Вместо многоэтажных зданий взору открываются бесчисленные маленькие домишки, карабкающиеся на головокружительную высоту по крутым склонам горных хребтов. Именно их скромные лампочки и составляют алмазное ожерелье ночной столицы.
В глиняных, саманных или сложенных из самодельного кирпича-сырца жилищах, лишенных каких-либо удобств, пока еще живет большая часть кабульцев. Таково наследие прошлого. В последние десятилетия город рос быстро и бесконтрольно. Если в начале нынешнего века его население составляло 80–100 тысяч, то сейчас — 1,2 миллиона! Бывшие кочевники и дехкане, переселявшиеся сюда из провинции, вынуждены были взбираться все выше и выше в горы. Они и построили вокруг исторического ядра Кабула огромный горный кишлак, куда годами не заглядывали ни архитектор, ни санитарный врач.
Такое стихийное «градостроительство» привело к тому, что у многих улиц нет названий, и поэтому кабульцы зачастую не имеют точных адресов. По той же причине горожане не могут выписать себе на дом газету или журнал: их, как и письма, они получают по месту работы, в ближайшей лавке — дукане, а то и в мечети.
Радикальные изменения в городской жизни начались в Кабуле только после Апрельской революции. В 1979 году правительство ДРА утвердило разработанный советскими градостроителями «Генеральный план города Кабула», рассчитанный на 25 лет. Предполагается, что к 2005 году в столице будет снесено две трети старых построек, а на их месте встанут современные дома в 5–12 этажей. Необходимыми удобствами будут располагать и новые частные коттеджи в 1–3 этажа. Для этого решено создать мощные водопроводные и канализационные сети, тепловые и энергетические системы. У Кабула появятся два города-спутника на 140 тысяч жителей, а все население столицы вырастет до двух миллионов человек.
В муниципалитете Кабула нам не раз доводилось беседовать с молодым, полным энергии мэром города Адиной Сангином. Четырнадцать лет назад он окончил Ленинградский инженерно-строительный институт. Затем был прорабом, директором домостроительного комбината, возглавлял отдел пропаганды, агитации и обучения Кабульского горкома НДПА.
— Мы уже начали перепланировку центра города, — рассказывал Сангин. — К 1990 году в районе гостиницы «Ариана» будет возведен комплекс административных зданий: Центральный Комитет НДПА, Совет Министров, Национальный совет, Дворец съездов. Со временем в мрамор и бетон оденутся набережные реки Кабул. В городе появятся новые парки, скверы. Два водохранилища обеспечат щедрый полив зеленых насаждений в столице. Да и дышать кабульцам в знойное лето будет легче.
Впрочем, градостроительство и благоустройство не самое главное в работе столичного муниципалитета. У него хватает и других забот. Например, в Кабуле нет недостатка в мясе, хлебе, овощах, но, чтобы эти продукты были доступны населению, муниципалитет устанавливает потолок цен, а торговцев, продающих товары дороже, штрафует. Кроме того, работает много государственных и кооперативных продовольственных магазинов с твердыми ценами. Широко поощряет народная власть и частную торговлю. На смену 30 тысячам крохотных саманных или деревянных будочек, в которых пока еще ютятся многие лавочники, в новых жилых массивах строятся десятки просторных дуканов из стекла и бетона с электрическим освещением и водопроводом.
Снабжение снабжением, но людям каждый день необходимо передвигаться по городу. Столица же простирается с юга на север или с запада на восток на 20–25 километров. Расстояния немалые. Если к этому добавить внушительный прирост населения, то ясна становится острота транспортной проблемы: не хватает автобусов и троллейбусов, нужно строить дорожные развязки, иначе не избавиться от пробок на перекрестках и, конечно, добиться строгого соблюдения правил уличного движения. Пока же оно напоминает фантастический бурный поток, затихающий лишь в короткие ночные часы.
Стремительно проносятся разукрашенные затейливыми узорами, золотистой бахромой, надписями, целыми картинами грузовики, автобусы, легковые машины. Расписывать их красками, наряжать примерно так, как мы новогоднюю елку, — давняя страсть афганцев. И здесь каждый стремится быть оригинальным. Даже на стекла кабины наклеивают и навешивают разные талисманы, яркие этикетки, кружевные бумажные полоски. Остается только гадать, как из такой кабины водитель еще может что-то увидеть.
Среди пестрого автомобильного «стада», ловко лавируя между машинами, мчатся велосипедисты, одетые в широкие и просторные пераханы и томбаны (афганские рубашки и брюки). Часто на одном велосипеде каким-то чудом ухитряются примоститься два, а то и три седока, да еще с различной поклажей: дынями, арбузами, вязанками дров, мешками с травой. Тут и там в уличном потоке плывут повозки, арбы, двухколесные пролетки, запряженные осликами или шустрыми лошадками. Медленнее других движутся громоздкие повозки — платформы. На них дуканщики везут дыни, арбузы, виноград, яблоки, груши, помидоры, картофель, баклажаны, другие товары. Словно огромные айсберги, перед которыми почтительно расступается мелюзга, внушительно катят тяжело груженные КамАЗы, ЗИЛы, «татры». Они спускаются с гор, доставляя в афганскую столицу продукты, горючее, строительные материалы, бумагу. За рулем — наши парни в краснозвездных широкополых шляпах цвета хаки.
Рассказ о Кабуле можно было начать и по-иному. Сообщить, например, что первое упоминание о нем относится ко второму тысячелетию до нашей эры: в древнеиндийском своде гимнов Ригведе говорится об оазисе Кубха. Затем в исторической последовательности привести главные вехи: что он недолго был столицей империи Великих Моголов, и именно здесь похоронен ее основатель Бабур… что в XVIII веке Тимур, сын Адам-шаха, первого эмира Афганистана, перенес сюда престол из города Кандагара и опять сделал Кабул столицей…
А вот откуда произошло само его название, единого мнения нет. В свое время через долину проходили полчища ахеминидского царя Дария, армии Александра Македонского да и другие завоеватели, так что языковые наслоения неизбежны. Во всяком случае, греческий астроном и географ Птолемей во II веке нашей эры писал о центре княжества Каболита на Конфенреке. Это древнее название уже гораздо ближе к современному.
Сами же кабульцы расскажут вам разные легенды о том, как их город получил свое имя. Согласно одной из них, некогда здесь было множество болот. Дороги — плохие. Во время дождей некоторые участки вообще становились непроезжими. В таких случаях прокладывали путь с помощью соломы, то есть получался своеобразный мост. «Солома» по-персидски — «ках», а «мост» — «поль». Город, к которому вел «соломенный мост», стали называть «Кахполь», а позднее это словосочетание трансформировалось в «Кабул». По другой легенде, тут правили братья Какул и Хабул, которые решили составить название поселения из частей своих имен. Основатель династии Великих Моголов Бабур, считавший Кабул самым красивым во всей своей обширной империи, верил, что его заложил один из сыновей Адама, имя которого по-персидски звучит как «Кабил». По-другому объясняют происхождение слова «Кабул» поэты. Они берут персидские «аб» — «вода» и «голь» — «цветок», вставляют первое во второе и получают «габоль» — «капля росы на лепестке розы». В такое толкование охотно веришь весной, когда на окружающих афганскую столицу горных склонах расцветают алые и белые тюльпаны, а сам Кабул захлестывает половодье цветов, и воздух в нем наполнен ароматом роз.
Между прочим, последнюю легенду мы услышали от человека, отнюдь не склонного к поэзии, — Дауда Соруша, генерального директора Кабулпроекта, взявшегося показать нам, новичкам, свой город. Назначение на этот пост он получил в… Киеве, где работал над диссертацией в инженерно-строительном институте. Но Апрельская революция нарушила все его планы. Пришлось срочно возвращаться домой и с ходу браться за градостроительные дела.
Наше знакомство с Кабулом началось необычно. Соруш повел на вершину поросшего соснами холма Тапе-е-Шахид, где находится мемориал героям революции. Устроившись в тени деревьев — даже в августовскую жару там было прохладно, как-никак 1850 метров над уровнем моря, — наш гид широко обвел рукой горизонт:
— Вот смотрите, перед вами весь Кабул.
Панорама действительно была захватывающая, но разобраться в пестром лабиринте домов, улиц, площадей казалось просто немыслимо. Однако Соруш быстро расставил все на свои места:
— Долина по берегам реки Кабул образована двумя хребтами Асмаи и Шер-Дарваза, которые в одном месте сходятся так близко, что в просвет едва прорывается наша река. Исторически она делит город на две части. Левобережные районы — это новый город, примыкающий к бывшему королевскому дворцу «Apr», где теперь разместились высшие органы народной власти. Старый город расположен на правобережье у подножия Шер-Дарваза. Здесь проходит главная магистраль — проспект Мейванд. Он, словно клинок, рассекает лабиринты торгового центра на две части. А в новых центральных кварталах есть его двойник — Пуштунистан-ват — проспект Пуштунистана, который тянется до самого аэропорта. Дальше можете знакомиться с Кабулом сами, не заблудитесь. И советую не жалеть ног, иначе ничего не увидите, — смеется Соруш. И тут же, посерьезнев, добавляет: — Только учтите, древних памятников, до которых так охочи туристы, в Кабуле мало, почти все были разрушены во время англо-афганских войн…
Конечно, нам потребовался не один день, чтобы познакомиться с городом, где нашлись и древние памятники, и достопримечательности, и просто красивые уголки, не считая 583 мечетей, 38 шиитских молитвенных домов, 11 индуистских храмов и христианских церквей.
Первым объектом нашего паломничества стал проспект Пуштунистана. И вот почему: в северо-восточной его части уже выстроились современные четырехэтажные дома со всеми удобствами, есть школы и детские сады, зоны отдыха и спортивные площадки. Посмотреть на Микрорайон, как здесь называют кварталы новостроек, приходят и жители Старого города с его одно- или двухэтажными жилищами, замурованными среди глухих глинобитных дувалов, словно тюремные камеры, с крохотными пятачками раскаленных солнцем дворов. Оживленный проспект Пуштунистана выводит в центр. На площади перед «Аргом» стоит на пьедестале танк, который в апреле 1978 года первым ворвался на территорию дворца… Буквально в нескольких шагах от памятника — комплекс массивных каменных зданий с бойницами и башнями, служивший наследственной резиденцией эмиров, а теперь ставший «Народным домом». Рядом высится здание ЦК НДПА.
Пройдя немного дальше, попадаешь в деловой центр — на шумную площадь Пуштунистана, вокруг которой сгруппировались здания министерств, почтамт и телеграф, ресторан «Хайбер», кинотеатр «Ариана», наконец, Афганский национальный банк и отель «Кабул». Днем здесь настоящее столпотворение: автобусы, троллейбусы, грузовики, моторикши и тут же старик на ишаке или караван неспешно шествующих верблюдов. А по краям все это обрамляют яркие краски национальных одежд различных пуштунских племен, хазарейцев, узбеков, таджиков, туркмен.
Торговое же сердце Кабула — бесспорно, проспект Мейванд на правом берегу реки, названный в честь сражения у одноименного местечка под Кандагаром, где в 1880 году ополчение племен наголову разбило английскую экспедиционную бригаду. В ознаменование этой победы на проспекте высится устремленная вверх конусообразная башня с отделанными кафелем ажурными крыльями. Рядом с Мейвандом издавна располагались базары. Впрочем, о кабульских базарах следует рассказать особо.
Взять, например, Чар-Чата — «Четыре арки», хотя на самом деле это целый лабиринт узеньких улочек. Тысячи и тысячи людей, заполняющих его, все разом говорят, спорят, торгуются, воздевают руки к небу и прижимают их к сердцу. Только продавцы тканей сикхи молча сидят, поджав ноги, рядом с цветными горами шелка, рулонами тяжелого бархата и легкой парчи, которыми при желании, наверное, можно одеть весь Кабул. Перебирая четки, они вроде бы даже не замечают покупателей и лишь покачиванием тюрбанов принимают или отвергают предлагаемую цену за свой товар. На другом базаре вы увидите груды арбузов, влажно сверкающие кучки редиски, мешки риса. На третьем, где продают мясо, на крючках висят бараньи и бычьи головы.
Но вот и король кабульских базаров — Миндаи. Ряды дуканов, лавок, мастерских, чайных и шашлычных тянутся насколько хватает взгляда. Торгуют всем — оптом и в розницу — и мясом, и мукой, и кожаными изделиями, и поделками из камня. На витринах и прилавках — зажигалки и одеколон, лезвия и транзисторы, сигареты и пуговицы; висят дубленки, а рядом на земле стоят чайники, сковороды, тазы. По соседству с дуканом, торгующим каракулем, продают лепешки, у ларька с фруктами расположился уличный цирюльник, который платит за свое место хозяину ларька. Не зря кабульцы шутят: «Если вы не нашли на Миндаи какую-нибудь вещь, то, скорее всего, ее вообще не существует в мире».
Главная же достопримечательность города видна отовсюду. Это остатки древней глинобитной крепостной стены с большими неровными зубцами и слепыми отверстиями бойниц, которая, то карабкаясь вверх, то круто сбегая вниз, тянется над Кабулом по хребту Шер-Дарваза. Издалека она кажется игрушечной, но высота ее стен достигает семи метров, а толщина у основания — не менее четырех. Благодаря столь внушительным габаритам стена и сохранилась, хотя была возведена в V веке.
Немного ниже ее, у восточного отрога Шер-Дарваза, высится другое крепостное сооружение — цитадель Бала-Хиссар, куда, по преданию, испокон веков заточали народных вождей, восставших против власти эмиров. Печальную славу ей прибавили и англичане, когда осенью 1879 года ворвались в Кабул. В цитадели была сооружена виселица в форме круга, которую завоеватели назвали «каруселью смерти»: на ней одновременно казнили по нескольку десятков человек.
Впрочем, на Шер-Дарвазе есть и более веселые места, например сад Бабура, террасами спускающийся по склону хребта. Этот парк, где бьют радужные струи фонтанов, — излюбленное место отдыха горожан. Они приходят сюда целыми семьями, пьют чай под широкими кронами столетних чинар, слушают птичье разноголосье, поскольку тут же собираются и продавцы птиц со своими клетками. А ведь всего два года назад сад Бабура был безлюден и небезопасен для прогулок: пришедший сюда рисковал попасть под обстрел душманов, устраивавших засады на вершине горы.
Кабул просыпается очень рано. Уже в половине четвертого утра в предрассветную тишину врываются протяжные, зычные голоса муэдзинов, призывающие мусульман к первой утренней молитве. Поскольку мечетей множество, нет такого жилища, куда бы не проникали прочитанные нараспев слова Корана. Но зримо город оживает с рассветом, когда на улицу выходят тысячи ремесленников и торговцев.
Площадь перед гостиницей «Спинзар», где часто останавливаются советские и зарубежные журналисты, и окружающие ее кварталы в этом отношении не исключение. Первым каждое утро раскидывает что-то вроде шатра из большого белого полотнища чайханщик, раздувает угли в трубах двух больших самоваров и выставляет на деревянном столике около дюжины чашек, приглашая отведать чай, какого, по его словам, нигде больше не приготовят. Почти сразу за ним появляется чистильщик обуви, мальчик лет двенадцати, выучивший несколько десятков английских слов и потому зарабатывающий чуть больше, нежели его сверстники. Торговцы зеленью, овощами и фруктами расставляют свои лотки на тротуаре, натягивают над головой тент, памятуя о полуденном зное, и на все лады начинают зазывать покупателей. На подстилке из окропленных водой листьев — арбузы, дыни, аккуратные рядки слив, яблок, абрикосов, персиков, гроздья винограда, горки вишни. Сверху обязательно положены небольшие кусочки льда, сохраняющие прохладу и свежесть плодов.
Прямо на улице манящими запахами жарящегося в пряностях мяса начинают исходить мангалы. Рядом, в лавке сидящий на корточках пекарь, ловко раскатав и надрезав тесто, кидает его на стенку встроенной в пол печки-тандури. Через несколько минут лепешка попадает на лоток продавца. Редко кто покупает целую, если только на семью, обычно берут четвертушку. Многие тут же и завтракают, благо самый популярный уличный напиток — сок продается на каждом шагу. Скверик напротив входа в гостиницу превращается в букинистическую лавку под открытым небом. Книги в ней настолько разнообразные и изданы в столь различных уголках мира, что трудно даже представить, как могли сойтись здесь их пути. А небольшой отрезок набережной до моста становится выставкой-распродажей изящных гончарных изделий. С тыльной стороны гостиницы под деревянными навесами — редкостный выбор медных самоваров и всевозможной металлической посуды. Забор, окружающий строящееся рядом здание, постепенно одевается в мужской наряд: скорые на выдумку торговцы увешивают его разноцветными рубашками.
А по тротуарам течет людской поток. Спешат молодые парни, одетые, как в летний день на московской улице: рубашка с короткими рукавами, брюки, сандалеты. Степенно идут люди постарше, демонстрируя полное несходство во вкусах: каракулевая шапочка и строгий европейский костюм; белая чалма, белая рубаха под черным жилетом и широченные серые штаны; просторные халаты, запахнутые на манер римских тог. Бегут, смеясь, девушки в джинсах и пестрых кофточках, а за ними движутся бесформенные фигуры в длинных зеленых или табачного цвета мешках с черной сеточкой, нашитой на уровне глаз. Этот уличный водоворот будет продолжаться до самого заката, пока в вечерней тишине не раздастся голос муэдзина, призывающий к совершению намаза.
Праздниками Афганистан на редкость богат. Одни уходят корнями в традиции Средневековья, другие связаны с исламской культурой и религией, третьи рождены борьбой за независимость против английских колонизаторов. Особой популярностью издавна пользуется Ноуруз — начало Нового года по мусульманскому календарю. Согласно одной из легенд, чтобы наказать народ, злой дух Ахриман похитил солнце. На земле воцарился холодный мрак, начались голод и болезни. В защиту людей вступился добрый дух Ахурамазда, победивший силы зла и вернувший светило. Когда его первые лучи вспыхнули в небе, повсюду прозвучал приветственный клич: «Ноуруз — новый день!» С тех пор его приход отмечается каждую весну.
Но ни один из праздников не сравнится по своей торжественности и веселью с тем, что появился всего десять лет назад и за столь короткий срок стал всенародным. Это — 27 апреля, День революции.
Какое незабываемое зрелище — демонстрация в Кабуле! Ярко расцвеченная флагами, транспарантами, макетами, сплавившая новь и старину, народную выдумку и юмор, она течет нескончаемой людской рекой по главной магистрали афганской столицы — проспекту Майванд на центральную площадь Чамане-Хузури. Вот высоко взметнулась карта Афганистана, «сотканная» из алых роз; стремительно мчится карусель с рабочими, крестьянами и ремесленниками в национальных костюмах. А над всем этим — огромный земной шар.
Неожиданно из потока демонстрантов нам приветственно машет рукой Мухаммед Ният, с которым мы познакомились в Джелалабаде еще в 1981 году. Тогда, увидев Мухаммеда — высокого, скуластого, с бесстрастным, казалось, отрешенным от мирской суеты лицом, мы едва поверили, что за его голову душманы обещали 200 тысяч афгани — заработок квалифицированного рабочего за шесть лет!
Потом мы узнали, что неразговорчивость и внешняя угрюмость хазарейца Мухаммеда — следы, оставленные его прежней профессией. Он был карачи, то есть возил на телеге вместо лошади тяжелые грузы. Несколько лет назад Мухаммед полюбил красавицу Загию, дочку владельца лавки из Нангархарской провинции. Отец Загии после долгих месяцев «осады» дал согласие на брак. Определены были и размеры «туфны» — выкупа и «махара» — приданого невесты. Но в канун помолвки местный богатей Салим-хан, укрывшийся после Апрельской революции с бандой в Пакистане, узнал о готовящейся свадьбе. Ночью душманы проникли в селение и окружили дом Загии. Ее отец и мать были убиты, девушка спаслась лишь чудом.
После той страшной ночи Мухаммед и Загия поклялись стать мужем и женой только тогда, когда отомстят за смерть родителей. Ният организовал отряд самообороны, собрав самых смелых односельчан. Началась долгая и ожесточенная война с бандитами, совершавшими набеги на деревни. В конце концов во время жестокого боя с бандой Салим-хана сам главарь был убит, часть душманов уничтожена, остальные сложили оружие. И хотя впереди у крестьян было еще много забот и трудностей, старейшины решили: Мухаммед и Загия должны сыграть свадьбу. Ее отпраздновали 27 апреля.
…И вот, встретив Мухаммеда в этот вдвойне праздничный для него день в Кабуле, мы засыпали его вопросами. Но в ответ услышали лишь одну фразу: «Все хорошо».
Ният поспешил догнать свою колонну, а мы продолжали наш маршрут по ликующему Кабулу. Повсюду звучит музыка, возникают стихийные митинги, окруженные зрителями, на улицах выступают самодеятельные народные артисты. На зеленом лугу перед Олимпийским стадионом возле выставочного городка под ритмическую дробь барабанов группа юношей в национальных белых одеждах, подпоясанных пурпурными поясами, исполняет «атан» — воинственный танец пуштунских племен. На каждом шагу уличные лоточники предлагают праздничные сладости: орехи в сахаре, сушеные ягоды тутовника в меду, разноцветные леденцы. Многие лакомятся на ходу, запивая студеной ключевой водой, которую разносят мальчишки в больших кувшинах.
С заходом солнца праздничная суета и шум постепенно стихают. На улицах зажигаются гирлянды разноцветных лампочек. Из окон и дворов плывут запахи шашлыка и плова. Кабульцы усаживаются за праздничный ужин. Веселье уходит в дома и будет продолжаться еще долго.
Старики афганцы часто называют свою землю «страной выше полета орла». В этом выражении слиты воедино любовь к родине и вековая народная мечта о справедливости, равноправии и счастье.
A. Сухопаров
Кабул — Москва, 1988
