошь покрытых щебнем и обломками выветренных горных пород и почти лишенных всякой растительности. Мы ехали довольно долго по этим унылым холмам и, наконец, выбрались на южный склон цепи, где местность имела совершенно другой вид, поразивший нас своей оригинальностью. Можно было подумать, что мы попали в развалины какого-то древнего города. Мы ехали как будто по улицам, окаймленным массивными зданиями азиатского типа, с карнизами и колоннами, но без окон. В стенах зданий часто были видны шары, совершенно похожие на круглые ядра старинных орудий, которые застряли в стенах домов во время бомбардировки города. На почве улиц и у подошвы стен местами блестели мелкие и крупные прозрачные пластинки, похожие на осколки оконного стекла. Но останавливаться для осмотра этих странных форм не было времени. Солнце уже закатилось, и проводник торопил, заявляя, что до воды ещё далеко. Приходилось откладывать осмотр до другого раза.
Наконец дорога вышла из этих развалин, и мы очутились среди невысоких песчаных холмов, заросших кустами тамариска, до того похожих один на другой, что в них можно было заблудиться. Стемнело. И проводник заявил:
- Нужно остановиться: дорогу потеряем в темноте.
Остановились среди этих холмов, развьючили животных. Вода для людей у нас была с собой в бочонках, кусты тамариска давали материал для огня, и мы могли сварить себе чай. Палаток не разбивали, спали, не раздеваясь, среди своих вещей.
Как только рассвело, мы поднялись и пошли дальше. Песчаные холмы скоро кончились, и тропа потянулась через большой солончак с топкой почвой. Ночью мы, конечно, сбились бы с тропы и могли промучиться всю ночь с увязавшими в грязи вьючными животными. Слева от солончака видно было продолжение странных развалин в виде высокой квадратной башни, впереди которой лежала фигура, похожая на египетского сфинкса.
За солончаком началась долина реки Дям. Высокая трава, обильные кусты, рощи деревьев говорили о том, что вода должна быть. В первой же роще мы увидели колодец и решили остановиться, чтобы животные, котороые провели всю ночь без воды и корма, могли отдохнуть. Развьючились, поставили палатки, достали ведро и веревку, чтобы напоить животных. Колодец имел метра три глубины. Зачерпнули воды. Она оказалась очень грязной и сильно пахла тухлыми яйцами. Даже невзыскательные ишаки нашего каравана не захотели её пить. Но проводник сказал уверенно:
- Это колодец калмыков. Они живут здесь зимой, а на лето уходят в горы. Воду из колодца давно не брали, и она затухла. Вычистим колодец, и вода будет хорошей!
Сын проводника, служивший у нас рабочим, разделся и спустился в колодец с ведром и заступом. Вытащили из колодца ведер тридцать черной грязи и тухлой воды. Потом набралась свежая, её вычерпали для водопоя животных, которые пили её; она была ещё мутноватая и немного пахла. Но следующая порция стала лучше, и мы могли пользоваться ею, - в Центральной Азии приходится довольствоваться и чуть солоноватой или пахучей водой.
Мы прожили в этой роще несколько дней. С утра я уезжал с обоими сотрудниками для изучения эолового города, съёмки, фотографирования. Часам к трем-четырем возвращались и вечером записывали наблюдения, вычерчивали съемку, меняли фотопластинки. В последнее лето исследований Пограничной Джунгарии удалось побывать ещё раз здесь и провести опять несколько дней в той же роще, чтобы дополнить обследование этого урочища, называемого Орху.
Эоловый город занимает площадь в несколько десятков квадратных километров к югу от горного кряжа Хара-арат и к востоку от нижнего течения реки Дям. Вся эта площадь сложена из сравнительно рыхлых песчаников и песчанистых глин желтого, розового и зеленоватого цветов, легко поддающихся размыванию и развеиванию. В толще этих пород имеются более твердые слои и довольно много твердых известковых конкреций, то есть стяжений, богатых известью, в виде правильных шаров разного диаметра, а также самых причудливых форм. При выветривании пород твердые прослои выступают карнизами и вместе с конкрециями обусловливают образование самых разнообразных форм рельефа. Прожилки белого прозрачного гипса, имеющиеся в толще, выпадают в виде обломков, похожих на оконное стекло. Такие качества состава этой толщи коренных пород, залегающей почти горизонтально на большой площади, обусловили разнообразие и причудливость форм выветривания и развеивания, характеризующих эту местность.
Эоловые "Два моржа" из гранита массива Кой-Тас на северной ступени Джаира
По особенностям рельефа мы разделили эоловый город на три части. Первая, занимающая наибольшую площадь и ближайшая к долине реки Дям, отделена от последней плоскими холмами, позади которых видны из долины поднимающиеся выше столбы и башни города. Здесь сменяют одна другую улицы и переулки разной длины и ширины, местами – площади, обставленные массивными стенами высотой в 2-3 этажа, с карнизами, с торчащими в стенах круглыми ядрами, башнями – круглыми и квадратными – разной величины, пирамидами, столбами, иглами, фигурами порознь и группами.
Вот над зданием поднимается острая игла в несколько метров высоты. Вот две башни, одна повыше, другая пониже, в нижней части соединенные в общее здание. Вот тонкий столб, увенчанный конкрецией, похожей на голову ящера, поднимающийся над туловищем, напоминая в общем фигуру ископаемого динозавра. Вот уединенная башня, внизу широкая, кверху суживающаяся в нечто, похожее на голову в капоре, а в общем – фигура женщины в широком платье, стоящей на коленях. Вот бюст человека в шлеме. Вот группа круглых башен разной величины. Вот башня, и возле неё фигура сфинкса на высоком пьедестале.
Одна улица привела нас на открытое место окраины этой части города, где среди редких деревцев саксаула поднимались как будто лежачие фигуры животных на пьедесталах, напоминая надгробные мавзолеи или саркофаги – в общем пригородное кладбище, и рядом низкая башня, похожая на часовню. Улицы и переулки города большей частью лишены всякой растительности. Почва их – глинистый песок, смытый и сдутый со зданий: в него нога погружается выше щиколотки, пробивая тоненькую верхнюю глинистую корочку. За нами везде остаются глубокие следы, указывающие ,куда мы проехали. Но местами почва улиц представляет собой сухой солончак с бугорками, поросшими кустиками солянок. Попадаются и улицы с песчаными холмами, укрытыми кустами тамариска. На северо-востоке эта часть города кончается обширной песчаной площадью, усыпанной мелкой галькой и щебнем, отполированными песком. Выше поднимается, как будто на плоском холме, восточная часть города, обращенная к площади сплошным рядом зданий с карнизами, выступами, колоннами, напоминая сказочный дворец. А впереди него, совершенно обособленно, высится массив метров в сорок высоты, с отвесными боками, похожий на тюремный замок и получивший от нас название «Бастилия». На подъеме на эту возвышенную часть города, левее дворца, мы видели башни разной формы, ограды, вроде низких каменных стен с башенками, и в одном месте – фигуру, удивительно похожую на человека в кресле, но без головы и верхней части бюста.
Южная часть города, осмотренная во время второго посещения, состоит из ряда высоких неуклюжих башен красноватого цвета с карнизами. К ним поднимаются улицы, занесенные барханами песка. Пробраться за эти башни нам не пришлось, и там осталась ещё не осмотренная более низкая часть города. Впереди башен расположены невысокие холмики другого вида, обусловленного тем, что та же свита пород здесь пересечена многочисленными жилами черного блестящего асфальта особого рода, падающими почти отвесно. Эти жилы, толщиной от 2-3 сантиметров до метра, обусловили образование других форм рельефа. При выветривании асфальт распадается на мелкие кусочки, которые покрывают склоны холмов густой черной сыпью. Сами жилы и пересеченные ими породы, закированные, то есть пропитанные нефтью, застывшей в жилах в асфальт, являются более твердыми и слагают острые гребни холмов. Твердые, закированные песчаники боков жил местами выступают на гребнях большими плитами или толстыми балками в 2-3 метра длины; местами они образуют небольшие ущелья из отдельных плит. Открытие этих жил (мы насчитали их более десяти), создавших особые формы данной части города, имело и практическое значение, доказывая, что в глубине должно быть месторождение нефти.
Эоловый город поразил нас пустынностью, отсутствием признаков жизни. Рядом в долине реки Дям были рощи, кусты, трава, насекомые, птицы, зайцы, антилопы, а в городе – почти никакой растительности, оголенные здания, башни, улицы, переулки, площади. Проезжая по ним, мы только изредка видели насекомых, занесенных ветром. Здесь царила мертвая тишина; духоту воздуха, нагретого лучами солнца, отражаемыми стенами зданий, только по временам освежали легкие порывы ветра, создававшие маленькие смерчи, которые крутились по улицам и площадям.
В один из дней мы испытали песчаную бурю. Мы уже вернулись из экскурсии по городу в свою рощу и сидели возле палатки в тени тополя, когда слабый с утра ветер усилился и с северо-запада надвинулась туча пыли, скрывшая солнце. Над городом воздух сделался серым, появились большие крутящиеся столбы пыли, которую ветер поднимал с улиц и площадей, сдувал со стен. Скоро все исчезло в туче пыли. Но буря окончилась несколькими каплями дождя, и к вечеру небо очистилось.
Несмотря на полную оголенность форм города, изменение их происходит очень медленно. Я имел возможность проверить это, сделав дважды фотоснимки тех же двух столбов с промежутками в три года. Один столб был толстый, приземистый, наклоненный в одну сторону, другой – тонкий, прямой, высотой метра в два. Сравнение снимков показало, что за три года формы не изменились сколько-нибудь заметно. Поэтому можно думать, что эоловый город создавался силами эола и его помощников в течение нескольких столетий. Возможно, что вначале, когда климат Джунгарии был влажнее, чем в настоящее время, главную роль в расчленении толщи осадочных пород, слагающих город, играла проточная вода, которая врезала многочисленные овраги, превратившиеся потом постепенно в улицы и переулки.
Открытие эолова города является одним из доказательств очень слабой изученности Пограничной Джунгарии до моих исследований. По нижнему течению реки Дям проехала в конце 1890 года экспедиция Певцова, возвращавшаяся из Тибета; в ее составе был молодой геолог. Из долины реки видны иглы и столбы ближайшей части города, поднимающиеся над вершинами передних холмов. Геолог не мог не заметить их со своего пути, но не полюбопытствовал свернуть к ним для осмотра. Мало того, экспедиция ночевала на берегу озерка Улюнгур, примыкающего с запада к площади города, а с берега озера видны здания, привлекающие внимание; со стоянки можно было съездить к ним. Оправданием геологу может служить то, что экспедиция возвращалась усталая на родину и проходила здесь зимой, во время сильных морозов. Мы тоже ночевали на берегу этого озерка после второго посещения города, но самого озерка не было, оно совершенно высохло за истекшие 19 лет. Дно озера представляло голую песчаную равнину, но по берегам прежних небольших заливчиков ещё тянулись остатки зарослей камыша, совершенно высохшие, потерявшие метелки и листья. Одну такую заросль я поджег и сфотографировал вид пожара, отъехав по дну озера на некоторое расстояние.
Возникновение этого исключительно редкого сочетания эоловых форм в Пограничной Джунгарии можно объяснить рядом благоприятных условий: сухим климатом пустыни с сильными ветрами; толщами рыхлых легко развеиваемых горных пород значительной мощности и в горизонтальном залегании на большой площади; присутствием отдельных твердых пластов и в особенности конкреций разной величины и формы, сопротивляющихся выветриванию гораздо дольше, чем вмещающие породы.
Я надеюсь, что эоловый город привлечет к себе ещё раз внимание исследователей в будущем для изучения известковых конкреций в толще этих пород. Такие конкреции нередко обусловлены наличием какого-нибудь органического тела, погребенного в осадочной породе на дне моря или озера: раковина какого-нибудь моллюска, кость позвоночного животного, тело рыбы, рака, губки, лилии, которые были захоронены в иле, вызывают приток раствора извести, отлагающейся вокруг этого постороннего тела. Многие конкреции оказались содержащими интересные окаменелости, например, конкреции в красных песчаниках берегов Северной Двины, в которых профессор Амалицкий добыл массу костей пермских пресмыкающихся, украшающих Палеонтологический музей Академии наук. Возможно, что конкреции в породах эолового города также содержат какие-то органические остатки, которые позволят определить возраст толщи. Нам удалось найти в ней только отпечатки двустворчатых пресноводных раковин и несколько мелких косточек, которые нельзя было определить; и возраст толщи эолового города мы совершенно условно, по другим признакам, считаем меловым. Но он может быть третичным или даже гораздо более древним – юрским. В Пограничной Джунгарии, в долинах между цепями, часто встречаются юрские угленосные слои с хорошей флорой, но имеются также третичные отложения. Изучение эолового города специальной экспедицией, снабженной средствами и силами для добычи и обработки конкреций, может дать интересные результаты.
