Перед вами краткое жизнеописание некоторых искателей философского камня, последователей Терния Трижды Величайшего, знатоков Изумрудной таблицы, делателей золота, которые о многом знали, но так и не достигли цели.
Науки, размножившиеся в наши дни настолько, что вряд ли найдется человек, способный их перечислить, были еще недавно немногочисленны. И в течение столетий основными считались три: теология, астрология и алхимия.
Первая искала связей с богом, вторая — со звездами. Первая породила философию, сама же не умерла, но сильно измельчала и сохранилась лишь в виде полузасохшей веточки на философском древе.
Вторая, исходившая из ложных предпосылок о твердости неба и заинтересованности звезд в жизни отдельных представителей человеческого рода, родила астрономию и также существует по сей день, питаясь суеверием обывателей.
Третья древняя наука скончалась двести лет назад, разгромленная наступлением химии и физики. И, как это ни парадоксально, именно основная мысль алхимии о возможности превращения одних металлов в другие оказалась правильной.
Воображение подсказывает стандартный образ алхимика. Он обязательно должен обитать в готическом замке (окошко светится ночами в мрачной башне); он окружен ретортами и тиглями, ходит в длинном халате, рядом мурлычет черный кот и, желательно, сова на шкафу.
Пожалуй, об алхимиках европейского средневековья мы знаем больше всего. Но это не значит, что средневековые европейские алхимики играли основную роль в истории алхимии. Не они алхимию придумали, не они написали алхимические книги и составили рецепты. Алхимики средневековья в основном лишь повторяли вновь и вновь то, что было сказано и написано за тысячи лет до них.
Алхимия моложе и астрологии и теологии. Она могла родиться лишь тогда, когда человечество накопило уже довольно много знаний об окружающем мире, о металлах и прочих элементах, когда металлы начали играть большую роль в жизни людей и золото приобрело могучую силу. Сначала были первые химические реакции, при которых вещества меняли свои свойства и внешний вид, были невзрачные на вид руды, из которых получались сверкающие металлы. И была уверенность в том, что мертвая природа жива, что камни и металлы, так же как люди, рождаются и умирают.
Истоки алхимии следует искать в наиболее развитых странах древнего Востока. В 144 году до нашей эры в Китае был издан указ, запрещающий под страхом смертной казни делать золото. Указ был вызван тем, что в стране развелось много алхимиков. И, как мотивировал свое решение император, золото алхимиков ненастоящее. Они лишь тратят деньги и время, а в результате получается только пустая похвальба. И того хуже, разоряясь, алхимики уходят в разбойники, отчего государству одни беспокойства. Уже заря алхимии породила не только сторонников, но и скептиков.
Развитию алхимии в Древнем Китае во многом способствовали последователи даосской религии. Одной из целей, которую она себе ставила, было достижение бессмертия. Бессмертие, собственно, можно было обрести лишь с помощью эликсира молодости. Эликсир молодости можно было получить из приготовленного алхимическим путем золота. И вот руководители даосских сект уединялись в пещерах и принимались колдовать над химическими реактивами.
Жития даосских святых пестрят сообщениями о том, что бессмертия им добиться удавалось. Правда, не для всех, а для избранных. Есть, например, легенда о том, как проповеднику Бо Яню удалось создать эликсир, и для испытания он взял с собой в горы собаку и трех учеников. Одного послушного, двух скептиков. Дал Бо Янь попробовать эликсир собаке, и собака сдохла. Тогда сам принял и тоже умер.
— Нет, — сказал на это верный ученик. — Не может быть, чтобы Бо Янь умер случайно. Не иначе как у него были к тому причины.
И он тоже попробовал эликсир и тоже умер. Два скептика решили больше с такими опытами не связываться и ушли подобру-поздорову. А Бо Янь ожил и оживил верного ученика, на зависть скептикам.
Золото Джабира
О китайских алхимиках их средневековые европейские коллеги и понятия не имели. Они полагали, что алхимию выдумали древние греки, более того, к этому имели отношение греческие и египетские боги, в том числе Гермес, вошедший в алхимию под именем Гермия Трижды Величайшего, автора туманной Изумрудной таблицы, вроде бы дающей какие-то рецепты, но непонятно какие.
Центром алхимиков была Александрия. Алхимиков было множество, и именно из Александрии происходят некоторые основные европейские алхимические «первоисточники». Именно там был изобретен туманный мистический стиль алхимических трудов, непонятных для непосвященного, в которых ничего не называлось своими именами.
Греческие алхимики проделали первые реакции и оставили книги, в которых эти реакции описаны. К числу наиболее известных алхимиков Александрии относится, например, Зосима, написавший книги «Об испарении волшебной воды, которая укрепляет ртуть» и «Исследования о инструментах и печах».
К середине первого тысячелетия нашей эры алхимия в Египте и Византии хиреет, и тут на сцене появляются настоящие отцы этой науки, сделавшие куда больше, чем все алхимики европейского средневековья, вместе взятые, и даже давшие название этой науке. Этими людьми были арабские ученые.
У человеческой цивилизации есть одно важное свойство — развитие ее непрерывно. И если один из центров культуры гибнет, то эстафету подхватывают люди в другом конце Земли. И алхимия, как ни наивна она кажется нам сегодня, была в истории нашей планеты важной отраслью знания, и ее путь характерен для всех отраслей культуры и науки. С гибелью европейских центров знания алхимия была открыта вновь и развита в арабском мире, к которому в конце первого тысячелетия переходит эстафета, выпавшая из рук греческих и римских ученых.
…В 638 году халифа Омара посетила депутация арабов из одного городка на берегу Тигра. Халифа удивил больной, изможденный вид гостей, и он осведомился, что тому причиной. Арабы ответили, что климат в городке вреден для здоровья, — вокруг малярийные болота. И тогда халиф приказал найти другое место для города. Место было найдено на берегу реки Евфрат, а новый город назвали Куфой. Город распланировали на прямые кварталы, в каждом селились арабы одного племени, и в период расцвета в Куфе насчитывалось более двухсот тысяч жителей.
В X веке в Куфе сносили старый квартал. Город уже потерял свое значение, жителей в нем поубавилось, и потому многие дома десятками лет стояли пустыми, разрушались, и жили там лишь скорпионы и ящерицы. В самом сердце этой груды глины была найдена закрытая комната, стены и потолок которой, скрытые от посторонних глаз, чудом выстояли.
Над запертой дверью была надпись, говорившая о том, что дом когда-то принадлежал Джабиру Аль-Суфи.
Рабочие остановились в благоговейном ужасе перед дверью с этим именем — именем великого мага и чародея прошлого, ставшим уже легендарным. Никто не смел дотронуться до нее, пока не прибежал взволнованный вестью наместник халифа.
Комната была пуста. Лишь пыльная колба стояла на иссохшем столе да квадратный брусок, густо покрытый пылью, валялся под столом. Когда брусок подняли, пыль осыпалась с него, и он загорелся ровным металлическим блеском. Брусок был золотым и весил более килограмма. Он был торжественно перевезен в Багдад. И ни у кого не возникло сомнений, что золото это сделано Джабиром.
Джабир рано остался сиротой и воспитывался бедуинами. Затем получил образование в Египте и Багдаде, и первое упоминание о нем в документах встречается, когда он стал алхимиком при дворе Гарун-аль-Рашида. Халифу Джабир посвятил свою первую книгу: «Книгу Венеры», рассказывающую об искусстве алхимии.
Как и другие крупные алхимики, Джабир не чурался медицины и считался лучшим врачом в Багдаде. По его просьбе халиф посылал гонцов в другие страны разыскивать книги древних греков, и Джабир редактировал переводы. Джабир был универсальным гением. Среди его трудов была книга астрономических таблиц, комментарии к Эвклидовой геометрии, диалоги с Птолемеем, труды о талисманах и военных машинах, по философии, логике и движущимся автоматам. Последние годы жизни Джабир провел в родной Куфе, редко выходя из дома, и лишь поток его новых книг свидетельствовал о том, что мудрец жив.
Джабир был первым алхимиком (и химиком также), который ввел в науку понятие количества, дозы. Он полагал (это его изобретение на многие сотни лет определило все развитие алхимии), что все металлы образуются в земле в виде союза серы и ртути. Так как эти вещества не встречаются в совершенно чистом виде, то в зависимости от степени их чистоты и происходит то свинец, то олово, то золото. В своей «Книге равновесия» он доказывает, что простое соединение веществ еще не приведет к нужным результатам: в материальном мире царствуют строгие законы, и все качественные различия зависят от количественных.
У Джабира было множество последователей и учеников, некоторые из них оставили видный след в науке. Все они верили в возможность превращения металлов. И лишь один из них, великий Авиценна, сумевший значительно обогнать свое время, относился к алхимии скептически. В одном из своих трудов он пишет об алхимических процессах, но кончает абзац словами, что не намерен более заниматься алхимией, ибо это пустая трата времени. (Интересно, что в ранних европейских переводах Авиценны эта фраза была опущена переводчиком, которому, видно, было стыдно за столь прискорбные заблуждения великого ученого.)
В это время Западная Европа об алхимии ничего не знала. До XII века единственным путем, по которому можно было обменяться с арабами информацией, были крестовые походы, участники которых алхимией не интересовались.
Однако после того, как крестоносцы обосновались на святой земле и кое-что узнали о ее жителях, оказалось, что арабы во многом, далеко обогнали европейцев. Научные знания мусульманского Востока проникали в Европу и из завоеванной арабами Испании. Так что рано или поздно европейцы должны были познакомиться с алхимией.
Cчитается. что это случилось в середине XII века и пионерами в этом были два молодых человека, англичанин и немец, бродячие студенты, которые добрались до Испании и там зарабатывали на жизнь переводами, ибо у них хватило терпения выучить арабский язык. В 1141 году они по заказу одного епископа перевели на латынь Коран, а в 1144 году один из студентов, Роберт Честерский, перевел на латинский язык «Книгу учений об алхимии». В конце перевода стоит дата окончания работы: 11 февраля. Так что мы можем с точностью до одного дня сказать, когда алхимия пришла в Европу и начала свое триумфальное шествие по ее государствам.
В течение следующих ста лет были переведены все основные научные и философские труды арабов. Только в XIII и XIV веках в Европе появляются собственные алхимики, которые на основе знаний, почерпнутых у арабов, стараются развивать алхимию дальше. Даже терминологию европейские алхимики сохранили арабскую и, если писали собственные труды, выдавали их за недавно найденные арабские рукописи. И сегодня мы произносим арабские алхимические термины, не подозревая, что они имеют к алхимии хоть какое-нибудь отношение. Например, алкоголь, азот, эликсир, нафталин.
Пленник папы римского
В средневековой Европе, задавленной властью христианской церкви, алхимия стала одной из немногих отдушин для науки, дала возможность приложить к конкретному делу свою склонность к научному исследованию. Не удивительно, что вплоть до расцвета Возрождения все более или менее известные европейские мыслители так или иначе были связаны с алхимией. Но если алхимия становилась для них делом жизни, то вело это чаще всего не к гениальным озарениям, а к великим заблуждениям. Чтобы не быть голословным, стоит поведать историю жизни крупнейшего мыслителя европейского средневековья Роджера Бекона.
Учился Роджер Бекон в Оксфорде, затем уехал в Париж, где получил звание магистра, и в 1250 году вернулся на родину. Как и многие другие ученые, Бекон вступил в монашеский францисканский орден, так как это давало защиту от суеверной толпы и корыстолюбивых властителей.
Роджер Бекон далеко обогнал свой век. До сих пор удивляет сила его предвидения, его образованность и ясность ума. Вот что пишет Бекон, к примеру, о будущем (учтите — в середине XIII века!): «Корабли будут передвигаться без помощи весел, так что самым большим кораблем сможет управлять один человек, и плыть он будет быстрее, чем его смогли бы двигать многие гребцы.
Будут и машины, которые будут передвигаться без тянущих их животных и также куда быстрее… будут придуманы и летающие машины, так что человек будет сидеть в этой машине, поворачивая некий механизм, управляющий искусственными крыльями… будет изобретена и машина небольшого размера, могущая поднимать невиданные тяжести… будут даже машины, в которых можно будет опускаться на дно рек и морей без опасности для жизни… и подобные вещи могут быть созданы во множестве, даже мосты через реки без опор и быков…»
Алхимия, которой Бекон посвятил наибольшее время, стремясь добраться до сути вещей, стала для него трагедией. Как для ученого, так и для человека.
Вряд ли алхимия была на первом месте в круге интересов Бекона. Он был известным противником магии и с профессорской кафедры в Оксфорде неоднократно заявлял, что лишь опыт может быть критерием науки. Однако чем дальше, тем шире распространялись слухи, что Роджер Бекон умеет добывать золото. Папа Климент IV, который покровительствовал ученому, полагал, видимо, что слухи эти не лишены оснований. Бекон был окружен шпионами, которые должны были доносить папе о его открытиях.
Несговорчивый нрав и независимость Роджера Бекона создали ему множество влиятельных врагов, и ему пришлось оставить кафедру в Оксфорде. Папа предложил ученому перебраться в Париж, обещая предоставить все условия для работы. К этому времени церковные власти полностью убедились в том, что Бекон достиг желаемого, и им ничего иного не оставалось, как заточить его в тюрьму — во избежание «утечки информации». Официально было объявлено, что Бекон обвиняется в магии и ереси.
Бекон провел в тюрьме много лет. Он был начисто лишен возможности общаться с другими учеными, ставить нужные ему опыты. Каждый шаг его контролировался монахами, и каждое слово, написанное им, немедленно направлялось самому папе. Монахи послушно приносили ему книги. Но книги особого рода — сочинения мудрецов алхимии.
Бекон мог лишь размышлять, но не мог проверить своих мыслей. Порой ему казалось, что он достиг основного секрета превращения металлов, но прямо сказать об этом он не хотел — это значило бы подарить монахам свою тайну. Бекон зашифровывает свои рецепты, он пишет «Зеркало алхимии», «Большой опус», «Малый опус», он сводит в стройную систему все теории алхимиков… И упирается в тупик.
Академик Морозов писал о Беконе: «При других условиях из Бекона вышел бы Ньютон современной химии, а теперь в его лице мы видим Ньютона, из которого церковное самодержавие средних веков сделало больного мечтателя…»
Убедившись в том, что Бекон золота делать не умеет, монахи выпустили его из тюрьмы и отпустили в Англию, где он умер в 1294 году. И последующим поколениям алхимиков работы великого затворника сильно усложнили жизнь. Там, где нужно было понимать его слова в переносном смысле, где Бекон пользовался аллегориями, алхимики все воспринимали всерьез. Он писал, что ртуть и серу можно извлечь отовсюду, так же как и золото, желая сказать, что любое вещество содержит в себе элементы другого. Алхимики воспринимали это буквально.
Образно сказал он, что даже в грязи есть философский камень. В отчаянии поздние алхимики копались в грязи, отыскивая золото, — уж очень был велик авторитет затворника. Алхимик Ле Мартинье сообщал совершенно всерьез: «Я собрал жидкости, вытекающей из носа во время насморка и плевков, каждой по фунту. Я смешал все вместе и положил в реторту, чтобы извлечь из них квинтэссенцию. По ее полном извлечении я сделал из нее твердое вещество, которое применил к превращению металлов. Но напрасно!»
Бережливая жена верного слуги
После Бекона и его великих современников европейская алхимия в течение нескольких веков топталась на месте. То, чего могла достичь алхимия, было уже достигнуто. Дальнейшие открытия тормозились шорами, снимать которые алхимики никак не желали. Например, они были уверены, что металлов семь. И даже если кому-нибудь из них пришлось бы встретиться с восьмым металлом, признаться в этом они не могли. Число «семь» было священным. «Восемь» и «девять» священными числами не были.
Наступившее Возрождение приблизило конец алхимии, но именно перед смертью эта наука невиданно расцвела. Не было двора в Европе, при котором не трудились бы алхимики. Не было города, где они не встречались бы в аптеках и подвалах, ревниво наблюдая друг за другом. За знаменитыми алхимиками охотились монархи и епископы, их награждали, сажали в тюрьмы, давали им звания графов и рубили им головы.
Семнадцатый век — агония алхимии. Смерть алхимии принес следующий век, восемнадцатый.
Джеймс Прайс, последний английский алхимик, родился в Лондоне в 1752 году, когда о расцвете алхимии многие уже забыли. Был он членом Королевского общества по химии (а не алхимии, ибо химия тогда уже отделилась от своей прародительницы), но фанатично верил в могущество алхимии. И то, что в течение веков алхимия так и не породила философский камень, казалось ему всего-навсего случайностью.
Но алхимия умирала, и Прайс решил возродить ее… И ради этого пошел на подлог. В начале 80-х годов Прайс поселился в своем доме в графстве Суррей, где оборудовал химическую лабораторию. Вскоре он объявил окружающим, что умеет превращать ртуть в золото, и пригласил нескольких лордов, а также самого короля к себе в лабораторию, чтобы они могли собственными глазами убедиться в справедливости его слов.
На глазах у гостей Прайс добавил в ртуть белого порошка, и ртуть превратилась в серебро. Затем добавил красного порошка и получил золото.
Естественно, что эксперимент получил широкую огласку. В конце XVIII века выходило множество газет, и все они откликнулись на удивительное открытие. Кроме того. Прайс выпустил брошюру с описанием своих опытов, где, однако, не сообщил состава порошка.
В дело вмешались химики. Королевское общество, членом которого Прайс состоял, попросило у него разрешения направить авторитетную комиссию, но Прайс ее принять отказался, ссылаясь на то, что порошок у него весь вышел, придется готовить новый, а удастся ли это — неизвестно. Общество направило Прайсу ультиматум — или вы допускаете в лабораторию комиссию специалистов, или вас официально признают шарлатаном и из общества исключат. Прайс попросил шесть недель отсрочки и за это время съездил в Германию, где, как говорят, тщетно разыскивал живых алхимиков, чтобы те ему помогли. Фанатик все же надеялся на чудо.
Шесть недель истекли. В начале августа 1783 года три известных химика прибыли в дом Прайса. Прайс встретил их у входа. Он казался спокойным. Затем он провел комиссию в лабораторию, извинился, вышел на минуту и выпил заготовленный заранее бокал вина с синильной кислотой…
Когда Прайс был в Германии, он не мог знать, что чуть поспешил с визитом. Последний немецкий алхимик, причем алхимик поневоле, еще не начал своих опытов. Лишь в 1786 году некий барон Леопольд фон Хиршен заявил, что открыл «жизненную соль», обладающую способностью излечивать почти от всех болезней.
С этой солью изобретатель направился к профессору теологии Иоганну Землеру, много читавшему об истории алхимиков и в глубине души верившему, что философский камень все-таки может существовать. Землер испытал соль и пришел к выводу, что она не только излечивает от болезней, но и превращает металлы в золото. Для этого надо лишь растворить ее в воде и продержать в нагретом состоянии несколько дней. И тогда на дне сосуда образуется немного золота.
Профессор Землер пользовался репутацией солидного человека, и потому его коллеги по университету не решились поднять его на смех. Однако ему было предложено дать соль на анализ химикам. Химики исследовали состав и обнаружили, что соль состоит из смеси глауберовой соли и компонентов человеческой мочи. О чем и было сообщено профессору Землеру.
Но профессор продолжал настаивать и требовать дальнейших анализов. «Мои опыты дают великолепные результаты, — писал он химикам. — Уже две колбы дают золото. Через каждые шесть дней я извлекаю из соли по пятнадцать гранов золота». Профессор умолял еще раз проверить удивительное снадобье, и, если можно, перед аудиторией.
Химики поняли, что им так просто от Землера не отделаться, и согласились. В зал, где должен был быть проведен анализ, набилось множество народу. Даже министры покинули свои кабинеты, чтобы присутствовать при знаменательном моменте.
Крупнейший химик профессор Клапрот еще раз определил состав соли, затем извлек из колбы кусочки «золота» и первым же анализом определил, что это медь. Зал разразился хохотом.
…Потом обнаружилось, что старый слуга профессора, искренне желая помочь хозяину в опытах, незаметно крошил в колбы немного золота. Но незадолго до последнего испытания его призвали в армию, и он поручил класть золото в колбу своей жене. Та, будучи женщиной практичной, решила, что чудак профессор не различит, где золото, а где медь. Она сэкономила оставленное мужем золото и загубила карьеру последнего алхимика.
А было ли золото?
Кончая рассказ об алхимии и алхимиках, стоит попытаться ответить на такой вопрос: а все-таки умели алхимики делать золото или нет? Ведь многие люди, никакого отношения к алхимии не имевшие, видели собственными глазами, как золото зарождалось в тиглях. Эти опыты проводились в присутствии свидетелей и тщательно запротоколированы.
В начале XVII века по приказанию датского короля Христиана IV придворный алхимик Гербах «изготовлял» золото из меди, и датские дукаты 1644 года были отчеканены из этого золота. Чтобы посрамить неверующих, король приказал в 1647 году вновь отчеканить из алхимического золота дукаты, на обороте которых было написано по-латыни: «Узри славные дела господа».
В январе 1648 года император Германии Фердинанд III вместе со своим казначеем наблюдали, как алхимик по имени Рихтхаузен с помощью крупинок философского камня превратил в золото два с половиной фунта ртути. Из этого золота была чеканена медаль со словами: «Удивительное превращение, сделанное в Праге 15 января 1648 года в присутствии его величества императора Фердинанда III».
Подобных монет и медалей сохранилось довольно много. Одна из них связана с именем шведского генерала, обвиненного в измене Карлу XII и приговоренного к смерти. Для того чтобы спасти жизнь, шведский генерал обратился в 1705 году к королю с предложением изготовить золото. Карлу, поглощенному войной с Петром Великим, золото нужно было позарез, и он согласился отсрочить казнь, если опыт получится.
Испытание было проведено под наблюдением нейтрального свидетеля, английского артиллериста Гамильтона. Генералу удалось добыть золота столько, что из него получилось 147 дукатов да еще медаль с латинской надписью: «Это золото добыто с помощью химического искусства в Стокгольме в 1706 году».
Итак, существуют, казалось бы, объективные свидетели успехов алхимиков — медали и монеты с соответствующими надписями, существуют документы и воспоминания добросовестных наблюдателей.
И все-таки, как бы внимательно ни читать алхимические труды, какие бы опыты ни производить по алхимическим рецептам, золота добыть не удастся. Потому что ртуть и тем более сера в золото, как известно сегодня, не превращаются. В чем же дело?
Алхимиков можно разделить на две категории: жуликов и фанатиков. Одни отлично знали, что золото из ртути не получишь, но что золото в определенных химических реакциях может соединяться с другими веществами и терять свой «золотой» вид. Можно было на глазах удивленных и абсолютно незнакомых с химией свидетелей восстановить золото и предъявить для опознания.
Из такого самого настоящего золота и выбивались медали и монеты. Жуликам это было выгодно — они получали щедрые награды от заинтересованных в успехе монархов, и ценность наград значительно превышала стоимость потраченного на опыты золота. А дальше можно было либо вовремя исчезнуть с глаз покровителя, либо поддерживать в нем надежду, время от времени демонстрируя свое искусство в ограниченных масштабах.
К другой категории алхимиков можно отнести людей типа Прайса. Это были фанатики алхимии. Они готовы были разориться, лишь бы торжествовала алхимия. И становились жертвой собственных заблуждений — вспомните профессора Землера.
Но были среди алхимиков и люди типа гениального арабского ученого Джабира. Вспомним брусок золота из его дома. Анализы показывали, что приготовить такой чистоты золото в то время, учитывая состояние металлургии, было невозможно. И многие считают, что разгадка тайны происхождения этого бруска по своему значению для истории науки едва ли не равна открытию секрета арабского булата.
Кто знает, может быть, гениальный Джабир в поисках несуществующего совершил одно из великих открытий в металлургии раннего средневековья.
…За две тысячи лет своего существования алхимики не получили ни грана золота, но зато осуществили множество химических реакций, разработали химическую технологию, обнаружили ряд соединений и новых веществ и сделали бы, конечно, во много раз больше, не своди они свою деятельность к поискам мифического философского камня.
Материал опубликован в журнале «Вокруг света» № 5, май 1971, частично обновлен в ноябре 2023