Наш вертолет промчался над мягко всхолмленной долиной и круто свернул к горе, поросшей темно-зеленым дождевым лесом. Эти джунгли — пожалуй, самые непроходимые на Филиппинах — сплошь покрывают склоны гор, вершины же их окутаны мглой и туманом. Где-то здесь, среди невероятно густых зарослей, бог знает сколько веков живет в абсолютной изоляции неизвестное миру племя (Об открытии племени тасадай манубе мы уже поместили краткое сообщение в № 2 «Вокруг света» за этот год.).
Слухи о голых людях, бродящих в лесах на юге острова Минданао, дошли до нас примерно год назад. Мы решили вступить с ними в контакт; и если нам повезет, то сегодня, серым июньским утром, мы увидим их.
Вертолет летит над склоном, где люди племени манобо блит недавно начали вырубать и выжигать джунгли под свои поля. Мы наметили посадочную площадку — расчищенный участок на опушке леса. Отсюда недалеко до самого последнего поля манобо блит. Двое из наших помощников, уроженцев этих краев, пришли сюда неделю назад, чтобы подготовить нашу встречу с таинственными лесными людьми. Поэтому мы точно знали, что внизу нас ждут двое: веселый парень Флуди из племени таболи, и Дафал, тот самый охотник из племени манобо блит, который первым поведал миру о таинственных жителях леса.
Дафал сам по себе заслуживает отдельного рассказа. Он долговяз, скуласт, с птичьим носом. Соплеменники называют его «человеком, который ходит по лесу, как ветер». Дафал — отличный охотник, лучший в племени. Он обычно забирается глубоко в джунгли, ставит там бамбуковые силки — балатик, охотится на обезьян, ящериц, диких кабанов, оленей, а также собирает редкие коренья и травы для лекаря племени убу, откуда родом его жена.
Во время одной из охотничьих вылазок, примерно лет пять назад (сколько точно . — Дафал сказать не может, у него вечные нелады с определением времени), Дафал наткнулся на лесных людей. Заметив его, люди остолбенели на мгновенье и тут же пустились наутек, а он кинулся за ними, непрерывно крича: «Вернитесь! Я — друг! Я не причиню вам зла! Вернитесь! Я — друг!» Перепуганные люди наконец остановились, и Дафал попытался убедить их в своих дружеских чувствах. Во время следующих встреч он приносил им куски металла и ткани, луки, стрелы, серьги — все вещи, которых они до того и в глаза не видели.
Следует признать, что роль Дафала в жизни лесного племени еще ждет, своей оценки. Пока же отметим, что, по словам Дафала, он встречал лесных людей за последние пять лет всего лишь раз десять, всякий раз принося им самые разные вещи, вроде примитивнейшего музыкального инструмента из железа — варгана или кремневой зажигалки. Благодарные лесные люди всегда были гостеприимны, мало того, они помогали ему ставить силки и собирать добычу.
Мы выпрыгнули из кабины и двинулись к Флуди, махавшему нам рукой с дальнего конца площадки. Еще мотор вертолета дробил тишину, а поднятый винтом поток воздуха бешено хлестал по высокой траве и листьям деревьев, когда стали появляться они. Шесть мужчин, одетых в эфемерные набедренные повязки — из кусков ткани, из листьев пальмы или травянистой орхидеи, несмело двигались к нам из чащи. Их кожа была янтарного цвета, светлее, чем у большинства племен на Минданао, волосы — волнистые и длинные, а тела гибкие и мускулистые. Они дрожали от ужаса, а один из них был явно близок к потере сознания.
Сам вид удивительного предмета, с грохотом и воем спустившегося с неба, и мы, и наша одежда, и разные вещи, что явились с нами, — все должно было наполнить их смертельным ужасом, но, как выяснилось, Дафал сумел придать встрече совсем иной смысл. Наш друг-охотник слышал от лесных людей легенды о неком добром существе, которое должно однажды сойти с неба. Имя ему — Дивата, и, судя по всему, он немногим отличается от других своих собратьев — божественных мессий соседних племен. Сообразительный Дафал сказал своим друзьям, что на расчищенной площадке они встретят Дивату!
Я шагнул к стоявшему впереди всех мужчине. Тот трясся как в лихорадке. Я похлопал человека по спине и обнял его. Он судорожно обхватил меня руками. Остальные слегка придвинулись — настороженные, дрожащие, но, по крайней мере, укротившие на время страх.
Я заговорил как можно мягче. Как и следовало ожидать — ни намека на понимание. Дафал тоже стал что-то говорить им, но быстро выяснилось, что его возможности коммуникации крайне ограниченны.
Замечу, что мы не сразу осознали тот факт, что на наших глазах происходит единственный в своем роде опыт — явление перед лесными людьми божества. Насколько мы могли понять, каждый из них утверждал и настаивал на том, что Дафал — единственный человек, живущий за пределами леса. Дафал, который одарил их разрозненными крохами знания. Дафал, который пришел и продвинул их сразу на тысячи лет вперед.
Мы дали им боло (Боло — распространенное среди филиппинских племен охотничье орудие, представляющее собой несколько шаров, соединенных прочной веревкой. — Прим. перев.) , бусы, три зеркальца, фонарь и разные съестные припасы. Они приняли подарки, не выразив при этом никаких чувств. Мы дали еще мужчинам соли и сахару. Таких вещей они отродясь не видели, и мы заставили их попробовать и то и другое. Они подчинились, хотя, похоже, были убеждены, что все это яд. Попробовав, они немедленно выплюнули их.
Сигареты и табак — предметы первой необходимости у окрестных племен — были им также неизвестны, они даже не знали, что с этими вещами делать. Мы все пытались узнать, не нужно ли им чего, в чем они нуждаются, чего бы хотели. Их ответ — если мы только правильно поняли то, что они говорили, — гласил: «У нас есть все, что нам нужно, но мы все равно были так рады встретиться с Диватой!»
Мы вернулись через неделю. Вертолет сделал над площадкой несколько кругов, чтобы лесные люди заметили нас. На этот раз с нами была Игна, круглолицая веселая женщина из племени манобо блит, известная своими лингвистическими талантами. И хотя Игне удалось разобрать куда менее половины того, что говорили лесные люди, в стене непонимания была пробита немалая брешь.
Нам удалось выяснить, что изучаемые нами люди называют себя тасадай манубе. Это имя, объяснили они, оставили им предки, а те, в свою очередь, получили его во сне от существа, которое повелевает лесом. Почти все, что тасадай знают, досталось им от предков, души которых живут на верхушках деревьев. До сего времени тасадай думали, что этими верхушками и кончается мир. Они рассказали нам, что никогда еще не выходили из своего леса и даже не подозревали, что могут существовать такие штуки, как вот эта расчищенная в лесу площадка.
Тринадцати из двадцати четырех тасадай, которые пришли на встречу, было лет по десять — плюс-минус два-три года, потому что точно установить возраст людей тасадай оказалось невозможным. У них нет ни малейшего представления о таких понятиях, как месяц или год, и очень слабое — о временах года. Среди детей было девять мальчиков и четыре девочки, что, несомненно, уже в самом недалеком будущем угрожает им нарушением демографического баланса племени. Любопытно, что, несмотря на недостаток женщин, в племени нет полиандрии (Полиандрия — многомужество, явление, встречающееся у некоторых народов Южной Азии, когда у женщины несколько мужей, обычно братьев. — Прим. перев.) .
Насколько мы смогли понять, по каким-то причинам люди тасадай много веков назад оказались отрезанными в своем лесу от всего мира. По оценке профессора лингвистики Теодоро. А. Льямсона, прилетевшего с нами, язык тасадай явно относится к малайско-полинезийской группе, однако по меньшей мере тысячу лет он как диалект развивался изолированно. Роберт Фокс, американский антрополог и член нашей группы, исследовав орудия тасадай, считает, что изоляция наступила еще раньше — от полутора до двух тысяч лет назад, в период позднего неолита.
От площадки, где приземлился наш вертолет, хозяева повели нас сквозь густые заросли деревьев, лиан, папоротников, корней, где мы с трудом сохраняли равновесие на скользкой, сырой земле. У ручья, наконец, остановились передохнуть, и наши хозяева развели костер. Они добывали огонь трением двух кусочков дерева! Фокс воскликнул: «Господи боже! Да посмотрите же только! Видел ли кто-нибудь из вас нечто подобное?!» Он поднял какой-то тасадайский инструмент — нечто вроде топора, сделанного из небольшого, с куриное яйцо, камня, привязанного гибким камышом к ратановой рукоятке. «Да ведь это чистейший неолит!»
Кроме топора, который так обрадовал Фокса, у тасадай есть и другие каменные орудия. Камень и бамбук — основные их инструменты. Камнем они вырезают и затачивают куски бамбука; из кусков бамбука делают острые ножи и сверла.
Тасадай обладают необычайно острым чувством связи с окружающей их средой. Они живут в удивительной гармонии с лесом, не пытаясь нарушить в свою пользу достигнутого равновесия. Тасадай никогда не возделывали землю и не приручали животных, они всегда были собирателями пищи, которую дает лес. В поисках съедобных корней и ягод они неустанно бродят по лесу, не задерживаясь нигде подолгу. Но при этом есть в лесу место, которое тасадай называют «особым местом». Оно спряталось в горных дебрях на высоте полутора тысяч метров. Как говорят тасадай: «Там вода течет с гор, там тепло и тихо». Сами мы стали называть это место «Потерянной долиной» («Потерянная долина» — роман английского писателя Дж. Хастлера, рассказывающий об идиллической жизни в затерянной альпийской долине, — Прим. перев.) , хотя скорее оно больше походит на каньон между двумя хребтами. Тасадай очень любят эту долину и стараются не уходить от нее слишком далеко.
Свою пищу из корней и ягод тасадай разнообразят, ловя руками рыбу в ручьях. Домов они не строят, а от непогоды прячутся под естественными навесами в скалах или под опорными корнями гигантских деревьев.
У тасадай приятная внешность; ростом они невелики — метра полтора, чуть пониже среднего филиппинца. У них овальные, довольно широкие лица с четкими чертами. Они вечно жуют бетель (точно так же, как большинство племен Минданао), и оттого губы и зубы их вечно красны. Зубы лесных людей подпилены чуть ли не до десен, и каждому придан вид клыка: тут, очевидно, тасадай подражают животным. Врач нашей экспедиции Сатурнино Ребонг, проведя предварительные наблюдения, сделал вывод, что тасадай — народ физически здоровый (единственное, что их мучит, — кожные болезни). Однако, судя по тому, что самым старым мужчине и женщине в племени что-то около сорока, жизнь их коротка.
Тасадай очень ласковы друг с другом: то и дело видишь, как они обнюхивают друг друга — это заменяет у них поцелуи. Они научились жить в гармонии и согласии не только с природой, но и между собой. Между людьми племени тасадай вообще не бывает конфликтов — во всяком случае, в нашем смысле слова. Насколько мы смогли установить, у них даже не существует слова, обозначающего «войну» или «борьбу». Один из них сказал нам, что, до тех пор пока Дафал не научил их ставить силки, самое большое животное, на которое они охотились, была лягушка. К диким свиньям и оленям они относились почти как к друзьям. И это, пожалуй, самое трогательное из того, что нам удалось подметить у затерянного в лесах племени. (Это явно противоречит утверждению большинства религий об изначальности греха: человек-де в основе своей плох и грешен и посему должен посвятить свою жизнь искуплению грехов.) Если у одного из людей в племени нет пищи — другие тоже не едят. Когда мы дали им боло, каждый мужчина взял себе по шару. Остался лишний шар, но никто не захотел его брать.
После публикации предварительных данных нас стали обвинять в том, что мы присвоили себе право вторгаться в замкнутый мир тасадай, в том, что мы хотим изменить их жизнь. Нам говорят: «Почему вы не оставите их в покое? Они были счастливы в своем мире — и тут пришли вы, чтобы все разрушить. Оставьте все как было!»
Мы готовы выслушать все обвинения и готовы на них ответить. Разве смогут теперь тасадай остаться в спокойном одиночестве? Все ближе продвигаются к их «дому» лесоразработки, совсем рядом уже рубят и выжигают под поля джунгли соседние племена. Мы убеждены, что скоро — это вопрос не лет, а месяцев — в лес придут люди, куда менее дружественные, чем мы. Лес в опасности, и не случайно мы начали с того, что стараемся убедить правительство объявить его заповедником. Конечно, ученые хотят изучить племя тасадай. И я в их числе. Но прежде всего надо защитить племя от возможных бед, а уж потом можно подумать и о науке. Как считает Фокс, изучение племени тасадай манубе может внести немало нового в наши взгляды на жизнь первобытных племен, на пути их развития. Мы постараемся помочь племени тасадай, но и самому племени есть что внести в общую сокровищницу человеческого опыта, — ту гармонию, что свойственна его отношениям с окружающей средой, с другими людьми, с жизнью.
Мануэль Элисальде, филиппинский этнограф
Перевел с английского Л. Ольгин
Несколько замечаний к статье Мануэля Элисальде
Казалось бы, сейчас, во второй половине XX века, земной шар вплоть до самых отдаленных и глухих его уголков давно изучен, объезжен и исследован. И все же... То в Австралийской пустыне, то в горах Новой Гвинеи, то в дебрях амазонской сельвы обнаруживают племена, еще не известные этнографам, антропологам и лингвистам. Каждый раз кое-кто утверждает, что это открытие последнее. И каждый раз ошибается.
Открытие племени тасадай манубе в тропических лесах острова Минданао, пожалуй, можно назвать самым сенсационным за послевоенный период (если, конечно, дальнейшие исследования подтвердят те сведения о нем, которые уже появились в широкой прессе). Дело в том, что и в далеком прошлом, и тем более сейчас на Земле практически не было народов, которые столь длительное время жили бы в условиях абсолютной изоляции. Какие-то контакты с ближними или дальними соседями — пусть слабые и нерегулярные — у них всегда были. Абсолютная изоляция означает отсутствие притока свежих идей и навыков; при такой изоляции каждый народ и каждое племя вынуждены заново изобретать велосипед.
Известные науке примеры свидетельствуют, что потеря связей с соседями даже на две-три сотни лет обрекает племя на отставание.
В том, что сообщает о тасадай манубе доктор Мануэль Элисальде, с исторической и этнографической точек зрения нет ничего невозможного, хотя очень многое остается пока неясным и требующим детального изучения.
Юго-Восточная Азия, особенно ее островные районы, всегда отличалась крайней неравномерностью развития. Здесь издревле возникали мощные государства, расцветали своеобразные культуры. И здесь же в глухих местах вплоть до наших дней сохранились племена бродячих охотников и собирателей, практически находящихся еще в каменном веке. Достаточно вспомнить кубу и пунан в Индонезии, семангов Малакки и аэта на Филиппинах.
Когда-то по различным причинам, часто под натиском более сильных соседей, они ушли в самые недоступные и неблагоприятные для жизни районы и там приспособились к новым условиям жизни. Это, однако, обрекло их на отставание.
Но все такие племена поддерживали различные связи со своими более развитыми соседями и кое-что смогли у них позаимствовать. Тасадай манубе, утратившие всякую связь с внешним миром, являются исключением.
Сколько лет они находились в абсолютной изоляции, тысячу или две, говорить, по нашему мнению, пока рано. Вполне возможно, что эта цифра в дальнейшем будет сильно уменьшена. Тот факт, что тасадай манубе не знали о существовании других людей, еще не доказательство — во всяком случае, не решающее доказательство. Полярные эскимосы Гренландии жили в изоляции около 300 лет и за это время тоже успели забыть о том, что они не единственные обитатели Земли. Тот факт, что тасадай манубе действительно живут исключительно собирательством и примитивным рыболовством, скорее всего означает, что племя регрессировало, оказавшись в особо тяжелых условиях. Ведь наукой доказано, что предки всех без исключения народов Юго-Восточной Азии определенно занимались и охотой.
Ждет более точной оценки и роль Дафала в жизни тасадай манубе. Доктор Элисальде пишет, что за пять лет общения Дафал один якобы смог продвинуть вновь открытое племя на тысячи лет вперед. Это, с нашей точки зрения, невозможно, и не только потому, что охота с силками (которой он обучил лесных людей) не в силах обеспечить столь разительного прогресса. Этнографам хорошо известно, что чем более отстало то или иное племя, тем труднее оно воспринимает новшества. Пять лет для племени, не имеющего даже представления о времени, срок слишком небольшой. Поэтому вполне возможно предположить, что какие-то контакты с соседними племенами у тасадай манубе в прошлом все же были. Дафал мог об этом не знать или по каким-то причинам умолчать. На все эти вопросы должны дать ответ будущие широкие и серьезные исследования. Можно, однако, не сомневаться, что ученых ждет много неожиданностей.
Полностью обоснованна тревога доктора Элисальде по поводу будущего, ожидающего тасадай манубе. Неконтролируемые учеными контакты наверняка принесут им больше вреда, чем пользы, и даже поставят под угрозу жизнь всего племени. Гуманизм требует спасти их для них самих и для науки, то есть в конечном счете для всего человечества.
П. Яшин
