Железная река Сибири: как Транссибирская магистраль изменила Россию

«После открытия Америки и постройки Суэцкого канала история не отмечала события более богатого прямыми и косвенными последствиями, чем постройка Сибирской дороги. Это был подвиг. Ведь на пути строителей были горные хребты, болота и топи, вечная мерзлота, непроходимая тайга и многоводные сибирские реки. И все это было покорено киркой, лопатами, грабарками и редким заморским экскаватором, а главное — умением, сноровкой и упорством русских людей» — так в свое время оценила сооружение Великого Сибирского пути газета «Ля Франс».

Еще 130 лет назад Российская империя с ее громадным населением и колоссальной территорией, две трети которой были слабо связаны с освоенным ядром цивилизации, обладала единственным путем, соединявшим Центральную Россию и Сибирь. Этим путем был Сибирский, или Московский, тракт.

Первая его ветка шла от Тюмени — через Томск, Ачинск, Красноярск, Иркутск, Култук на Байкале в Кяхту, и далее — в пределы Китайской империи, вторая — через Верхнеудинск и Читу по Забайкалью — на Сретенск, расположенный на судоходной реке Шилке.

Сообщение по этому тракту было крайне ненадежным, медленным и дорогим. Даже правительственному курьеру, выехавшему из Санкт-Петербурга, чтобы достичь Иркутска — при непрерывной, круглосуточной езде со сменой лошадей, — требовалось 34 дня. Что уж говорить об «обычных» пассажирах или грузах!

Эти строки были написаны Антоном Павловичем Чеховым во время его путешествия на Сахалин в 1890 году — за год до того момента, когда в России был обнародован Высочайший рескрипт императора Александра III, в котором повелевалось «приступить к постройке сплошной через всю Сибирь железной дороги, имеющей соединить обильными дарами природы Сибирские области с сетью внутренних рельсовых сообщений…»

Сооружение Великого Сибирского пути началось в начале марта 1891-го, а в октябре 1916-го произошло окончательное его завершение. Таким образом, железнодорожная трасса, соединившая две части света — Европу и Азию, несмотря на тяжелейшие условия, громадные, почти безлюдные пространства и исторические катаклизмы, полностью была построена всего за 25 лет.

Эта артерия, в начале XX века позволившая скрепить Россию в единое экономическое и военно-стратегическое пространство, и до сих пор выполняет те задачи, которые были поставлены перед ней в самом начале строительства. Как живет она сейчас (в 2004 году. — Прим. Vokrugsveta.ru)? Мы едем по Транссибу…

От тракта до магистрали

Первые идеи и проекты рельсового пути в Сибирь появились еще в конце 30-х годов XIX века, а в середине столетия необходимость строительства железной дороги на азиатский восток встала острейшим образом. Общественность страны активно обсуждала различные проекты. Поступали предложения и из-за границы. Однако иностранцы просили огромные торговые преференции, не предлагая при этом никаких практических мер для осуществления столь грандиозного и сложного проекта.

После того как в 1880 году у Сызрани построили большой мост через Волгу, самый близкий (из существующих непрерывных путей сообщения) подход к Сибири оказался у Златоуста, куда от Самары проложили линию через Уфу. В результате множества обсуждений выбор наилучшего направления будущего Великого Сибирского пути явно стал клониться к прокладке дороги через Южный Урал.

В мае 1887 года для решения судьбы дороги в Сибирь было создано Особое совещание — в составе военного министра, министра путей сообщения и министра финансов под руководством председателя Департамента государственной экономии Госсовета А. Абазы. А в июне 1887 года на нем было принято решение о проведении предварительных изысканий по большим участкам линии будущего Великого Сибирского пути.

Наконец, в феврале 1891 года императором Александром III и Комитетом министров было принято следующее решения о будущем Сибирского рельсового пути: а) сибирская железная дорога должна строиться сплошной, непрерывной; б) строительство начнется одновременно с обеих сторон — с запада от Миасса на Челябинск и с востока от Владивостока до Хабаровска; в) вся дорога будет сооружена казной.

Великий Сибирский рельсовый путь имеет точную дату своего основания — 31 мая 1891 года, когда цесаревич Николай Александрович принял участие в торжественной церемонии закладки Уссурийской линии от Владивостока до Хабаровска. Произошло это в пригороде Владивостока — Куперовской Пади (сейчас это место находится в черте города).

Строительство Сибирской железной дороги началось одновременно с запада и востока. Все ее протяжение было разбито на 6 участков, которые должны были сооружаться поэтапно: Западно-Сибирский, Средне-Сибирский и Уссурийский (юг) — первая очередь; Забайкальский и Уссурийский (север) — вторая очередь; Кругобайкальский и Амурский, как самые сложные — третья очередь. Потом история внесла в этот порядок свои коррективы.

Сооружение Транссиба осуществлялось в суровых природно-климатических условиях. Самое же тяжелое испытание ждало строителей дороги на участке вокруг Байкала (от порта Байкал до станции Мысовая), получившем название Кругобайкальская железная дорога. Быстро построить этот участок было невозможно — из-за скального рельефа берега Байкала, почти отвесно обрывающегося в озеро. К этому моменту Средне-Сибирский и Забайкальский участки были уже введены в эксплуатацию и им требовалось соединение.

Сложнейшие строительные работы затруднились тем, что в феврале 1904 года началась Русско-японская война и на восток двинулась лавина поездов с военными грузами. Байкал же разрывал непрерывное железнодорожное сообщение. Пришлось всемерно ускорить сооружение дороги. Работы шли круглосуточно. В результате по железнодорожному пути рабочие поезда и воинские эшелоны пошли уже в сентябре 1904 года, а в 1905 году Кругобайкальская дорога ценой огромного напряжения сил была сдана в постоянную эксплуатацию.

Километр № 0

Фирменный поезд «Москва — Владивосток» под номером «2» отправляется с Ярославского вокзала — именно здесь начинается самая длинная на планете железнодорожная магистраль. Хотя в самом начале ее существования, вплоть до 1917 года, поезда на Владивосток отправлялись с Московского вокзала тогдашней столицы Российской империи — Санкт-Петербурга. Потом, до середины 1920-х годов, нулевым километром в отсчете магистрали служили два нынешних московских вокзала — сначала Курский, а затем Казанский. Интересно, что и Владивосток не сразу стал конечным пунктом маршрута — решение об избрании этого порта главной точкой приложения сил империи было принято лишь в 1905 году, после падения Порт-Артура.

Итак, до конечного пункта маршрута — 9 288 километров пути. Нам предстоял десяток остановок. Даже если не выходить на каждой из них, на дорогу уйдет неделя. А если выходить?.. Впрочем, уже на следующее утро стало ясно — для того, чтобы понять относительность времени, вовсе не надо летать в космос, а можно просто купить билет до Владивостока…

Время, в обычном нашем представлении, на железной дороге не имеет никакого смысла. Здесь нет отдыха, нет дня и ночи. Ежесекундно мимо проносятся поезда, ты выходишь на станциях утром, днем или вечером — всегда по московскому времени. Для железной дороги нет часовых поясов. Она их игнорирует. Даже доехав до Владивостока, мы так и не перевели часы, несмотря на 7-часовую разницу во времени.

Центр управления Уралом

Первой нашей остановкой на Транссибе стал Екатеринбург, хотя в билетах значилось «Свердловск». Дорога живет своей жизнью, ей не до переименований городов. Сама она, кстати, тоже осталась Свердловской. Екатеринбург считается 1814-м километром Транссиба. Еще с 1878 года город был соединен железнодорожной веткой с Пермью, а после окончания строительства дороги стал одним из важнейших пунктов Великого Сибирского пути.

Именно близ Екатеринбурга на бывшем Сибирском тракте расположен символический пограничный обелиск «Европа— Азия». И именно в Екатеринбурге, на территории Свердловского участка магистрали, который проходит через шесть областей и одну республику, в 2001 году было решено построить один из самых мощных и современных дорожных центров управления перевозками (ДЦУП). В 2003 году свердловский Центр управления вступил в эксплуатацию.

Когда ходишь по этому зданию, не покидает мысль о том, что либо ты находишься в другой стране, либо о своей стране впечатление у тебя превратное. Специальное напольное покрытие, скрадывающее звук шагов, пропускающее свет и отражающее тепло, аккуратно одетые люди, «умное» здание, регулирующее температуру и влажность воздуха, мебель с учетом анатомических особенностей конкретного человека и множество других приспособлений.

— Видите эту линию на компьютере? Это грузовой поезд… Мы знаем, где он сейчас, куда идет, фамилию машиниста. Раньше подобные графики чертились вручную, сейчас все данные поступают в компьютер и имеют несколько степеней проверки. Если это пассажирский поезд, мы можем сказать, в каком вагоне едет тот или иной пассажир и сколько денег за билет с него взяли в кассе. Подобный Центр дает возможность убрать ненужные стыки и таким образом сократить время передвижения и соответственно расходы железной дороги.

Мы даже разрабатываем законченные цепочки транспортировки грузов. Например, с минеральными удобрениями: от комбината Уралкалий до портов Санкт-Петербурга мы видим все — наличие груза на складе, подход порожняка, даже количество стоящих на рейде судов — словом, целую цепочку, дающую возможность увеличивать оборот вагонов в сутки. Многочисленные сведения, поступающие на главный экран, позволяют принять оптимальное решение. Разрабатываются в Центре и новые направления — недавно вот поезд отправили «Екатеринбург — Берлин», сейчас бьемся за возможность доставлять по железной дороге грузы из Японии и Южной Кореи. Работы много… К тому же дорога диктует свои законы. Например, единоначалие на дороге обязательно — только один человек имеет право принять решение, и никто не может вмешаться — ответственность огромна.

— Это он правильно сказал, про дорожные законы, — подтвердил опекавший нас в городе Андрей Иванов, пресс-секретарь Свердловской железной дороги. — Я на железной дороге не так давно, но уже успел заметить одну странную вещь — и время, и деньги тут теряют смысл. На железной дороге происходит подмена понятий — личные цели подменяются коллективными.

В течение суток можешь сорваться и переехать на другое место… Ценности здесь размыты — квартира, дом — все очень условно. Где вот у меня дом? Квартира в Нижнем Новгороде, а живу я здесь, в Екатеринбурге, в гостинице. Для проводника дом — вагон. Для машиниста — кабина локомотива… Железная дорога — это государство в государстве, и здесь свои законы действуют. К примеру, мы постоянно должны думать о безопасности движения, это аксиома. В то же время мы должны думать о прибыли, эта другая аксиома. Хотя чем выше на железной дороге прибыль, тем ниже безопасность. Вот и решай…

В 30 километрах западнее Екатеринбурга Транссиб пересекает границу Европы и Азии. Мы поехали посмотреть на символический монумент-памятник, стоящий на границе двух частей света. Одна нога у нас была в Азии, другая — в Европе…

Дежурная по станции «Первоуральск» Ирина Николаевна Старцева (в 2004 году. — Прим. Vokrugsveta.ru) встретила нас неласково.

— «Вокруг света»? И чего вы тут снимать собрались?.. Я и не приготовилась. Знала бы, оделась получше, да и вообще я не фотогеничная…
— А вы давно работаете на железной дороге?
— Давно, с 18 лет.
— Изменилось ли что-нибудь с тех пор?
— Что изменилось? Да труд наш не ценят… Раньше было больше внимания, уважения и от людей и от руководства, в лицо меня все знали. А сейчас… Да и народ тяжелый стал… Да требуют все. Прочитать расписание не могут, а жалобную книгу сразу найдут. Вот мне говорят: люби пассажиров! А за что мне их всех любить?

По вокзалу пронеслось: «Скоростной электропоезд „Москва — Пермь“ прибывает на второй путь».

— Все, пошла встречать… Дежурного-то по отправлению сократили…
— А сами вы путешествуете?
— Да нет, куда там… Тут Ирина Николаевна мечтательно улыбнулась. Впервые за все время разговора.
— Я всю жизнь во Владивосток мечтала съездить… Доберетесь туда, передавайте от меня привет. Мы попрощались.

И вдруг она строго прокричала нам:
— Вокзал наш не снимайте, его скоро отремонтируют! Хорошо, подождем…

Именем благополучно царствующего

Как писал в № 31 за 1898 год журнал «Нива»: «Проведение Великой Сибирской железной дороги так изменило картину Сибири и так отразилось на некоторых населенных пунктах, что невольно приходится изумляться. К одному из таких центров, поражающих своим чисто американским ростом, следует отнести поселок Ново-Николаевский…»

Именно этому, даже по тем временам небольшому поселку на реке Оби, названному так в 1895 году в честь благополучно царствующего императора, спустя 30 лет суждено было стать городом Новосибирском. Понадобилось всего 100 с небольшим лет — срок по историческим меркам очень небольшой, — чтобы превратить его в Главный сибирский город. Почти столько же времени прошло и с тех пор, как на месте небольшой железнодорожной станции, расположившейся от поселка Ново-Николаевск в трех верстах, вырос самый большой на востоке страны вокзал Новосибирск—Главный.

Строительство его нового здания было начато в 1932-м и завершено в 1939-м. Но лишь спустя 60 лет — в 1999 году, здание Главного новосибирского вокзала было реконструировано и сейчас является одним из самых красивых в городе.

…В Новосибирске, вернее недалеко от города, на даче, нам предстояла встреча с Петром Филипповичем Мысиком — бывшим начальником станции Новосибирск, а ныне — пенсионером. Петр Филиппович и его жена Евдокия Васильевна встретили нас очень радушно.

— Вообще-то железнодорожником я никогда быть не мечтал. Я родом из глухой деревни на Алтае и всегда хотел быть лесником. Не получилось… Сначала написал в военно-морское училище, но получил отказ. Потом поступил в железнодорожный. Да я в другом месте и не смог бы, наверно, учиться. Нас в семье шестеро детей было — нищета страшная. А в институте поили, кормили, одевали. Красота! Да и потом, заведение это тоже было военное. Ведь раньше как говорили: «железная дорога — родной брат Красной армии».

Года до 56-го погоны носили, политотделы были — все как в армии. Правда, в 1953-м наш институт развоенизировали. Вот с тех пор, как закончил, так и работал на железной дороге. Был начальником разных станций, пока не дослужился до начальника станции Новосибирск. Потом работал главным инженером Западносибирского отделения, а после этого — заместителем начальника дороги. В 1993 году вышел на пенсию. Время мое было бурное — строительство дорог, вся электрификация при мне прошла. Наша промышленность была очень развита, да и дорога была самая-самая. Это я сейчас жизнь доживаю…

Тут в разговор вступила Евдокия Васильевна.

— Знаете, как тяжело быть женой железнодорожника? У него ведь ни минуты покоя. Никак не могла привыкнуть — нет его дома и нет. Даже сейчас спит в отдельной комнате, потому что привык, всегда раньше у телефона спал. Там несколько лампочек было, если черная горит — все, вставай, и… только я его и видела. Поначалу-то я думала: начальник станции — самое плохое. А как управлять стал, вообще видеться перестали.

Петр Филиппович согласился.

— Это — конечно. Ответственность потому что огромная. Ведь один человек из 10 тысяч ошибется, и все! Пиши пропало! Все время над тобой висит страшным грузом: безопасность, техника, колеса всякие. Гроза как даст, и все остановится. А Транссиб — как остановишь? Такое движение нельзя останавливать…

Петр Филиппович задумался. Евдокия Васильевна покачала головой и ушла в дом.

— Спрашиваете, как раньше было? Уважения было больше… Соответствовать своей должности даже внешним видом надо было. Все было важно: как говоришь, как смотришь, прячешь глаза или нет. Всякое было, и ругали, и награждали. Так ведь работа какая! До сих пор перед глазами все аварии стоят. Тяжелее всего крушения вспоминать. Ну а если ругали — то за дело…

Помню, мы однажды на станции Новосибирск водопровод меняли, скорей-скорей, дешевле, словом, поторопились… В общем, упало там все, пришлось движение останавливать. Да, наказали, и правильно сделали. Потом, кстати, орден дали — исправился. На транспорте случайных людей быть не может, выдержку надо иметь, терпение страшное… Как сейчас? Да как-то движется все. Кто его знает, может, по инерции. Непонятно пока, подождем. Нельзя, чтобы вчера было хорошо, а завтра — сразу плохо. Да и новые начальники советуются со мной, на заседания приглашают… Вы пейте, чай-то.

И тут Петр Филиппович сказал очень простую вещь, открыв нам «формулу власти».

— Ты можешь брать ответственность на себя. Более того, ты обязан это делать, если ты настоящий начальник. Даже нарушить иногда что-то. А если боишься — не ходи в начальники.

…Поезд № 8, «Новосибирск — Владивосток» оказался самым задумчивым. Сначала забыли включить свет. Потом тут же выключили. Утром проводник долго стучал в дверь: «Открывайте, вам через 10 минут сходить!» Мы в ужасе вскочили, начали цеплять на себя одежду, хватать вещи. Собрались. И тут вернулся проводник. Зрение у него, судя по всему, не меньше –8, но очков не носит. «Извините, я время перепутал. Сейчас только 5 утра, еще 3 часа ехать, а я думал… В общем, извините». Мы опять легли. А через полчаса опять пришел проводник и начал невозмутимо пылесосить пол.

«На железной дороге главное — терпение…» — вспомнились слова Петра Филипповича.

Железное сердце Красного Яра

По преданию, Красным (по цвету обрывистого берега и красоте места) русский острог, основанный у северных рубежей киргизских кочевий для безопасности Енисейского, Томского и Кузнецкого острогов, был назван отправившимся туда помощником енисейского воеводы Андреем Дубенским в начале 1628 года.

Чертеж этой местности с планом постройки военного укрепления, сделанный Дубенским, был представлен на суд первому из Романовых — московскому царю Михаилу Федоровичу — и вызвал полное одобрение. А уже в 1635 году острог Красный, позже названый Красным Яром, получил городскую печать. Таким образом, в 2003 году город Красноярск отметил свое 375-летие.

Выйдя на вокзале следующего пункта нашего следования, мы отправились на Красноярский электровагоноремонтный завод. Первый отдел завода был явно встревожен нашим появлением… Мы сидели в кабинете директора. А начальник первого отдела пытался разглядеть наши внутренности невооруженным взглядом. Это было не так уж и просто — нас «прикрывало» много разных бумаг. Впрочем, длилось все это недолго, и вскоре нам стали показывать завод.

Сегодня (в 2004 году. — Прим. Vokrugsveta.ru) здесь работают 3 500 человек. Зарплата стабильная, в среднем 12 000 рублей в месяц. В 1990-х это предприятие в числе немногих смогло не просто удержаться на плаву, но и набрать обороты. Здесь ремонтируют вагоны и электропоезда. Плановый ремонт — каждые четыре года. Не так давно стали проводить полную переделку вагонов, выработавших свой ресурс. Это гораздо дешевле, чем покупать новые, а служат они после этого почти столько же. Самые качественные вагоны — из бывшей ГДР, у них такой металл, что ему ничего не делается еще с тех времен. Венгерские, польские — похуже. Наши, отечественные, самые плохие.

Директор завода Сухих Владимир Дмитриевич проработал в этой должности 21 год.

— Мы одни из немногих, кто сумел выбраться из пропасти кризиса и даже выйти на прибыльный уровень. Нас спасло то, что заводов по ремонту электропоездов в нашей стране очень мало, так что мы практически монополисты. Трудно было? Не то слово! Вы только представьте: 1 000 поставщиков, 30 000 деталей. Поди, найди это все сейчас. Все разрушилось, надо было полностью восстанавливать прежние связи, создавать новые. Добавьте к этому новые принципы взаимоотношений, реформы всех звеньев….

Владимир Дмитриевич, несмотря на то что говорил тихо и сидел за своим рабочим столом на некотором отдалении, производил впечатление какого-то былинного персонажа. Его без денег и за тридевять земель можно отправить — он все равно найдет способ построить там завод по ремонту поездов.

— Вот ведь какая вещь… Экономика не должна диктовать свои законы технологии производства. Локомотивы очень сложны по конструкции, поэтому контроль должен быть жесточайшим. Захочешь большой прибыли или, наоборот, экономии — беды не миновать. Поэтому наш завод, например, приватизировать сегодня нельзя. Со временем люди должны привыкнуть к новым отношениям, к новой ответственности. И это вовсе не значит, что нельзя сочетать частное и государственное. Наоборот. Но — за сложным производством обязательно должен быть строжайший контроль…

Дыхание моста

Мы знали, что недалеко от Красноярска через великую сибирскую реку Енисей перекинут уникальный мост. Хотя, если точнее, то мостов здесь — три. Один — старый, еще «царский», служивший верой и правдой почти 100 лет, второй — «сталинский», построенный в 1930-х годах, третий — «ельцинский», возведенный относительно недавно, хотя и спроектированный еще в советскую эпоху.

Поднимаясь на насыпь моста, мы шли на встречу с его многолетним «хранителем» Хамзеем Тагировичем Абубековым. Пройдя мимо охранника, мы спустились к невзрачному домику с другой стороны насыпи. Из домика, улыбаясь беззубой улыбкой, к нам вышел невысокий человек в ярко-рыжей рабочей жилетке. «Вот ведь, здра-а-асьте! — тянул он гласные. — Пойдемте на мост, чего тут-то стоять?»

Мы вновь поднялись на мост, где Тагирыч начал свой рассказ. — Так, дайте-ка вспомнить, чтоб мысли не разбежались… Мы знакомы с ним с 1967 года (мы не сразу поняли, что с мостом). Я видел его еще в чертежах. Аккуратнейшие чертежи, четкие (это были копии 1897 года), их чертежницы тушью рисовали. Сам мост начали строить в 1892-м, закончили в 1897 году, а в 1899-м началась его полная эксплуатация. Сейчас, как видите, от былого чуда техники осталось лишь несколько пролетов…

Строили его в основном местные жители, а руководил строительством инженер Кнорре. В 1999 году сюда приезжал его внук. Его повели на мост — показывать. Поначалу, он был очень против его сноса — все-таки исторический памятник, но, когда ему показали сотни трещин, передумал. Мост ведь надо после дождя осматривать — так лучше трещины видны. Думаю, процентов 20 прочности у него осталось. И это еще хороший результат — ведь он стоял 100 лет, а за год теряется один процент прочности. А знаете почему? Он мя-яягкий, понимаете? Живо-ой. Когда поезд движется, мост весь деформируется, дрожит, вибрирует. Вот, например, рядом «ельцинский», жесткий мост. Он рассчитан на 75 лет, а уже трещины пошли. Чем жестче мост, тем меньше он будет служить.

А на «царском» мосту первую трещину заметили в 1937 году — почитай через 40 лет, как построили. Тогда вот и второй, «сталинский», мост начали строить, а в 1939-м закончили… Но я вам так скажу: прежде мосты необходимо было и строить лучше. Скорость течения Енисея — 10 километров в час. Толщина льда раньше достигала 1,5—2 метров. Лед сцеплялся с опорой и при потеплении начинал вместе с ней подниматься. Это ж какая силища! Что было делать? Ставили ледорезы, чтобы льдины длиной 200—300 метров не сбили опоры. Рубили лед — вручную. Камни с моста сбрасывали, а глубина реки доходила до 10 метров! Это сейчас ее уровень 6—7 метров и еще продолжает уменьшаться. Да и не замерзает река теперь — с плотины теплую воду сбрасывают. Зимой вода +6, а летом +10. Я как-то посчитал, что если темпы понижения уровня воды в реке останутся прежними, лет через 300 Енисея не будет совсем…

Мы пошли на «сталинский» мост. — Этот мост сейчас самый крепкий… На 75 лет его рассчитывали, но простоит он раза в полтора дольше, чем «царский». Тем более что движение сейчас сильно сократилось — в 1980 году в сутки проходило 100 пар поездов, а сейчас всего 37. Так что мост этот и еще 75 лет спокойно может простоять. Хоть Тагирыч и любил явно больше «царский» мост, но к такому запасу прочности испытывал явное уважение. — Я тут однажды мужика встретил…

Ему лет 80 было, с Украины приехал. Стоит чего-то, мнется. Я спросил, чего, мол, мнетесь? А он мне и говорит: «Я когда мальцом был, отцу-кузнецу этот мост помогал строить. Раскаленные заклепки наверх поднимал клещами». 13 лет тому мужику было в 1897 году… Тогда хорошо платили — золотыми пятаками, и кузнецов собрали 2 000 человек. Я ведь все заклепки здесь пересчитал, три года считал, оказалось: 17 миллионов штук за пять лет наделали. Вот он и простоял столько, потому что на заклепках. А сейчас жесткие крепления стали делать, да еще и сваривают. Правда, сварка теперь вакуумная, в царские времена такой, конечно, не знали.

Тут нам пришлось спрятаться в специальный загончик — к мосту приближался новый поезд. Вниз смотреть было страшно — Енисей несся как безумный. Когда все стихло, Тагирыч продолжил: — Когда «царский» мост делали, очень много людей погибло. Кессонная болезнь косила. Рыли-то опоры вручную, в воде. Колокол небольшой ставили, к нему — маленький шлюз.

Глубина реки 17 метров — давление 2 атмосферы, а рабочая смена длилась по 6 часов, из них 2 часа надо было просидеть в шлюзовой камере. Чуть неправильно вылез, и — все разрывает изнутри, сделать уже ничего нельзя. 2 тысячи рабочих ежедневно трудились над «царским» мостом. А вот, к примеру, над «ельцинским» — всего 120, и никто, по-моему, не погиб. Вся разница — в технологии. Хотя кое-что мы утеряли. Вот смотрите: на опоры «царского» моста клали войлок и свинец, чтоб он мягче был. Свинец-то еще и в «сталинском» есть, хотя про войлок здесь уже забыли, а в «ельцинском» — ни войлока, ни свинца. Тут уж все забыли… — А были на мосту аварии? — В 1966-м в Абакане плотину смыло. Здесь все на 5 километров залило, народу погибло много. Но мосты устояли. С запасом сделаны были. А в 1980-м поезд с рельсов сошел прямо на мосту, случилось этого 1 января в 12 часов. Температура была –42 градуса. На 4 дня тогда движение остановилось…

Мы дошли до того места, где велись работы по разборке «царского» моста. Тагирыч молчал. Я все-таки решился спросить: «А что чувствует человек, пересчитавший все заклепки на этом мосту, который любит его как живое существо, при виде того, как его разбирают?» — Жалко мне его… 20 лет я проработал здесь мостовым мастером. И хотя в 2000-м отвечать за него я перестал, все равно остался здесь. Не могу я без мостов. Кем угодно — обходчиком, уборщиком, — но я должен быть здесь. Вам, наверно, трудно это понять… Здесь ведь морозы до –50 градусов бывают, здесь холоднее, чем в городе, — металл воздух охлаждает. В 2000 году померил, у меня тут градусник спрятан, 62 градуса ниже нуля… Отморозил челюсть — вот зубы у меня и выпали. А еще к такой погоде добавьте ветер скоростью 30 метров, в секунду сдувающий вот такие будки, в которой мы стоим, и весь настил моста в Енисей… Видите, как мост стоит — между двумя новыми. Я как представлю, что он не выдержит и упадет от порыва ветра, а тут пассажирский поезд, а в нем 1 500 человек — и не один не спасется! А выбора нет… Да и куда ж я пойду? Когда я пришел сюда работать, здесь было 53 человека. Когда ушел — было 15 обходчиков, сейчас и вовсе — 3 всего осталось. Я душой — мостовик. А мостовой мастер это как доктор, который должен следить за дыханием, за дыханием моста…

Нам пора было ехать дальше. Впереди нас ждали другие города, мосты и люди — Великий Сибирский путь огромен…

_{Материал опубликован в журнале «Вокруг света» № 9, сентябрь 2004, частично обновлен в мае 2022}