В Бомбее, в отличие от Лос-Анджелеса, нет холма, на котором возвышалась бы над городом крупная надпись «БОЛЛИВУД». На дорогах нет табличек с указателями проезда к заветным воротам. Почти 20-миллионный город, до краев заполнивший собой полуостров вокруг бомбейской бухты — Ворот в Индию, — живет, словно не замечая, что в нем «производят» мечты всей Азии.
Поэт и сценарист Джавед Ахтар сказал, что Болливуд — это особый штат Индийской республики, существующий в параллельной реальности — в воображении. И это так — Болливуда не видать, он скрыт повседневной жизнью города, как горы затоплены утренним туманом. Наружу торчат лишь щиты уличной рекламы — с них смотрят на бегущих внизу горожан небожители — богиня любви Айшвария Рай, теперь лицо L’Oreal, любимец земных женщин Шакрукх Кхан, поигрывающий мускулами воитель Салман Кхан и, наконец, мудрый Амитабх Баччан, «Биг Би», владыка болливудского Олимпа.
Это даже не реклама. Боги милостиво разрешили погреться в лучах их славы безделушкам в виде часов, духов, драгоценностей, страховых полисов, показывая нам, что и небожители порой спускаются на землю, чтобы порадоваться простым человеческим удовольствиям, как это делали Вишну и Брахма — задолго до изобретения целлулоида.
Где он, знаменитый Болливуд, выпускающий 800—900 фильмов в год — в три раза больше, чем Голливуд (уступая лишь нигерийскому Нолливуду), с трехмиллиардной зрительской аудиторией? Повсюду и нигде.
Есть студии, есть огромный обнесенный забором «Фильм-сити» — город декораций — в северной части Мумбая, но это все лишь точки, где снимается кино, места эпизодического появления операторских групп. Болливуда как некоего определенного места в бывшем Бомбее не найти. Все разбросано и скрыто. Студии есть, но заперты. Режиссеры в отъезде. Виллы актеров спрятаны в элитном квартале, обнесенном глухими стенами. Костюмы актрис прекрасны, но шьются к съемке и испаряются после нее. Массовка собирается внезапно, как флэшмоб, и так же мгновенно распадается на молекулы, когда эпизод отснят. Студента-иностранца перехватит агент, и наутро тот будет сидеть под пальмой полковником в пробковом шлеме, но уже вечером растворится в переулках Колабы. Болливуд сам состоит из той же материи снов, которые он производит. Протянешь руку — и увидишь только тень на полотне, мираж, игру света на собственных пальцах…
Вот он, мумбайский (постарому — бомбейский) Киноград, пестуемое государством Царство движущихся картин для детей и взрослых
Под флагом фантазии
…Бродячий точильщик ножей припарковался напротив Центрального вокзала Бомбея, у фасада старого кинотеатра Capitol. Хитрая конструкция: над рулем велосипеда вращается круглый оселок, педали приводят его в движение, из-под стали вырываются искры. В кармане фартука — сверкание связки выправленных кухонных ножей. Наточит — и нет его, ищи-свищи. А над его головой, над ножами простирается афиша киноленты: Wounded («Раненый»).
Пряча камеру в чехол, я вошел в фойе. Судя по афише, типичный «масала-муви»: микс из боевика и мелодрамы, где всего понемногу — такие понятны и без субтитров. Аккуратная, типично индийская очередь: каждый прижат животом к спине предыдущего, все спокойны в своей цепочке. Темнолицый юноша, за которым я встал, все время оборачивался на непривычную пустоту на лопатках. Кажется, я единственный дал крупную бумажку в 50 рупий (доллар) — остальные несли в кулачках истерзанные десятки и мелочь — целая гора белых, словно насаленных, монет возвышалась перед солидным, в роговых очках, билетером, похожим на кондуктора из экранизации Жюля Верна. Юный контролер — в желтом мундире и при фуражке — приветливо кивнул, отодрал угол моей фиолетовой бумажки и пошире отодвинул крашеную-перекрашенную раздвижную решетку.
Нырнул в коридор — древний, с черными балками по потолку и старой нежно-голубой плиткой в трещинах, — будто перенесся на столетие назад. В зале было уже темно, рука билетера махнула мне снопом света от фонарика — проходить внутрь. Сквозь отсветы, идущие от полотна, различимы были колонны, подпирающие бельэтаж, и тени от вращающихся лопастей — весь потолок усеивали вентиляторы, как будто мы собирались взлетать и только поджидали последних транзитных пассажиров. Я сел с краю. Вдруг кадр с рекламой сменился, на экране возник струящийся голубой индийский стяг. Народ, уже было заложивший ноги на спинки кресел, начал бодро вскакивать со своих мест. Встал и я, слушая гимн. Слово «Ганга» несколько раз повторилось в нем. Струящийся флаг сменился стоячим изображением сертификата на фильм — что было немного смешно, как если бы в баре, прежде чем налить выпивки, бармен заставлял гостя ознакомиться с акцизной маркой.
Но фильм начался. Гордая седая женщина принимает в своей резиденции группу журналистов. Ее официальный статус подчеркивается фотографом — как суетливо он снимает присутствующих! Но вот, бросив отчетливую реплику, государственная дама задумывается… Ее лицо будто растворяется под нежный звон, издаваемый дверцей машины времени. И вот перед нами юная и запуганная девушка: это ясно из ее косичек и прижатых к груди рук. Девушки домогается рослый ухарь, колотящий в дверь и громко грозящий. Ухаря сопровождает деревенский дурачок, комический персонаж. Мать девочки, вместо того чтобы не отпирать болванам, распахивает дверь и картинно пугается в проеме. Девушка тоже пугается за спиной матери. Болван повесив голову идет печалиться к друзьям, в повстанческий лагерь. Лагерь состоит из одной новенькой палатки. Повстанцы носят на головах красные разбойничьи повязки и по-воровски пьют ром из запрокинутой бутылки — дергая кадыками и щедро обливаясь. Бандерша шайки решает выкрасть упрямицу… Между репликами, и так ясными из ситуации, вклинивалось трезвучие синтезатора, подсказывающее намерение персонажа: в драматические моменты герой едва успевал быстро вворачивать свое слово между непрестанными ударами колокола. Бытовая история превращалась в государственный миф. Особенно ясно предписывалось понимать поведение злодеев. Полицейскому поручили раскрыть похищение, но пук ассигнаций заставил оборотня в погонах убавить рвение. Его рука незаметно сталкивает пачку рупий в ящик стола — но это вовремя видит звукорежиссер, подающий на этом месте гонг закемарившему зрителю. Вдруг звонок: начальник края! И в особом пузыре появляется толстенький товарищ в рубашке и роговых очках. Звуковая канонада пробудила бы и мертвого. Полицейский, завращав глазами, вытягивается во фрунт с телефонной трубкой в руке (у меня телефон в таких случаях сваливается со стола, и разговор разъединяется). Преступника хватает кондрашка, обалдевшего шута пронзает током. Изверг вырывает из нагрудного кармана и сует в лапу полицейскому еще один пук, скорее, тюк, — выдирает монеты у своего прихвостня, бросает на стол, замирает с вывернутыми карманами штанов и рубашки… Тем временем на берегах абстрактной реки девушка отказывается от лепешек и не глядит на винтовку — но вот уже удивительно метко стреляет, забывая порой передернуть затвор. Товарищ валит героиню на сеновал, камера целомудренно отъезжает от поцелуя и показывает руку, гуляющую по ноге. К полицейскому участку подъезжает джип, из дверей последовательно вылезают два солдата, арестованные родители девушки, еще трое солдат, шеф, доносчик, остальные одиннадцать конвоиров. Федералы преследуют повстанцев — по пятнадцать человек в каждой армии, обе умещаются в один кадр — совершенная драка в деревне…
Вдруг поверх кадра зажглась надпись: «Перерыв», за ней другая — «Не плевать»; минуло полтора часа.
Зрители — дружелюбные смуглые молодые ребята — поднимаются, снимают ноги со спинок, разминают кости… Я вышел на улицу, не в силах избавиться от ощущения, что выхожу не из дверей кинотеатра, к дороге, полной гудящих черно-желтых такси — маленьких «Чаек» размером с «Запорожец», — а из машины времени, побывав в 50-х годах прошлого столетия, в золотом веке индийского кино.
Вместо бетеля, книг и газет
…Вспышка индийского кинематографа произошла в 1930-е, когда Калькутта, Бомбей и Мадрас наполнились молодыми рабочими, приехавшими на заработки. Они оказались оторваны от прежнего сельского досуга — кроме хлеба им нужны были и зрелища. Они и стали потребителями комедий и мифологических постановок тех лет. Строились кинотеатры — пролетариат понес свои медяки в кассы, как прежде — уличным торговцам бетеля. К середине десятилетия кинематограф превратился в самое массовое и любимое времяпрепровождение миллионов индийцев. Джавахарлал Неру говорил: «В Индии влияние кино во много раз сильнее, чем влияние книг и газет, вместе взятых».
Но в новом искусстве было не только развлечение — к нему оказалась подмешана и доля нравоучения и проповеди. Народный театр, в который уходят корни киноискусства, всегда был в Индии способом поучать, развлекая. Еще Брахма говорил, что театральные представления необходимы для того, чтобы наставлять простолюдинов на путь истинный. Не зря, не зря развевается флаг перед началом сеанса. Он показывает всю важность государственного дела воспитания, скрытого за развлекательным жанром.
подпись
Неудивительно, что расцвет индийского кино совпал с обретением Индией независимости в 1947 году. Объединительная функция кино — не в политическом смысле, а в смысле общих чувств, общих фантазий, упакованных в целлулоид. Если в первые десятилетия кинематографа в Индию поступали фильмы из Англии и Франции — а смотрели их исключительно белые, если лучшие фильмы 1930-х были сняты об Индии и для Индии приезжими европейцами, то после 1947 года стало очевидно и продюсерам, и зрителям, что настала пора самостоятельности: мы можем снимать свое кино, по собственным правилам и по вкусу зрителей.
1950-е стали золотой эрой индийского кинематографа. Те ленты, в основном мелодрамы, которые представляет себе каждый житель России, услышав «индийское кино», восходят именно к тому периоду. Уже появилась цветная пленка, которая смогла отразить буйство красок — главное качество индийских лент. Это кино снималось кустарно, спешно, почти стихийно — режиссеры и актеры, «снявшие кассу», немедленно вкладывали выручку в производство новых лент, основывали свои собственные студии. Прочие спешно искали деньги, чтобы поспеть в соревновании за зрительские симпатии — навстречу им в кинематограф спешили инвестировать все, кому не лень, в том числе деньги неясного происхождения, заключая договоры неформально, рукопожатием. В Бомбее царила атмосфера Клондайка — все спешили занять свое место под солнцем.
Гуру Датт и Радж Капур первыми сосредоточили производство фильмов в одних руках. На этих кинематографических мануфактурах все делалось своими силами — продюсер был не только сам себе режиссер, но и актер. В работу вовлекались дети, братья, племянники — возникал клан. Кинопроизводство Индии, самозародившись, стало слепком ее кастового общества. Фильмы также оказались подчиненными жестким жанровым законам. Этот канон начал складываться еще в 1930-е: трехчасовая мелодрама, с интервалом посредине и музыкальными танцевальными номерами примерно на треть хронометража, с простым сюжетом о любви или мести — в 1950-е он стал законом индийского кино. В то «золотое» десятилетие в Бомбее и Индии кино бурлило как сказочный котелок, производящий золотые монеты, и поскольку именно тогда эти ленты прорвались и к нам, в СССР, то именно по ним мы и представляем себе до сих пор индийское кино, думая, что оно осталось таким и поныне.
Студия, музей или мавзолей?
Монтажная студия, одна из тысяч в Болливуде. Интересно, что здесь все такие студии принадлежат государству, и компании платят аренду за их использование
С этим представлением я еду на RK-Studio. Эти инициалы в Индии знает каждый: «Радж Капур». Длинное шоссе на ближней окраине города, череда ворот с уличными торговцами, ларьками, отдыхающими перед ними на тротуаре людьми — все, как везде в Бомбее. Однако студию не сразу удалось найти, местные жители кивают и машут все дальше. Наконец — скромные ворота со скромной эмблемой. Охранник заверяет меня, что на студии совсем-совсем никого, и с великим трудом мне удается уговорить его сделать звонок в бюро…
Когда через четверть часа я касаюсь рукой истерзанного костюма Бродяги из знаменитого фильма Раджа Капура, то не в силах поверить в реальность происходящего. Костюмерная — склад железных ящиков посреди комнаты, окруженной застекленными шкафами 1950-х по периметру. На всем лежит плотная пыль. Кажется, что за полвека я здесь первый посетитель. Костюм — художественно, но очень натурально заплатанный пиджак с карманами — держит в руках Мамаджи, благообразный седовласый старец, старший из клана, похожий на почетного профессора западного университета. Он рассказывает о тех киносъемках, о тех временах, и на всей его фигуре лежит отсвет тех «золотых» лет. «А вот те башмаки, о которых он пел, что «башмаки японские, голова русская», помните? Вот эта шапка». Мы перемещаемся по гулкому, совершенно пустому зданию, одному из нескольких совершенно пустых зданий на гектаре земли. Нас сопровождает завхоз, молчаливый и смуглый до черноты индус в белом френче. Спускаемся в подвал. «Здесь все наше светооборудование» — долгие металлические стеллажи, уставленные пыльными древними прожекторами. «Раньше все это вывозилось на нескольких грузовиках, — говорит Мамаджи, — теперь все это никому не нужно». — «Почему?» — «Сейчас маленькие, дедолайты, техника уже другая. Все стало другим — другие камеры, другие студии, все это никому не нужно». Мы переходим в монтажную. «Вот здесь монтировались все фильмы Капура», — рука указывает на монтажный стол, вот пульт звукозаписи. «Никому не нужно».
Нита Лулла может быть названа «закадровой звездой». Это она считается ведущим модельером и знатоком фирменного стиля в Болливуде. Естественно, Айшвария Рай одевается у нее
Ангар, главный съемочный зал, абсолютно пуст. Стены затянуты холстом, по полу просыпаны ручьи синьки. «Здесь мы строили многоэтажный дом, вот этот, — Мамаджи показывает фотографию из альбома о Радже Капуре, — три тысячи рабочих строили его». — «А сейчас тут что-нибудь снимается?» — «Сдаем для съемок».
Мамаджи рассказывает, что все крупные студии тех лет обанкротились. «РК-Студио» живет с продаж прав на старые ленты. Эта территория дорога Капурам как память, но работы давно нет. «Наши соседи, видели, — тут тоже была киностудия». Я понимаю, о чем он говорит, понимаю, что значат те две античные колонны у входа на территорию автосалона «Хонды». «И с другой стороны тоже была студия». — «А почему обанкротились?» — «Теперь все стало другое», — машет рукой Мамаджи.
Страшновато, непредставимо видеть его простую правоту. Мы стоим посреди комнаты, заваленной до груди древними бумажными пачками. Все это — киноафиши тех лет, тонны киноафиш, буклетов, проспектов, фотографий — все выцветшее, покрытое слоем пыли в палец толщиной, невостребованное. Если болливудское кино где-то и есть, то уже не тут…
Болливуд в датах и цифрах
• Болливуд — ровесник Голливуда: первый фильм в Бомбее был снят в 1912 году, в Голливуде — в 1910-м.
• С начала 1970-х годов Индия занимает первое место в мире по производству фильмов. В 1990 году было выпущено рекордное количество лент — 948, и индийская кинопромышленность оказалась в Книге рекордов Гиннесса (для сравнения: в Голливуде их выпускается в среднем около 500).
• Правда, стоимость единицы продукции различается даже не в разы, а в порядки: в США средний фильм обходится примерно в $14 млн, в Индии — в $100 тысяч).
• Ежедневно кино в Индии смотрят около 15 миллионов человек.
• При этом только 10 процентов болливудской кинопродукции оправдывает вложения.
• Годовая прибыль от проката составляет 20 млрд долларов. Однако в отличие, скажем, от фильмов южноазиатских режиссеров ни одна из болливудских лент не была удостоена крупных международных наград.
• Айшвария Рай считается самой высокооплачиваемой актрисой Болливуда: за роль в фильме она получает два крора (крор=10 миллионам рупий, или 250 тысяч долларов). Что в несколько раз меньше, чем гонорары суперзвезд мужского пола: скажем, Шахрукх Кхан получает за фильм по 6—7 кроров за фильм (свыше полутора миллионов долларов).
• Самой масштабной массовкой считается сцена похорон в фильме Ричарда Аттенборо «Ганди» (1982) — в ней участвовало более 300 000 человек. Съемки проводились в Индии.
• Лишь в 2005 году был снят запрет на показ индийского кино в Пакистане.
• Для Болливуда характерно религиозное многообразие: индуисты, сикхи, христиане, джайны, евреи, зороастрийцы и сравнительно большой процент мусульман. Кроме того, представитель киномира воспринимается не столько как член той или иной касты, сколько как «человек кино».
• Многие актеры попадают на экраны, окончив Национальную драматическую школу или другие институты, но большинство нынешних звезд, по существу, самоучки. Самый верный путь в Болливуд — принадлежность к кинодинастии.
• Одно из отличий от западного кино — привычка режиссеров и актеров работать сразу над несколькими фильмами. Этот стиль работы возник после краха в конце 1940-х старой системы студий: чтобы хоть как-то обеспечить финансирование, фильмы стали снимать кусками.
Шведский стол
При том, что само слово «Болливуд» вошло в неофициальный обиход лишь в 1990-е, в Бомбее с самого начала сложилась система киностудий, сходная с голливудской, — если не своими размерами, то хотя бы структурой. Однако в индийском кинопроизводстве дела не пошли по американскому сценарию, когда дюжина киностудий монополизировала весь бизнес. Недостаточная интеграция производства, распространения и мест показа привела к банкротству многих студий, которые после нескольких или даже одной неудачи уже не могли оправиться.
В индийском кино — большие перемены, но народная тропа на сеансы пока не зарастает. У кассы предварительного заказа билетов в Ченнае (бывший Мадрас)
К началу 1990-х уже вся болливудская киноиндустрия переживала кризис, связанный даже не со старым способом ведения дел, а с новым временем. Фильмы перестали собирать полные залы не потому, что стали хуже. Не осталось тем, способных объединять все народности и слои. Общество осовременилось и расслоилось. Национальная идея кинотеатра пришла к западному образцу: вместо огромных зрительных залов — мультиплекс с 7—10 каморками, где каждый может выбирать зрелище по собственному вкусу. Это другая, «телевизионная» эпоха, где у каждого есть своя кнопка, когда на единстве нации уже не заработать, а выгодно обслуживать узкие целевые группы. Правда, тогда же Болливуд открыл новый ресурс — экспатриантов, NRI (non resident Indians), живущих в Великобритании и Америке индийцев. В США они представляют самую зажиточную из диаспор.
Болливуду пришлось адаптироваться и к новым запросам местного зрителя. В стране с бурно развивающимися компьютерными технологиями, фармацевтикой, химической, сталелитейной промышленностью растет средний класс, требовательный и прозападно ориентированный. Он тоже хочет развлечений, но уже более «продвинутого» свойства.
В результате в «кассовом» кино, отождествляемом с Болливудом, в 1940—1950-х создававшим классические мелодрамы, а в 1970-х специализировавшимся на боевиках про месть «рассерженного молодого человека», возникло два новых жанра. С одной стороны, фильмы-клоны — «переводы» западных блокбастеров на индийский киноязык, а с другой — чуть более «продвинутые» фильмы, ориентированные на западный рынок. Это изменило само устройство Болливуда.
Прежде всего производство индийского кино стало чаще смещаться за рубежи Бомбея, за границу. Например, фильм Shakalaka Bum Bum — цветастая лента, вольный перепев «Амадеуса» Милоша Формана, ожидаемый хит 2007 года, — снимается в Южной Африке, а монтируется в США. Тайм-сквер, Новая Зеландия — такова география нового болливудского кино. К тому же туристические страны готовы оплачивать чуть не половину бюджета за трансляцию своего образа на многомиллиардный рынок. Старые студии никуда не делись, но используются больше для съемок малобюджетных кино- и телепроектов. На территории «Фильм-сити», огромной площадки на севере Мумбая, сравнимой по территории с московским ВВЦ, тысячные бригады плотников по-прежнему возводят целые кварталы тадж-махалов. Когда рабочий получает несколько долларов в день, куда выгоднее строить в натуре, чем рисовать на компьютере. И все же это уже вчерашний день Болливуда.
Нынешнее кассовое индийское кино показывает не только родные деревушки и мифологические дворцы. Длинные лимузины, гламурные платья, вертолеты, по-британски коротко стриженные газоны — весь этот золотой мир, который в прежних картинах помещался в сказочные тадж-махалы, теперь размещен в особняках звезд, на других континентах — таких же сказочных для индийцев, как Индия, «страна белых чудес», для жителей Запада.
Конечно, во многом так называемое «традиционное» кино по-прежнему остается традиционным. «Если в боевике висящее на стене ружье обязательно выстрелит, то в индийском фильме оно будет петь и плясать», — этот старый анекдот актуален для Болливуда и сегодня. Как и раньше, магазины завалены саундтреками: выпуск музыки задолго до выхода ленты в прокат — традиционный рекламный ход индийских производителей. Топ-10 любого индийского радио состоит из музыки к фильмам. Композитор на титрах кино идет сразу после режиссера и актеров, а его имя пишется на афише крупными буквами.
«Болливуд — это как шведский стол, — говорит Вайбхави Мерчент, хореограф таких хитов, как Devdas (2002), Veer-Zaara (2004) и Krrish (2006), — идешь вдоль стола и складываешь себе в тарелку все, чего хочется». Редкий фильм сегодня обходится и без непременных танцевальных номеров. Правда, теперь влюбленные — она в золотом сари и рубашке — появляются то на скале, то в живописной пустыне, то в Альпах, то среди немецких фахверков. И если изначально в их основу ложились классические стили — исторический танец куртизанок севера Индии или народные танцы, то сейчас на экране вы увидите либо оригинальный сплав традиционного танца с современными западными стилями, либо чередование классических индийских и откровенно западных номеров. Все это не удивляет зрителя, ждущего от зрелища не логической связности, а живописной полновесности.
Впрочем, Болливуд — давно уже нигде. Долго перекачивая западные образцы на местную почву (ни для кого не секрет, что Радж Капур — это индийский Чарли Чаплин, Салман Кхан — мумбайский Сталлоне и т. п.), производя ремейки и пародии на европейские ленты, такие, как недавно нашумевшая «Гордость и предубеждение» (с измененной единственной буквой в названии), — индийское кино само вырвалось за пределы страны.
…С чувством почти ностальгии входишь на территорию маленького «Мосфильма» — Essel studio. Ворота с надписью «тюрьма» поверх — непременный атрибут любой душещипательной ленты, — за которым начинается странный городок, похожий на пионерлагерь, — павильончики будто из фильмов сталинского периода: лепнина, беседки, гипсовые балясины штукатурных парапетов. На крыльце одного из «сельских домиков» идет съемка эпизода: хрупкая красавица и комический толстяк. Съемочная команда — все молодые ребята — развалились на пластиковых стульях, очевидно, измотанные, но все равно довольные происходящим. Съемки идут по 16 часов в день. Пока осветители выставляют свет, я успеваю перемолвиться словечком со всеми. Снимают телефильм для одного из каналов, не очень крупного. Проект малобюджетный. С пластиковым стаканчиком индийского чая (с молоком и имбирем) с улыбкой подходит актриса, очаровательная, умная, изящная. Ее зовут Айра. В кино она пришла из модельного бизнеса. Ее путь известен и типичен. Фотомодель. Отбор. Кастинг. Сейчас это первая заметная роль. Ее английский безупречен, стиль безукоризнен, она сдержанна и не показывает усталости. Она будто исполняет роль Эйшв — Айшварии Рай, начинающей восхождение на Олимп, куда добираются единицы….
Любовные сцены остаются целомудренными. «Поиграть» можно только с позами. В кадре Табу с Маноджем Баджпаи
Бомбейский масштаб
Подлинное место прописки Болливуда — в виртуальности массмедиа. Серьезные газеты и таблоиды пестрят сообщениями и донесениями из актерского мира. Как и любой мейнстрим, Болливуд делает ставку именно на актеров — в отличие от «авторского» кино, ставящего во главу угла режиссерский взгляд, оно в Индии, разумеется, тоже есть, но имеет мало отношения к Болливуду.
Новости о киноактерах занимательны и диковаты, как болливудские сюжеты. На городской стене возникла надпись, что Шахрукх Кхан — гомосексуалист! — но пока журналисты из «Мумбай ивнинг пост» и следователи рвались к месту кощунства на микроавтобусах, неизвестный поклонник уже отчистил оскорбление битым кирпичом. Шейла Шилни, звезда реалити-шоу, открещивается от поцелуя Ричарда Гира, полученного ею на вечеринке против СПИДа, — в провинции старушка уже подала иск о защите попранного достоинства, и суд вынес постановление об аресте обоих фигурантов. А поцелуй-то был в щеку! Блистательная Каризма Капур (Karisma Kapoor) сменила написание имени, заменив вторую букву E в имени на I — по совету ее личного нумеролога. С тех пор ее дела пошли еще дальше в гору. Автофургон Салмана Кхана, в котором он отдыхает, не пустили на киностудию, и мускулистый герой разгневался, и скандал с трудом удалось урегулировать. Шахрукх Кхан удостоился чести стать восковой статуей и вот стоит рядом со своим восковым двойником в музее мадам Тиссо — причем редакторы забыли подписать кто где…
Молодожены Абхишек Баччан и Айшвария Рай вкушают «прасад» (культовую пищу) вместе с отцом и свекром Амитабхом Баччаном
Помолвки — о, эти помолвки! Жестокие родители и мятущиеся сердца. Кланы решают между собой свои династические задачи, но образ совсем иной — влюбленные бегут в дальние штаты. Абхишек Баччан, сын великого «Биг Би» Амитабха Баччана, помолвлен с Каризмой Капур. Но помолвка разорвана. Каризма выходит замуж за финансиста. Абхишек находит утешение в объятиях прекрасной Айшварии Рай. Что произнес его отец, неизвестно, но он не прервал съемок рекламного ролика фитосредства. Все волнуются. Газеты пестрят сообщениями: обычай рисования на ладони 19 апреля, плач невесты 21-го. Правительство озадачено тем, что вертолетам запрещено летать над поместьем Баччана; процедура, решили родители жениха, будет скромной: никого кроме своих, только 350 человек. Но вот новый скандал: отца жениха заподозрили в продаже прав на трансляцию свадьбы — отец отрекается.
Права на фотографии — как это мелко, как по-европейски! Папарацци, таблоид, иск… Бомбейский масштаб — иной. Вы хотите знать новости о болливудских звездах? Мы покажем вам все, как оно было. Уже снимается фильм про свадьбу Айшварии Рай и Абхишека Баччана. В ролях Айшварии и Абхишека — неизвестные пока актеры. Все как в старом анекдоте: «Марчелло Мастроянни снялся в советском фильме, в роли Мастроянни Николай Рыбников».
Болливуд — сказка, причем сказка сама себя воспроизводящая. Зачарованный зритель смотрит на экран, прося продлить очарование. Ему не нужно ни сюжетных коллизий, ни психологической правды этих надоедливых западных штук. Зритель болливудского кино верит в судьбу, он знает, что все идет своим должным чередом, что история непременно закончится хорошо. Нет ни смерти, ни печали, ни воздыхания — один героический эпос, очередные воплощения вечной истории про принца и его возлюбленную. Зритель диктует кино, каким ему быть. Болливуд — в глазах смотрящего. Спрос на сказку идет впереди предложения. И пока это есть, волшебный небесный котелок будет и дальше извергать на землю золотое изобилие из мишуры, папье-маше и снов.
Михаил Шульман
