Караваны Гертруды Белл: как отважная леди покоряла пустыни, проводила раскопки и завоевывала уважение местных правителей

В июле 1926 года в Багдаде, в небольшом саду не берегу Тигра, сидела в плетеном кресле женщина. На ее коленях лежала раскрытая книга — «Диван» Хафиза. На Востоке по «Дивану» часто гадают. Здесь свято верят, что поэт своими пророческими стихами может помочь всякому, кто терзается сомнениями. Женщине 58 лет, ее гнетет дикая усталость. А ведь когда-то она могла месяцами идти по пустыне с караваном, не уставая и не унывая. Теперь всё иначе. Она с трудом переносит жару. Ночью — бессонница или кошмары. Одиночество…

Она наугад открыла страницу, и ей выпал такой бейт (стих): «Если путь опасный долог, // будто нет ему конца, все ж он кончится на радость // каравана — не тужи!» Да, ее путь подходит к концу. В спальне на столике у кровати уже стоит пузырек со снотворным.

Гертруда Маргарет Лотиан Белл родилась 14 июля 1868 года в Англии, в графстве Дарем, в поместье своего деда Лотиана Белла Вашингтон-холле. Сэр Лотиан был видной фигурой викторианской эпохи. Он владел сталелитейными заводами на севере Англии и за свои «индустриальные» заслуги перед империей получил, правда, в пожилом возрасте, титул баронета.

После него семейное дело унаследовал старший сын Хьюго, отец Гертруды. Мать ее, Мэри, умерла во время родов, когда девочке исполнилось всего три года. Еще через пять лет Хьюго Белл женился вторично на Флоренс Олайф, женщине образованной и добросердечной, которая с первых дней своей жизни в Вашингтон-холле относилась к падчерице как к родной. Девочка тоже очень привязалась к мачехе.

Детство протекало безоблачно и беззаботно. Но в 15 лет домашнее образование (к которому ученица, впрочем, никогда не выказывала особого интереса) завершилось, и Гертруду отправили учиться в Лондон, в школу на Харли-стрит. Там учитель истории открыл в девочке недюжинные способности и настоятельно советовал ей продолжать образование. Флоренс и сэр Хьюго дали на то свое согласие, и вот уже их дочь — студентка оксфордского Колледжа леди Маргарет.

Отличница и модница

Женщина в плетеном кресле перевернула еще одну страницу «Дивана» и прочла:
«Срывай цветы веселья, // какие бог пошлет!» Улыбнулась.

Да, было и для этого время… К концу первого курса подруги по Оксфорду стали подражать ей в одежде. Все поголовно обзавелись коричневыми туфлями на низком каблуке, точь-в-точь как у известной модницы, дочери Хью Белла. Она же продолжала менять наряды, танцевала до упаду, плавала, играла в теннис, каталась на лодке, участвовала в любительских спектаклях…

Светская звезда

Она перевернула еще один лист и прочла: «Просило сердце у меня // то, чем само владело. В волшебной чаше увидать // Оно весь мир хотело».

Тогда, выпускницей, она вовсе не горела желанием видеть дальние страны, а тем более весь мир. К двадцати годам мисс Белл вполне еще мыслила сугубо викторианскими, «домашними», островными категориями. Но вмешался случай. Ее дядя, сэр Фрэнк Ласселз, посол Британии в Румынии, пригласил племянницу провести зиму в Бухаресте.

Сначала ее очень занимали светские визиты. Это выглядело примерно так: «Посреди дивного сада — фонтаны, деревья, пруды — стоит дом „из сказки“. С голубой черепицей, украшенный крохотными кусочками стекла. Здесь пребывает величественный принц, одетый в длинные одежды. Он выходит встретить вас. Его дом — ваш, его сад — ваш, не говоря уже о его чае и фруктах. „Ваш преданный раб надеется, что милостью Божьей госпожа в добром здравии“, „Госпожа здорова, хвала милосердию Создателя“, „Не угодно ли госпоже присесть на эти подушки?“ Госпожа садится на подушки и, пока под навесом в саду подают мороженое и кофе, проводит время, обмениваясь через переводчика цветистыми комплиментами с хозяином дома. После чего, освеженная и очарованная, вы едете домой, а вслед вам несутся благословения хозяина… Я поняла, что у нас на Западе нет гостеприимства и хороших манер. Я чувствовала себя пристыженной, точно была нищенкой с улицы».

Невеста навсегда

Женщина на берегу Тигра прочла следующий бейт: «Смирись! В печи пылающей разлуки // расплавят муки, мудрость отольют». И почему мудрость рождается лишь в страданиях?

Из тегеранских писем дочери супруги Белл узнали не только о сказочном гостеприимстве персов, благоухающих рощах и мертвой тишине, что царила в пустыне. Гертруда мельком упомянула и о первом секретаре посольства — статном молодом джентльмене 33 лет, замечательном наезднике и спортсмене, который «опекает ее сверх меры». Это был Генри Кадоген, младший сын известного аристократа графа Кадогена. Он стал постоянным спутником Гертруды в ее «вылазках». Пикники, балы, теннисные турниры, посещение базаров, соколиная охота, прогулки в горах — их везде видели вместе. Скоро до самого последнего клерка в дипмиссии «дошло», что молодые люди влюблены друг в друга.

Несостоявшаяся невеста без долгих раздумий собралась в дорогу. Конечно, последние дни в Персии они с Кадогеном не расставались. Прощались в отчаянии.

Но дома, в Англии, леди Флоренс и сэр Хьюго, словно в бульварных романах, сразу осознали, насколько глубоки чувства девушки к молодому чиновнику. Их дитя было мрачно или, наоборот, вдруг впадало в крайнее возбуждение, когда речь заходила о достоинствах Генри. И вскоре отец «капитулировал». Мир для выпускницы снова заиграл всеми своими красками.

Снова в путь!

Она захлопнула книгу. Вокруг цвели розы, очень похожие на те, тегеранские. Гертруда Белл больше никогда не видела Генри Кадогена. Летом 1893 года он умер от холеры, проболев всего несколько дней. «Весть пришла, что печаль // моих горестных дней — не навечно. Время — ток быстротечный. // И бремя скорбей — не навечно».

…Она не станет оглядываться. Она пойдет вперед одна. Но не вернется к прежней легкой жизни. Она осуществит то, о чем мечталось тогда с Генри в Тегеране. Она соберет караван… Ее ничто не испугает.

К 1896-му выучен арабский и внимательно прочитан Коран. В нем ей лучше всего запомнился такой призыв: «Идите налегке, как одинокие и ни в чем не нуждающиеся». Очень хорошо. Так и надо поступить. Ведь она одинока и ничего больше не боится, потому что ей нечего терять… Да, вернуться на Восток. Но не теперь, когда воспоминания еще свежи, можно потратить некоторое время на книгу о первой поездке («Персидские зарисовки»), на собственный перевод «Дивана» и неторопливое, «как во сне», турне по Европе.

За пять лет, прошедших после смерти Кадогена, Гертруда объехала почти весь этот континент, да еще и вокруг света. Мелькали страны, города, но ничего не оставляли в ее душе: по ночам ей все-таки снилась пустыня. Странно распорядилась судьба: увидев почти весь мир, она по-настоящему узнала и полюбила лишь небольшой его кусочек.

Зимой 1899 года Гертруда наконец выехала из Англии в Иерусалим, чтобы на краю песков готовиться к своему первому путешествию по ним. В марте 1900-го ее небольшой караван уже выступил в глубь Аравии. Белл с детства ездила верхом только в дамском седле, но теперь села на коня по-мужски. Сама спроектировала широкую юбку-брюки…

В этой первой, так сказать, ознакомительной дороге путешественница не упускала случая заговаривать со всеми, кто встречался: торговцами, паломниками, бедуинами. Так часто добывались, кстати, устные «рекомендательные письма» к друзьям и родным случайных попутчиков, что порой очень облегчало жизнь отряду.

А иногда — наоборот. В Мадебе, например, Белл встретила некоего американского фотографа, который сказал, что дальше двигаться небезопасно, и посоветовал попросить у турок вооруженную охрану. Неопытная Гертруда обратилась к властям, которые тотчас заподозрили в ней шпионку и запретили покидать Мадебу. Но находчивость — мать успеха. На другой же день англичанка явилась к ним с фотокамерой и заявила, что хотела бы сфотографировать всех местных османских чиновников.

Такая дипломатия принесла плоды. Ей дали конвой и позволили отправиться дальше. Правда, после этого случая наша героиня зареклась когда-либо путешествовать с эскортом султанских солдат: при виде их формы всё дружелюбие и гостеприимство арабов улетучивались как дым.

С другой стороны, в пустыне без официального «пригляда» — никуда. Стоило Гертруде, отдохнув в Иерусалиме после первой экспедиции лишь три недели, отправиться в новую (теперь караван держал путь в край друзов, по ливанским и сирийским землям), как после нескольких дней пути отряд был опять остановлен. «Куда направляется госпожа?» — «К друзам». В ответ — недоверчивые улыбки. Тогда Белл еще настойчивее заявила, что твердо решила попасть в Салхад — самое сердце таинственной страны этого племени. «Госпоже нечего там делать» — «Это уж мне виднее!»

В общем, после всех этих препирательств турки «признались», что получено специальное указание из Дамаска: иностранцев в эту область не пускать. «Иностранка» поняла, что это ложь, но притворилась расстроенной и сказала, что раз так, она… подумает (благо восточной манере переговоров уже научилась!). Усталые солдаты покинули лагерь, запретив ей трогаться в каком-либо направлении.

Когда на другой день они опять объявились, их не пустили в палатку Гертруды: «Госпожа больна, очень больна. Не может встать». Сержант спросил у одного из слуг, сможет ли, по его мнению, караван сдвинуться с места завтра утром? «Что вы, госпожа вряд ли дотянет до утра»… Турки снова уехали.

А в два часа ночи Белл вышла из своей палатки. Стоянку свернули в рекордно короткий срок. На рассвете граница страны друзов осталась уже далеко позади. Погони партия не опасалась — османы сами боялись «заступать» на территорию воинственного народа… А шейх друзов, когда услышал, как «хитроумный Одиссей в юбке» провел турок, так смеялся и радовался, что попросил своего «придворного» поэта сочинить в ее честь оду. Люди толпами шли с дальних кочевий, чтобы посмотреть на англичанку…

Зато с одним из бедуинских шейхов во время дальнейшего похода в Ливан она чуть было не поссорилась. Караван остановился в его лагере на ночлег. «Госпожу», естественно, пригласили выпить кофе и отведать баранины. Беседа затянулась. У валившейся с ног после длинного перехода европейки сами собой закрывались глаза, и она почла за благо потихоньку выскользнуть из-под тента, тем более что казалось, никто не обращает на нее особого внимания. А наутро один из слуг вбежал в ее палатку с вопросом: почему это она так оскорбила их хозяина уходом?! Пришлось искать примирения. А ей-то казалось, что она знает все арабские обычаи… Гертруда послала шейху в подарок револьвер, обернутый в шелковый платок, и тот остался очень доволен.

А караван продолжал свой путь до окрестностей Бейрута. Несколько дней он простоял там, на берегу реки Адонис, где, как гласит предание, сама Венера встречалась со своим возлюбленным… Затем уже была Яффа, где начальница экспедиции села на корабль до родных берегов. Но «я вернусь сюда очень скоро. Человек, хоть раз побывавший здесь, обречен на возвращение. Особенно если этот человек уже забрался так далеко, как я».

Однако, представьте, к концу беседы от его скепсиса не осталось и следа. Напротив, он предложил Гертруде стать его компаньонкой! Как раз сейчас партия отправляется на раскопки, быть может, это ее заинтересует? Глаза Гертруды заблестели. Еще бы не заинтересовало! Правда, дела в Йоркшире позволили ей присоединиться к сэру Рамси только спустя два года, в 1907-м. Весь 1906 год она писала лирическую книгу «Пустыня и плодоносная земля».

На раскопки в Кархемиш

Снова шелест страницы. «Где Кавус? Где троны Кейев? // Прахом славу их развеяв, плачем только вихрь пустыни // средь разрушенных палат!»

Точнее не скажешь. В новой малоазийской ипостаси она — «средь разрушенных палат», вся испачканная, осторожно смахивает метелкой песок с орнаментов и слов на давно поверженной колонне. Им с Рамси повезло: они обнаружили остатки многочисленных строений, оказавшихся при ближайшем рассмотрении руинами раннехристианских храмов. Увлеченная Гертруда целыми днями рисовала планы, копировала надписи. Весь следующий год компаньоны провели в литературных трудах над сочинением «1001 храм». Оно и сегодня пользуется авторитетом у ученых.

В то же самое время Гертруда неожиданно для всех вступает в «Женскую антисуфражистскую лигу» и даже становится ее почетным секретарем. Незадолго до этого знаменитая миссис Панкхерст, основательница движения за эмансипацию женщин, задалась целью популяризировать свои идеи в Англии. Флоренс Белл примкнула к ярым противницам развернувшейся кампании. Ее периодически возвращавшаяся с Востока падчерица просто последовала этому примеру. То ли из-за семейной солидарности, то ли в Гертруде всё еще жила та викторианская барышня, которая твердо знала, что можно, а чего нельзя, и которая в 24 года по первому приказу родителей примчалась из Тегерана в Англию, оставив любимого человека, — кто знает?

Оставив до поры и археологию, и антисуфражизм, в конце 1911 года Белл снова собирает караван в Дамаске, чтобы пересечь Сирийскую пустыню. А зима, как назло, выдалась такой суровой, что по утрам ее люди отказывались вылезать из-под тентов. Их начальнице приходилось выбивать колышки, дабы тяжелая крыша из верблюжьей шерсти падала на смутьянов, и им волей-неволей приходилось выбираться наружу.

В середине марта Гертруда впервые увидела минареты Багдада — города, который однажды станет ее домом и последним пристанищем. Но сейчас ей тут нечего задерживаться — надо вести караван к побережью, к древнему Кархемишу, где в это время вел раскопки ее старый знакомый, доктор Хогарт.

Его самого она, однако, не застала. Вместо Хогарта из палатки навстречу ей вышел невысокий юноша. Пока они пили кофе, он рассказывал ей, что учится в Оксфорде и хочет всю жизнь посвятить археологии. В общем, день прошел в беседе, а вечером, когда новые знакомые расстались, Гертруда не забыла упомянуть в своем дневнике, что молодой человек, похоже, скоро станет выдающимся ученым. Оксфордский же студент поведал своему личному журналу, что восхищен «женщиной, избравшей весьма своеобразный образ жизни».

Откуда же нашей героине было знать, что этот «кандидат в ученые» скоро возглавит знаменитое арабское «восстание в пустыне» и, восседая на белом верблюде, поведет на Дамаск тысячную армию? А «кандидату» (его, кстати, звали Томасом Эдуардом Лоуренсом), конечно, и в голову не могло прийти, что она однажды сделается «некоронованной королевой Ирака» и возведет на трон нового государства его верного друга шейха Фейсала.

Шпионка и любовница

«В степи безлюдной я блуждал, // и страх меня сопровождал. Страшись пустынь! Страшись путей, // где сердцу нечего искать! Нет, мне до цели не дойти // и, видно, нет конца пути. Стоянок сотни было там // и сотни предстоят опять!» Хаиль. Ну, конечно, Хаиль. Иногда ей казалось, что караван никогда не достигнет стен этого города…

Дамаск, «Палас-отель», зима 1913 года. Гертруда снова готова пуститься в путь, и по сравнению с тем, что она задумала сейчас, все ее прежние странствия по Аравии выглядят беспечными прогулками. Цель Белл — древний город Хаиль, примерно в тысяче километров от отправного пункта. Там находится резиденция принца ибн-Рашида, правителя центральной части полуострова. А уже из Хаиля она отправится к ибн-Сауду, смертельному врагу ибн-Рашида, владетелю южных земель.

Перед этой экспедицией Гертруда выступила с докладом в Королевском Географическом обществе. Ученые мэтры поначалу отнеслись к ней снисходительно. Конечно, удивительно, что мисс Белл, не имея специальных научных знаний, сумела уже проделать так много, но почему бы еще немного не поучиться?.. И ей предложили прослушать курс астрономии, основ топографии, а также научиться ориентированию на местности.

Она, ничуть не обидевшись, последовала совету. А что? Всё это очень пригодится. К тому же при соблюдении этого условия ей обещана официальная миссия — делать карты и фотографии для общества. Турецкие власти, как всегда, подозревают, что эти карты отправятся прямиком в британское Министерство иностранных дел. Они даже не знают, насколько близки к истине! Родная страна поставила перед Гертрудой важную задачу — содействовать сплочению разрозненных арабских племен под руководством Альбиона. Ходят слухи, что турки подкупили ибн-Рашида. Так ли это? Путешественница должна всё выяснить. Что и говорить, заманчивая задача для авантюристки. Правда, на душе у нее как раз в это время скребут кошки…

Чуть ранее, в июле того же года, в Вашингтон-холле она познакомилась с майором Чарлзом Дауи-Уайли, и ей показалось, будто в пасмурном Йоркшире запели тегеранские соловьи. Дауи женат на ее подруге? Ерунда, зрелая женщина, она не позволит глупым условностям еще раз сломать ее жизнь! Новые знакомые обменялись страстными письмами, встречались тайком, и их роман с каждым днем становился всё более мучительным. Но Дауи так и не решился на разрыв с супругой. Гертруда более не в силах жить в постоянном нервном напряжении, и ее поспешный отъезд на Восток похож на бегство: «Я буду рада уехать, я хочу уехать! Я хочу обрубить все связи с миром, это самое лучшее и разумное»…

16 декабря 1913 года Белл снаряжает свою партию, нагрузив 17 верблюдов и 8 мулов провизией на 4 месяца, походным снаряжением и подарками для вождей племен. Перед этим она встречается с одним из агентов принца ибн-Рашида и передает ему 200 фунтов, которые должны ждать ее в Хаиле, — следует перестраховаться от грабежей.

Кроме того — неприятность: накануне отъезда заболевает тифом преданный личный слуга Фатух, и скрепя сердце Гертруда оставляет его в Дамаске — всякое промедление увеличивает риск быть остановленной османскими властями. По мере того как караван удалялся от цивилизации, она «чувствовала, как спадают оковы, кольцом сжимавшие ее сердце». Но с другой стороны, стало физически очень тяжело, кожа на ее лице лопалась от постоянного ветра. По силам ли ей миссия?..

«Я уже готова была повернуть назад, — вспоминала Белл много позже. — Ужасный холод, отсутствие Фатуха — всё вместе собралось в огромную гору трудностей. Я могла только думать и думать без конца, обратив взгляд назад».

По ночам она ведет путевой дневник, предназначенный только для Дауи-Уайли. «Я уже погрузилась в пустыню, будто это мой родной дом. Тишина и одиночество опускаются на меня плотной вуалью. Я хотела бы, чтобы ты увидел пустыню и вдохнул воздух, который идет из самого источника жизни. Несмотря на пустоту и безмолвие, это прекрасно».

Близ города Зиза свою госпожу нагнал Фатух. Он привез ответные письма от Чарлза: «Ты сейчас в пустыне, а я в горах, в местах, где под облаками хочется сказать так много. Я люблю тебя. Становится ли тебе от этого легче там, где ты сейчас? Становится ли от моих слов пустыня менее огромной и бесприютной? Возможно, когда-нибудь я расскажу тебе об этом в поцелуе».

24 февраля 1914 года, проведя в пути три месяца, караван достиг Хаиля. Разбив лагерь за его стенами, Белл послала Фатуха к правителю. Вернулся «оруженосец» в сопровождении троих верховых, вооруженных пиками: эмир ибн-Рашид в отъезде, но его дядя Ибрагим, который оставлен наместником, готов принять ее. Гертруде показалось, что Фатух незаметно делает ей какие-то знаки, но им не удалось перекинуться даже словом.

Ворота Хаиля захлопнулись за караваном. Во дворце ее провели в какую-то комнату, где через некоторое время появился наместник в одеждах из китайского шелка и в окружении толпы нубийских рабов. Гостья и хозяин обменялись приветствиями, и на этом… разговор завершился. Ибрагим только обронил, уходя, что, поскольку принц отсутствует, будет лучше, если госпожа подождет его здесь, в этих покоях. Сказано это было самым вежливым тоном, но Гертруда сразу поняла что к чему. Она под арестом. Ну и ладно. В конце концов, она смертельно устала, да и верблюдам нужен отдых.

Прошло, однако, несколько дней. К ней никто не приходил, кроме черкешенки Туркиеш. Та трещала без перерыва, замолкая лишь в одном случае: если Гертруда спрашивала, сможет ли она в ближайшее время уехать. Это не в ее, Туркиеш, власти. Неразумно задавать такие вопросы наложнице… Да еще иногда во дворец допускали Фатуха.

…Евнухи, эмиры, наместники, рабы, наложницы… Такое впечатление, словно она попала в Х век. Как же вернуться в свою эпоху? И тут находчивость вновь помогла Гертруде Белл. Она потребовала новой встречи с Ибрагимом. На сей раз ее привели в эмирский сад. Меж фонтанов и деревьев гуляли эмирские же дети, наместник с придворными пил кофе в голубом павильоне. Британка завела разговор об отъезде, но все, как и ожидалось, только улыбались и подливали горячего напитка. Тогда в ярости — разыгранной ли, неподдельной ли она вскочила с подушек, повернулась, ушла. И услышала за спиной у себя мертвое молчание — лишь журчание фонтанов. Такой жест мог позволить себе только шейх, смельчак, привыкший повелевать.

Если бы в павильоне была дверь, Гертруда бы ею хлопнула. Она понимала, что нанесла наместнику оскорбление (как когда-то у бедуинов), которое тот не простит. Очутившись в своих покоях, приготовила пистолет.

Но через некоторое время вошел главный евнух и объявил мисс Белл, что она свободна. Более того, протянул ей кошель с теми самыми двумя сотнями фунтов, которые она «перевела» сама себе в Хаиль. Поцеловав на прощание милую забавную Туркиеш, наша героиня собралась в дорогу после месяца, проведенного в «золотой клетке», и, как оказалось, вовремя. Армия ибн-Сауда стояла почти у стен города. Ибн-Рашид готовился к активной обороне. Еще немного, и Белл очутилась бы под перекрестным огнем армий двух принцев. В этой зловещей предгрозовой атмосфере она едва успевает сделать альбом фотографий города, ради которого пересекла пустыню.

В мае 1914-го опытная путешественница опять возвращается в Англию, не выполнив данных ей секретных политических поручений. И вообще, она не догадывается, что это было ее последнее странствие по пескам.

Осенью того же года Ближний Восток уже представлял собой поле боя. Британия решительно вовлекла в войну арабов, обещая им независимость в случае победы над османами.

А в Лондоне происходит наконец тайная встреча Гертруды с тем, для кого она при свече, слушая, как хлопает на ветру ткань палатки, писала ночами свой дневник. Всего одна ночь вместе. Чарлз уже получил приказ отбыть в действующую армию для участия в десанте против султанских войск под Галлиполи. Он уезжает на днях.

Восточный секретарь

«Свеча, свиданье с мотыльком // считай подарком рока: его, как только над землей // заря взойдет, не будет». Женщина в плетеном кресле читает эти слова шепотом, чтобы не услышал садовник, занимающийся цветами шагах в десяти от нее.

Чарлз Дауи-Уайли погиб под Галлиполи и был похоронен на песчаном дарданелльском берегу. Белл некоторое время всерьез собиралась покончить с собой. В дневнике появляются кривые, разбегающиеся во все стороны буквы: «Подожди меня! Я не боюсь перехода, я пойду с тобой»… Но у нее не хватает решимости.

В 1919 году, уже после войны, она ездила на Парижскую мирную конференцию: «Меня уговаривали остаться на дипломатической работе в Европе, но я не могла себе представить, как можно в такой момент быть там. Я не могу думать ни о чем, кроме того, что будет с Ближним Востоком». Еще годом позже заслуженную путешественницу, бывшую шпионку, офицера в отставке, обладательницу ордена империи назначили Восточным секретарем Высшей Британской комиссии в Междуречье.

Когда в 1921 году в Каире состоялась конференция по вопросам будущего этой страны, Черчилль пригласил на нее самых крупных экспертов по Ближнему Востоку: 40 человек, единственной женщиной среди них была Гертруда Белл. Наконец, именно она сыграла решающую роль в приходе к власти Фейсала I из Дома Хашимитов, первого короля на троне Ирака — государства, созданного волей британцев и не в последнюю очередь волей и фантазией дамы, к которой арабы прислушивались. Перед «выборами» она путешествовала с Фейсалом по стране, представляя его «избирателям» — вождям племен. Тогда Фейсал и Гертруда и стали близкими друзьями. А вот замуж она так ни разу в жизни не вышла и детей не родила…

…Теперь она живет в Багдаде, в обычном доме. По утрам выезжает верхом или купается в Тигре. Новые иракские лидеры принимают решения о будущем страны у нее за чашкой чая. Она рада и простым людям — в любое время. «Те бесчисленные беседы, что я провожу ежедневно с этими джентльменами в тюрбанах, кажутся мне самым важным делом на свете».

Мир — красавице невесте

Женщина в плетеном кресле перевернула предпоследнюю страницу «Дивана». «Видишь надпись на своде сияющем? // Все на земле, кроме добрых деяний на благо людей, не навечно».

Гертруда устала уже даже от этих деяний. Год назад она съездила в Англию посоветоваться с врачами. Те вынесли вердикт: на Восток возвращаться нельзя, тамошний климат убьет ее. Умолял остаться и отец. Тем не менее она собралась обратно в Багдад, рассеянно ответив: «Восток вошел в меня настолько, что я уже не понимаю, где он, а где я сама». Ею овладела странная апатия, и мысль о смерти, скорее, привлекала, чем пугала.

Последнее, что она задумала в жизни, — это создать в Ираке настоящий археологический музей (пришлось опять бороться с мнением большинства соотечественников, считавших, что куда разумнее вывозить всё найденное в Европу). Много времени и сил ушло на поиски подходящего здания, планирование помещений, сортировку экспонатов. Фейсал, конечно, не отказал дорогой подруге в просьбе торжественно открыть ее детище. И на волне энтузиазма весной ее болезни на некоторое время отступили. Но внезапно вышел из берегов Тигр, и жарким багдадским летом Белл пришлось активно работать в Комитете помощи пострадавшим. Это окончательно подорвало ее здоровье.

25 июня 1926 года она нашла в себе силы присутствовать на банкете, который король давал в честь подписания тройственного договора между Турцией, Великобританией и Ираком. Все заметили ее отсутствующий взгляд, и с этого дня Гертруда больше никого не принимала.

Утром 12 июля 1926 года она не вышла из своей спальни в привычный час. Слуги нашли хозяйку мертвой в постели. На столике лежали пустой пузырек из-под снотворного и книга стихов Хафиза, открытая на последней странице:

«Мир — красавица невеста, // за нее калым велик: жизнью выкуп платит каждый, // кто посватался всерьез…»

_{Материал опубликован в журнале «Вокруг света. Люди и судьбы», 2006, частично обновлен в январе 2024}