Окончание. Начало в № 6.
Филип Кусто: для чего рассказывают об акулах?
Летом 1945 года на берегу маленького залива на Средиземноморском побережье Франции отец надел нам с братом миниатюрные легководолазные аппараты. Потом, взяв за руки, завел нас в воду под скалами на глубину двух метров. Моему брату тогда было шесть с половиной лет, мне — четыре года. Я не помню этого первого погружения, но мне часто про него рассказывали. Пораженные подводным миром, мы принялись наперебой говорить друг другу, что видим. И наглотались морской воды.
С того времени ни одно из созданий моря не внушало мне страха. Ни одно, кроме акулы. А ведь мне пришлось испытать и укусы, и ожоги многих подводных обитателей: мурены, медузы; меня даже колол славный морской еж. Я повидал вблизи немало устрашающих с виду существ — хвостокола, манту, морского слона, косатку, кашалота. Но укусы и уколы были вызваны моей собственной неосторожностью, а не агрессивностью животного. То же самое можно сказать об акуле, которую я тоже не считаю беспричинной убийцей; однако не могу отделаться от мысли, что акула — чуть ли не единственный из морских обитателей, который может причинить мне увечье, а то и смерть.
В Персидском заливе и водах Индонезии обитают морские змеи длиной до метра, их яд смертелен, но они избегают человека. Укус некоторых небольших осьминогов Австралии или ожоги нитей сифонофоры физалии тоже могут привести к смерти. Кашалот или косатка способны перекусить человека пополам; другие китообразные вполне в состоянии ударом хвоста переломить вам позвоночник. Даже миролюбивый дельфин, и тот иногда опасен. Но никто из названных животных не представляет подлинной опасности для аквалангиста. Большинство обитает либо слишком далеко в открытом море, либо чересчур глубоко — например, гигантский кальмар в течении Гумбольдта. И при всех случаях они не нападают первыми.
А вот акулы встречаются всюду в тропических и умеренных водах; некоторые виды, скажем гренландская акула, обитают даже в полярном океане. Акул находили и на больших глубинах, и у поверхности, даже в эстуариях рек и некоторых озерах Латинской Америки. Так что акулу встретить можно и на воде и под водой, причем каждая встреча может оказаться роковой.
Человек очистил сушу от большинства животных и крупных насекомых, представляющих угрозу его жизни. Если вид не полностью истреблен, остатки его, как правило, заточены в резерватах — как, например, крупные звери Африки и Индии.
Я вовсе не собираюсь здесь рассуждать о поведении человека; могу только пожалеть, что столько красоты и богатства было уничтожено. Мне горестно думать об организованной по бешеной цене продаже львиного и слоновьего мяса представителям привилегированного меньшинства, чье место скорее в психиатрической клинике, чем в спортивно-охотничьем клубе. И я не могу не выразить жгучей боли, которую испытываем мы с отцом, беспомощно наблюдая истребление китообразных — скажем, большого синего кита, самого крупного животного в истории Земли. Скоро от него останется одно воспоминание.
Акуле не приходится опасаться такой участи. Она великолепно приспособлена к своей среде, и огромная численность делает истребление акул невозможным. А потому они остаются опасными для человека животными, от которых до сих пор нет эффективных средств защиты. Если добавить, что человечество наконец задумало вернуться в море и вероятность встреч с акулой все возрастает, станет понятно, как важно узнать побольше об их повадках. Во многих странах уже организованы для этого специальные лаборатории.
Я никогда не пытался защитить одно животное от другого. Когда мне случалось ловить себя на стремлении охарактеризовать одно животное как «хорошее», а другое как «плохое», мне становилось смешно. У нас на «Калипсо» одно желание — чтобы присутствие людей не нарушало естественного тока жизни.
Отношения между человеком и акулой окутаны покровом тайны, причем главный виновник этого — человек. Долго люди вообще не знали, что на свете существуют акулы. До древних греков ни у кого не найдешь определенного описания, хотя не исключено, что первая легенда о селахиях помещена уже в библии. Линней, выдающийся шведский натуралист XVIII века, твердо верил, что чудовище, проглотившее библейского Иону, было не китом, а большой белой акулой. Об этом фантастическом животном рассказано было немало историй, причем в большинстве самых устрашающих. Эти истории, правдивые и выдуманные, породили подлинный акулий психоз у всех моряков мира. До середины XVI века не было даже английского слова для их обозначения, пользовались испанским словом «тибурон». Дополню эту лингвистическую справку упоминанием о том, что французское название акулы — «рекен» — происходит от реквиема; вот как моряки воспринимали эту хищницу. Некоторые считали, что появление акулы возле судна предвещает смерть кого-нибудь из членов команды.
Слепая ненависть человека к акулам уступает разве что бешенству стаи голодных акул. Я наблюдал сцены жестоких побоищ, когда обычно тихие и рассудительные люди рубили топорами пойманных акул, потом по локоть запускали руки в окровавленные внутренности, чтобы извлечь крючок с приманкой. Как будто, часами возясь с изрубленными тушами, люди утоляли некую затаенную жажду мести.
Этот психологический фактор — почти автоматическая утрата власти над собой при встрече с акулой, что бывает даже у самого закаленного человека, — пожалуй, и является причиной многих случаев со смертельным исходом.
Мы представили в ЮНЕСКО одобренный Межправительственной океанографической конференцией проект международного центра подготовки ученых-океанавтов. Изучались также проекты использования подводных домов для добычи руды, разведки нефти, геологических и биологических исследований и даже для развлечений. Была намечена долгосрочная программа создания человека-амфибии: «Гомо акватикус».
Перспективы людских поселений на шельфе и глубже почти неограниченны. Разумеется, я не думаю, что люди когда-нибудь переселятся на дно морей. Мы слишком зависим от своей среды, и нет веских причин, чтобы отказываться от всего, к чему мы привязаны, — от солнечного света, свежего воздуха, лесов и полей.
Однако в науке и в промышленности будет множиться число важных проблем, требующих временного пребывания больших коллективов под водой для многомесячной работы на морском дне. Обреченные декомпрессией на долгое заточение, они будут нуждаться и в медицинском обслуживании, и в развлечениях, как, скажем, разведчики нефти, которые на полгода уходят в пустыню. Понадобятся могучие сооружения и большие капиталовложения. Но сперва надо еще разрешить множество проблем безопасности. И одна из них — защита от акул.
Акулы действительно избегают районов, где строят подводные дома. Но мы уверены, что они уходят недалеко. Взрывы или другие звуки — лязг, звон — могут привлечь их обратно. Нельзя поручиться, что через некоторое время, преодолев свой страх, они не пойдут большими стаями в атаку на изолированные коллективы подводных тружеников. Нужны еще исследования и исследования. При этом полезно принять в качестве рабочей гипотезы, что мир рыб вообще и акул в частности не столько зрительный мир, сколько мир звуковых волн и волн сжатия. И тут частоты, с которыми мы еще мало знакомы, могут в равной степени привлекать акул, как и отгонять их.
Вспоминаю в этой связи эпизод, случившийся во время эксперимента с нашим «плавающим блюдцем». Мы были под водой вдвоем с Фалько. Вдруг он воскликнул:
— Гляди, командир! Налево! Вон там, вдали!
Я прильнул к иллюминатору, напрягая зрение. К нам медленно приближался какой-то неясный силуэт... Акула, но какая акула! — огромная до неправдоподобия. Она шла прямо на «блюдце», как будто ослепленная нашими огнями. В первую минуту я даже не смог ее опознать, пораженный чудовищными размерами. Акула была, наверно, вдвое длиннее нашей маленькой подводной лодки и весила около полутора тонн. Чудовище заложило широкий вираж, однако не совсем верно рассчитало свой курс: мощный удар хвоста лишь потряс «блюдце». Конечно, за стальной броней нам ничего не грозило, и все же человеку как-то не по себе, когда на глубине больше двухсот пятидесяти метров его тормошит вот такой исполин.
Огромная хищница продолжала кружить в свете наших прожекторов. Я невольно залюбовался ее мощью и грацией; это была сила быка в соединении с гибкостью змеи. По бокам головы открывалось по шесть жаберных щелей, это помогло мне опознать рексанхус гризеус, которую иногда называют коровьей акулой. Встречается этот вид очень редко, очевидно, потому, что держится на большой глубине. Глядя на исполинскую шестижаберную акулу, я невольно вспомнил двух других великанов, превосходящих ее размерами, — китовую и гигантскую акул. Все они только изредка появляются у поверхности, а остальное время проводят в неведомой пучине, и об их жизни там практически ничего не известно. Возможно, загадочные ямины в донном иле, часто фиксируемые нашими глубоководными фотокамерами на дне Средиземного моря, на глубине двух с половиной тысяч метров, — след их пребывания.
Наша коровья акула ходила вокруг достаточно долго, чтобы мы могли ее снять. Потом она снова — должно быть, случайно — толкнула «блюдце», задав нам встряску, и исчезла во мраке.
Рассказывает Жак-Ив Кусто:
Реакции человека при встрече с акулой я бы отнес к числу неуправляемых. Они коренятся в мире легенд и рассказов, отнюдь не заслуживающих доверия. Тщетно доискиваться объективности. Я встречал многих людей, покусанных акулой, но оставшихся в живых, несмотря на серьезные повреждения. Их шрамы выглядят страшно, особенно для меня, подводника, который сразу ставит себя на место жертвы. Всякий раз у меня возникают десятки вопросов, и я жадно слушаю ответы, словно надеясь наконец-то узнать истину. Мои надежды не сбываются. Большинство жертв не могут описать, что происходило на самом деле, остальные более или менее сознательно приукрашивают событие. Вот почему я могу сослаться лишь на собственные воспоминания, хотя отлично знаю, что они способны вызвать такое же недоверие у других подводников.
Вот уже тридцать три года, как я погружаюсь под воду — с защитой и без, один и в группе, в теплых и холодных водах. Нередко при этом я оказывался в обществе акул. Акул разного рода, разного нрава, акул, слывущих безвредными, и акул, известных как людоеды. Я и мои товарищи страшимся акул, смеемся над ними, восхищаемся ими, однако мы вынуждены работать в одних с ними водах.
Не пора ли после тридцатилетнего опыта подвести итоги, просеять все личные воспоминания и рассортировать по полкам эмоции и неоспоримые факты?
В Средиземном море акулы встречаются редко и несчастных случаев, связанных с ними, мало. Но уже то, что они редки, делает каждую встречу событием. Моя первая встреча со средиземноморскими акулами ( и акулами вообще) состоялась возле острова Джерба, и они произвели на меня потрясающе сильное впечатление, поскольку я не ожидал их увидеть. А вот в Красном море, где чуть не каждое погружение среди рифов сопровождается встречами с акулой, сосуществование было неизбежным, и мы с товарищами вскоре настолько свыклись, что перестали замечать их присутствие. Я заметил даже, как у ребят появилось панибратское отношение к этим бродягам, склонность говорить о них только в шутливом тоне. Я воевал с таким снобизмом, зная, что это может кончиться плохо. Для неуклюжего, уязвимого существа, каким становится аквалангист под водой, склонность воображать себя сильнее животного, которое вооружено куда лучше его, — это хмель.
Погружение на большую глубину с автономным аппаратом чревато своего рода наркозом, который мы назвали «глубинным опьянением». Оно дает себя знать на глубине около сорока метров и становится серьезной помехой, а глубже шестидесяти метров даже опасностью. Чувство реальности ослабляется, и вместе с ним — инстинкт самосохранения.
Впервые очутившись в таком положении, я воспринял появление первой акулы как сильнейший шок. Окруженная световым ореолом в темной толще воды, она выделялась очень ярко, производя впечатление чего-то грозного и нереального. Внезапно — конечно, тут сказалось опьянение сорокапятиметровой глубиной — восхищение и страх в моей душе сменились безрассудным восторгом. Я поплыл прямо на нее, вооруженный одной лишь камерой. Акула отступила, сохраняя дистанцию. Я продолжал плыть в иссиня-черной толще, преследуя силуэт, который в конце концов исчез, уйдя куда-то вглубь. Находясь в чужеродной среде, где меня на каждом шагу подстерегали ловушки, я упивался тщеславием, мысля себя завоевателем, хозяином. Я заставил — мы заставили — отступить большую океанскую акулу! Человек непобедим, непобедим под водой, как и на земле!
Впрочем, этой безрассудной гордости хватило лишь на несколько недель...
В тот раз не успели мы с Кьензи погрузиться на пять-шесть метров, как увидели лонгимануса, или, как мы его потом назвали, князя Долгорукого (Лонгиманус — в буквальном переводе «Длиннорукий».) . Впереди шла маленькая рыбка-лоцман, которая помещалась у самого носа акулы, плывя, вероятно, за счет напора воды. Две голубые акулы классической формы, очень крупные, присоединились к нашему лонгиманусу, и три зверя затеяли танец вокруг нас, описывая все более сужающиеся круги. Двадцать бесконечных минут три акулы осторожно, но достаточно настойчиво пытались укусить нас всякий раз, как мы поворачивались к ним спиной или кто-нибудь всплывал к поверхности, чтобы — тщетно — подать сигнал нашим товарищам на судне.
Акула шла на уровне моей головы, а я не мог ни отступить назад, ни отойти в сторону. Чудовище изогнулось всем телом и ринулось ко мне с открытой пастью. Съежившись в комок, я сделал выпад кинокамерой. Толчок сорвал у меня маску с лица, камера выскочила из рук. Прижатый к коралловой стене, без маски, я силился различить могучую тушу, которая должна была находиться где-то впереди. Я не сомневался, что акула повторит атаку. И только когда смутные контуры впереди приблизились ко мне вплотную, я узнал Кьензи. Он подобрал мою камеру и принял на себя вторую атаку. Ему удалось увернуться, потом он нашел мою маску и подал ее мне. В считанные секунды я надел маску и освободил выдохом ее от воды.
Каким-то чудом лодка, спущенная на воду, отыскала нас и спасла от неизбежной гибели...
У восточного берега вулканического острова Джебель Таир в Красном море Фалько и Дюма пришлось спасаться в коралловом гроте от стаи акул, которые были словно одержимы каким-то массовым бешенством. Это были небольшие, всего около метра, акулы, которые явно были чем-то взбудоражены и вели себя, будто стая молодых волков. Вообще мы убедились, что совсем молодые акулы часто ведут себя агрессивнее крупных.
Мы поймали однажды тигровую акулу-самку, которая была, что называется, на сносях. Около двух десятков вполне сложившихся тигровых акулят было выпущено в море. Я в это время находился в воде, держа в руках деревянную палку, которой разгонял морских ежей. Один из новорожденных, не раздумывая, вцепился зубами в палку и принялся ее трясти, дергаясь всем телом: точная имитация движений взрослой акулы, когда она отхватывает куски мяса от тела раненого дельфина или кита!
Мысли об этом акуленке, атаковавшем палку, и о камере, которой я пытался отбить нападение лонгимануса, побудили меня снабдить наших аквалангистов «акульей дубинкой». Это всего-навсего метровая палка с тупыми шипами на конце. Наряду с защитной клеткой дубинка по-прежнему остается единственным более или менее эффективным средством охраны от акул.
В нашей коллекции в Океанографическом музее в Монако есть окаменелые зубы вымершей акулы кархародон мегалодон. Острые как бритва треугольные зубы в десять раз больше зубов современной акулы. Можно представить себе «сверхлюдоедов» длиной около двадцати метров, которые, к счастью, жили на земле задолго до появления человека. В челюстях этого вымершего гиганта мог бы уместиться небольшой грузовичок!
Рассказывает Филип Кусто:
Одна из тайн природы, которая особенно сильно дразнит наше воображение, — вопрос о том, как животные сообщаются между собой. На суше все обитатели леса тотчас узнают о появлении кровожадного хищника. Стервятники и другие любители падали окружают больное или раненое животное до того еще, как оно успеет умереть. В нашем мире света и воздуха сигналы распространяются посредством зрения, обоняния и слуха не только между животными, но и между нами. Роль зрения и обоняния для подводных обитателей проста, эти органы чувств действуют примерно так же, как на поверхности, то же можно сказать о слухе, но один фактор под водой действует иначе. Морские животные еще наделены уникальной способностью беззвучно перемещаться. Отсюда такое понятие, как «мир безмолвия».
Кроме того, морские животные, как и наземные, умеют предчувствовать появление или совершенно беззвучную атаку других обитателей подводного царства. Это свойство, присущее, как мне кажется, всем рыбам, я называю восприятием или ощущением воды. Двигаясь в жидкой среде, тела — более или менее плотные — порождают так называемую волну сжатия. Эту волну можно сравнить с порывом ветра, который ощущает человек на улице, когда мимо на большой скорости проносится автомашина, море каждое движущееся тело окружено целой сетью волн сжатия. Высокоразвитые морские млекопитающие — скажем, дельфин — не могут определить происхождение и причину волн сжатия, воспринимаемых их чувствительной кожей. Зато костистым рыбам волны сжатия сообщают всю информацию, необходимую для их выживания. Хотя тут действуют несколько иные системы, в общем то же можно сказать о хрящевых рыбах, в том числе об акулах.
Сенсорная система сосредоточена у них в узкой полосе, тянущейся вдоль боков от глаз до стебля хвоста. Эта «боковая линия» составлена из тянущихся под кожей каналов, сообщающихся с внешней средой через множество маленьких отверстий — пор. Каналы эти наполнены слизью, которая передает, а возможно, и усиливает вибрации; кроме того, они пронизаны нервными клетками с миниатюрными крышечками. Смещение этих крышечек по сравнению с нормальным положением покоя раздражает нерв, и сигнал тотчас передается в мозг. Поступающая таким образом информация анализируется и определяет реакцию акулы. Я видел, как акулы стремительно выходили из-за скалы или глыбы коралла, явно привлеченные хлопками в ладоши, заставляющими воду колебаться.
Звуки вызывают у них усиленный интерес, так что советы вроде: «При виде приближающейся акулы хлопайте по воде руками» или «Чтобы отогнать акул, кричите в воду» (как нередко наставляют начинающих аквалангистов) — я бы назвал чуть ли не преступными. Мне часто доводилось испытывать оба способа. В лучшем случае дело оканчивалось острым ларингитом или ободранными ладонями. Но чаще всего за криком или ударом руки по воде следовала немедленная атака. Когда мы погружаемся, чтобы изучать или снимать акул, то нередко кричим в воде не затем, чтобы отогнать их, а чтобы привлечь поближе к кинокамере.
Но что меня особенно поражает, это обоняние. Трудно представить, как это можно различить запахи в воде, однако же акула способна много миль идти за запахом в океане и найти его источник.
Ноздри акулы устроены так, что сенсорные клетки постоянно омываются потоком воды. Для тех акул, которые подолгу остаются неподвижными на дне, достаточно тока воды, проходящего через пасть при дыхании, чтобы вызвать циркуляцию в ноздрях. Обоняние селахий работает по тому же принципу, что и наше, только оно во много раз острее. На воздухе запах создается летучими частицами, которые растворяются внутри носа. Это химическое соединение раздражает обонятельные клетки. В подводном царстве сама вода служит растворителем и переносит химические раздражители клеткам органа обоняния.
Мы провели опыт, проверяя удивительную чувствительность акульего обоняния. Возле одного рифа в Красном море погрузили полиэтиленовый мешочек с почти бесцветной жидкостью, которую выжали из наловленной рыбы.
Нам не пришлось долго ждать. Две акулы появились почти одновременно, их разделяло не больше метра-двух. Они двигались быстро, с явным нетерпением и быстро качали головой из стороны в сторону. Весь поиск был завершен в восемь минут. Глядя на этих акул, которые вели себя в точности как свора охотничьих собак, я невольно вспомнил имя, данное им греками: «гончие морей».
Когда читаешь сообщения о нападениях акул на неосторожных подводных охотников в разных концах света, бросается в глаза, что все или почти все ранения наносятся на уровне поясницы, то есть там, где подвешивают убитую рыбу.
Акула обречена на вечное движение. Даже отдыхает она, «поддерживаясь» током воды. Это обусловлено ее внутренним строением. У акулы нет опорных тканей, нет мышц, которые удерживали бы на месте ее внутренности, эту обязанность выполняет вода за тонкой стенкой брюшины. Как только акулу извлекут из воды и брюшная полость лишается опоры, внутренние органы разрываются от собственного веса. Извлеченная из воды акула, даже если ее тотчас выпустят и она уплывает прочь, обречена почти на верную смерть, ибо поврежденные внутренности уже не будут функционировать нормально.
К числу самых живучих легенд, касающихся акулы, относится утверждение, будто они плохо видят. Как и всякая информация, не основанная на истине, эта легенда опасна, потому что верящий ей подводник может близко подпустить акулу, надеясь, что она его не заметит. Наш опыт на «Калипсо» учит совсем другому. Так, однажды я погружался на мелком рифе вблизи островов Зеленого Мыса у побережья Африки и заметил вдали акулу. Я с трудом ее различал, да и лишь потому, что сероватое тело выделялось на фоне ослепительно белого песка. На несколько секунд я отвел глаза в сторону, привлеченный симметричными очертаниями огромного ската. Не знаю, то ли инстинкт сработал, то ли я уловил какое-то движение, но я резко повернулся в ту сторону, где видел акулу. И напрягся всем телом: акула находилась метрах в десяти, идя прямо на меня со скоростью и неотвратимостью торпеды. Я погружался один, и у меня не было чем защищаться. Зрелище несущейся на вас акулы — это нечто совсем особое, и, пожалуй, анфас она выглядит всего грознее. Глаз почти не видно из-за их бокового расположения, а щель полуоткрытой пасти и три симметрично расставленных плавника придают ей сходство с устрашающим злым духом, вызванным каким-нибудь ацтекским колдуном. В полуметре от резиновых ластов, которые я метнул в акулу в жалкой попытке хоть как-то защищаться, она вдруг круто повернула и ушла на глубину.
Филип Кусто: выводы о поведении акул
Мы разведали океан на глубину, которую хочется назвать смехотворной, лишь кое-где перейдя за магический рубеж. Мы пленники воздуха, всеми узами связаны с ним и можем только ненадолго проникнуть в пучину. Марсель, Мессина, Порт-Саид, Массава, Мальдивские острова, Диего-Суарес, Дар-эс-Салам, Джибути, мыс Доброй Надежды, Гваделупа, Нассау, Панама, Кальсо, Седрос... Извилист был путь наших странствий. Подобно чудовищам с непомерным аппетитом, мы не успеваем как следует войти во вкус наших открытий. Чрезмерное изобилие видений слепит нам глаза, оглушает душу. Остается только воспоминание, зыбкое и неверное, как мираж, неопределенное, как сон. Ирония познания заключается в его абстрактности. Завтра я применю все то, что узнал, применю, как делаю это каждый день, инстинктивно, сам того не сознавая. Так что же мы узнали об акуле?
Красота изящного силуэта, ощущение возможной угрозы, возбуждение поединка, правила которого мне неизвестны... А что еще? Я ничего не узнал о себе: страх нельзя измерить, действие его безотчетно.
Я могу сказать, что в наших встречах с акулами нас лучше всего защищали крайняя осторожность и великое уважение к этому животному и к его «вооружению». Позже к этому присоединился опыт и инстинктивная оценка опасности при каждом погружении.
Но это такой вид знания, который нельзя передать, это чисто личное. И все-таки даже отрывочная информация может помочь подводному пловцу, хотя бы подготовить его к встрече с акулой, если она окажется неизбежной.
Комментирует Жак-Ив Кусто:
До сего дня большинство научных опытов с акулами производилось с экземплярами, которые содержались в неволе. Они интересны, поскольку дают какие-то данные о поведении акул, но мало что говорят о том, как себя ведут акулы на воле.
Статистика несчастных случаев, в которых повинны акулы, по-прежнему очень ненадежна. Она касается преимущественно купальщиков и почти всегда основывается на не очень-то достоверных свидетельствах рыбаков или на информации из вторых рук.
Наблюдения аквалангистов более интересны, но не систематизированы и подчас противоречивы. К тому же авторы отчетов нередко заражены комплексом героизма.
Вот почему эксперименты, статистику и наблюдения надо оценивать осторожно. Я убежден, что было бы абсолютно преждевременно делать сейчас какие-то выводы о том, какие опасности грозят подводному пловцу при встрече с акулой.
Но если невозможно сообщить в этой книге окончательные выводы, то можно, во всяком случае, поделиться личными соображениями.
Для пессимистов:
Любой вид акул, даже самый смирный, в силу своего анатомического строения представляет грозную потенциальную опасность. Если судить по литературе, всего страшнее большая белая акула с ее огромными челюстями и большими треугольными зубами. Она, правда, встречается очень редко. Гораздо большей опаски заслуживает кархаринус лонгиманус.
Молодые, а следовательно, самые мелкие акулы наиболее нахальные. Даже совсем маленькая акула, длиной с полметра, может серьезно ранить человека.
Акулы приходят издалека, чтобы расправиться с рыбой, получившей повреждение.
Акулы привыкли бесстрашно атаковать все, что плавает на поверхности воды. Они способны наброситься даже на винт подвесного мотора. Это делает их опасными для пловцов, тем более если пловец сильно плещется в воде и шумит. Для подводников особенно опасны моменты погружения и выхода из воды.
Даже самый маленький укус акулы опасен и может стать роковым — ведь хищница отрывает изрядный кусок мяса. Добавьте сюда действие шока. Жертва акулы вполне может умереть от шока, хотя укус и не задел жизненно важных органов.
До сих пор нет действенных способов отгонять акул от тех мест, где вы погружаетесь, — ни химия, ни звуковые волны, ни электрическое поле не дают гарантии.
Опасно погружаться без мощных средств защиты — в виде, например, прочной клетки — ночью и в мутной воде особенно. Опасно проявлять страх при встрече с акулой: она инстинктивно чувствует это.
Опасно провоцировать акулу на оборонительные действия, атакуя ее (подводным ружьем, винтовкой, взрывчаткой, электрическим разрядом) или хотя бы пугая ее — например, загоняя ее в такое место, откуда нет выхода.
Когда акулы собираются в стаю, предсказать их поведение невозможно. Неведомые нам причины могут вызвать у них внезапное бешенство.
Для оптимистов:
Настоящие «людоеды» всегда находятся где-то «в другом месте». В Европе считают опасными воды у берегов Сенегала (Западная Африка). В Дакаре вам посоветуют остерегаться Красного моря и Джибути. В Джибути с гордостью расскажут, что здесь не было ни одного несчастного случая, а вот у Мадагаскара-де море кишит кровожадными акулами. На самом Мадагаскаре на западном побережье считают самыми грозными «восточных» акул, на востоке — «западных».
По какой-то случайности самыми опасными считают наиболее редкие виды. Это как-то нелогично. Будь белая акула на самом деле такой грозной, она, наверно, была бы и более широко распространена, мы чаще встречались бы с ней. Белые акулы, которых мы изредка встречали, обращались в бегство, явно испуганные нашим появлением.
Акулы никогда не атакуют подводного пловца немедленно. Некоторое время, иногда довольно продолжительное, они ходят вокруг человека, удаляются и осторожно возвращаются. У вас есть время спокойно решить, оставаться ли под водой или выходить. В прозрачных водах днем подводный пловец не подвергается прямой угрозе при встрече с акулой.
Твердый предмет длиной от полуметра до метра — скажем, кинокамера или, еще лучше, «акулья дубинка», — надежно защитит вас от одной-двух акул. Конец дубинки должен быть оснащен короткими шипами или гвоздиками, чтобы не скользнул по акульей коже. Дубинка позволяет отогнать акулу и оттолкнуться от нее подальше. Но чтобы не вызвать оборонительной реакции, не рекомендуем бить противника дубинкой и тем более ранить его. Почаще оглядывайтесь на ноги, ведь они обычно находятся вне вашего поля зрения. Если на вас идет акула, не пытайтесь спастись бегством. Встречайте ее спокойно, выставив вперед дубинку. Акула свернет и пойдет описывать круги, прежде чем подойти к вам снова.
Теперь благодаря испытанным нами в Красном море ширмам даже жертвы кораблекрушений могут чувствовать себя сравнительно спокойно в водах, изобилующих акулами.
Учитывая все это, можно сказать, что погружаться в тропических водах далеко не так опасно, как ездить на мотоцикле.
Теперь, когда я подвел итог урокам, которые мы извлекли за тридцать лет работы в морях земного шара и частых встреч с акулами, пришло, пожалуй, время высказать свое личное мнение. Акула — часть подводной среды. Она относится к самым совершенным и самым красивым созданиям природы. Мы всегда предвкушаем встречу с ними у коралловых рифов или в открытом море, хотя они и внушают нам тревогу. Нет акул — аквалангисты разочарованы, есть акулы — аквалангисты настороже. Когда вдоль изобилующего жизнью кораллового рифа скользит могучий силуэт акулы, рыбы не ударяются в панику, а просто очищают дорогу господину и не спускают с него глаз. Так делаем и мы.
Жак-Ив Кусто, Филип Кусто
Перевел Л. Жданов
Читатель сообщает
Уважаемая редакция!
Прочитав в вашем журнале фрагменты из книги Кусто об акулах, я хотел бы привести некоторые цифры и факты, касающиеся этого весьма зубастого предмета разговора. Дело в том, что мне пришлось наблюдать акулий промысел в Гвинейском заливе. Я заинтересовался объектом промысла, и вот что мне удалось установить.
Оказывается, человек ест акулу куда с большим аппетитом, чем она его. Если число жертв акульей невоздержанности выражается единицами (с 1917 по 1961 год в мире было совершено 560 нападений акул на людей, из которых половина окончилась трагически), то количество ежегодно съедаемых акул представляется пяти-, а то и шестизначными цифрами.
Особенно велик спрос на пищевые виды акул в Италии, а также в ряде африканских и азиатских государств. Оптово-сдаточные цены достигают 500 долларов за тонну, что соответствует ценам на самые деликатесные сорта рыб.
И это не случайно. Мясо таких видов акул, как мако и некоторых других, весьма вкусно и питательно. Кроме того, в ряде стран большим спросом пользуются акульи плавники — сушеные и вяленые, они идут на приготовление плавникового супа, который у многих жителей нашей планеты считается лакомым блюдом. Но акула ценится не только в кулинарии. Шкура акулы обладает рядом ценных свойств и прежде всего — высокой прочностью, которая более чем в полтора раза превосходит воловью. Еще в Древней Греции акулья шкура применялась для полировки твердых пород дерева: ею же пользовались в качестве прокладки в уключинах лодок. В XVII—XVIII веках большое распространение получило производство шагрени — той самой, что так поэтически описал Бальзак. Собственно говоря, шагрень — это и есть акулья шкура с декоративными узорами.
После второй мировой войны в США нашли способ удаления с акульей шкуры плакоидных чешуй. Компания «Оушн лидер» на своем предприятии в Ньюарке ежегодно перерабатывает до 50 тысяч акульих шкур и изготовляет из них ремни, бумажники, мужскую обувь и так далее.
Таким образом, «волки морей» представляют собой реальную плавающую ценность.
С. Белкин, инженер-кораблестроитель, Ленинград
