На теплом, мягком песке этого дикого клочка тихоокеанского побережья Коста-Рики мои босые ступни оставляли глубокие отпечатки, которые тут же стирали набегавшие волны. А чуть подальше от берега с грохотом рушились пенные валы прибоя. На востоке уже показалась алая тиара наступающей зари. И словно по команде, несколько десятков стервятников, которые только что сидели нахохлившись неподалеку на песке, взмыли в воздух. В зловещем молчании они покружили над берегом, а затем камнем спикировали вниз. Пронзительные крики завязавшейся на песке драки перекрыли грохот прибоя. Когда я подбежал к месту схватки, птицы взлетели. Только теперь я рассмотрел, из-за чего разгорелся весь сыр-бор: на песке лежали кожистые синевато-серые комочки размером не больше серебряного доллара — только что вылупившиеся тихоокеанские черепашки. Восемь из них были мертвы — острые клювы обезглавили их не хуже гильотины. Четверо уцелевших лихорадочно месили песок своими слабенькими ластами в отчаянной попытке добраться до спасительного океана. — Из сотни это удается в лучшем случае одной, — заметил подошедший ко мне Дэн Макдафи, который тоже прочесывал берег. В руках он держал с полдюжины черепашек. — По крайней мере, хоть эти не достанутся стервятникам, — меланхолически произнес он, бросая малюток в пенящиеся волны прибоя.
Каждое утро Дэн и его жена Джоун обходят полмили песчаного пляжа, регистрируя число следов, оставленных черепахами, которые под покровом ночной темноты выходят на берег откладывать яйца. Оба они прикомандированы к «университету Коста-Рики для участия в исследовании загадки тихоокеанской черепахи (Lepidochelys olivacea) — существа, совершенно отличного от других морских черепах, таких, как блисса, кожистая, ложная каретта, зеленая. Среди всех этих гигантских видов тихоокеанская наименее изучена. Возможно, она ведет мигрирующий образ жизни, однако никто точно не знает, откуда она приплывает и куда уплывает. Во всяком случае, она встречается и в Тихом, и э Атлантическом, и в Индийском океанах, в местах, отстоящих друг от друга на огромные расстояния.
Взрослая черепаха, чей панцирь достигает 30 дюймов в длину, весит свыше 100 фунтов. О продолжительности ее жизни можно только гадать, хотя, по некоторым предположениям, она равна человеческой. Не больше известно и о других особенностях ее поведения, например, о спаривании. И что любопытно, пока еще не было зарегистрировано ни одного случая поимки молодой тихоокеанской черепахи после того, как она вылупилась из яйца и уползла в океан.
Однако, бесспорно, самым загадочным в поведении этой рептилии является ее появление в огромном числе на одних и тех же участках побережья для кладки яиц во второй половине года. Сравнительно немногие жители прибрежных районов от Чили до Калифорнии были свидетелями этого невольно внушающего страх спектакля: из пены прибоя волна за волной накатываются огромные, закованные в панцирь самки, словно их гонит какая-то неведомая, прямо-таки космическая сила. Десять, двадцать, даже тридцать тысяч за одну ночь!
Чтобы самому увидеть это необъяснимое явление, я и приехал на побережье Коста-Рики. Каждое утро у нас в лагере наблюдателей за черепахами на доске объявлений вывешивался очередной бюллетень. С 8 по 12 октября черепахи не появлялись. 12-го на песке осталось восемь дорожек, которые проложили черепахи, выползавшие за границу наибольшего прилива, чтобы вырыть свои «гнезда» и отложить в каждое до 120 яиц. Спаривание у них происходит в океане, и самцы очень редко сопровождают подруг на берег, если это вообще случается. От утра к утру число следов росло: 13 октября — 26, 15-го — уже целых 116.
— Мне кажется, можно ожидать нашествия со дня на день, — сделал заключение доктор Дуглас Робинсон, профессор биологии в университете Коста-Рики, который руководил нашим исследованием. По его словам, последнее нашествие на этом участке было в конце сентября. Следующее? Профессор пожал плечами: об этом можно только догадываться. Луна, приливы, погода, биологические часы — любой из этих факторов или их совокупность способны вызвать очередную массовую высадку тихоокеанских черепах. «Впрочем, с уверенностью это не предскажет, пожалуй, и сам господь бог, — не удержался, чтобы не поддразнить меня, доктор Робинсон. — Не исключено, что вам придется просидеть на пляже еще целый месяц, а то и два».
Увы, на сей раз милейший профессор не достиг желаемого результата: подобная перспектива меня вовсе не пугала. Перед нашим маленьким лагерем раскинулся самый великолепный пляж в мире, а закаты на Тихом океане были просто потрясающи. Нехватки в спальных мешках и гамаках не ощущалось, а Джоун Макдафи умела готовить рис с фасолью по самым изысканным местным рецептам. Как-то на ужин она угостила нас даже восхитительным бифштексом из игуаны. Прибрежные джунгли оживлялись порхавшими меж ветвей яркими попугаями и хриплой перебранкой обезьян-ревунов. Не слишком обременительные требования в отношении костюмов — мы ограничивались лишь шортами, а что такое обувь, и думать забыли — превращали ожидание в приятный отдых от строгой регламентированности городской жизни.
«Дарвин пришел бы в восторг от этого места», — эта мысль все чаще приходила мне на ум по мере того, как шли дни. Борьба за существование проявлялась здесь впечатляюще наглядно, как, пожалуй, мало где еще. Во-первых, жесточайшая конкуренция за место для кладки яиц. Затем эмбрионам предстоит выжить в течение 65-дневного инкубационного периода, будучи зарытыми в песке. Только что вылупившимся черепашкам нужно ускользнуть от поджидающих их хищников на полном опасностей пути к океану. А там им грозят акулы, морские окуни, барракуды. Шансов на то, что отложенное яйцо превратится во взрослую черепаху, — не больше одного из тысячи, но природе этого очевидно достаточно: каждый год во время очередного нашествия взрослые особи появляются в неуменьшающемся количестве.
В отличие от сотен и тысяч других пляжей мира сероватый песок усеян не бумажными тарелочками, стаканчиками, бутылочками из-под кока-колы и прочим «цивилизованным» мусором, а сплошь покрыт белыми кожистыми клочками — остатками черепашьих яиц, ставших добычей стервятников, енотов, крабов и даже домашних свиней и собак.
Как-то утром я увидел на берегу крестьянина из находившейся неподалеку деревни. Его сопровождал сынишка, тащивший за собой небольшую тележку, и несколько собак. Вся компания была занята сбором черепашьих яиц. Процедура эта не отличалась особой сложностью. Мужчина шел по пляжу, внимательно приглядываясь к песку, и в подозрительных местах втыкал в него тонкую палочку. Если конец ее окрашивался в желтый цвет, он опускался на колени и принимался осторожно разгребать песок. Чаще всего в ямке оказывалось несколько десятков яиц, которые тут же отправлялись в тележку. Хотя нашествия в последнее время не было, через час в ней набралось не меньше пяти сотен кожистых шариков размером с мячик для пинг-понга. Некоторые яйца были отложены предыдущей ночью, другие пролежали в своих подземных гнездах недели. Когда тележка наполнилась, сын крестьянина потащил ее в деревню по живописной аллее мимо заросшего зеленью кладбища с покосившимися деревянными крестами.
Я отправился вслед за процессией. Мы еще только приближались к ферме крестьянина, но на ее скотном дворе уже звучал целый хор голосов, который словно бы восхвалял всевышнего за ниспосланный завтрак. Когда же мальчонка принялся горстями швырять черепашьи яйца за невысокую загородку, свиньи, индюки, утки, куры так дружно набросились на эту трапезу, что буквально в считанные минуты на утоптанной земле остались лишь жалкие клочки кожистой скорлупы. Зрелище, надо признать, было не из приятных, но что поделаешь, если яйца тихоокеанской черепахи традиционно являются немаловажной составной частью местной экономики. С другой стороны, крестьяне никогда не причинят вреда взрослой черепахе, не говоря уже о том, чтобы пустить ее на бульон, ибо для них она служит куда более ценным источником калорийного корма для домашнего скота и птицы. Здравый практицизм здесь одерживает верх над гурманством.
На следующее утро на берег опять вышел тот же самый крестьянин вместе с десятком других. На сей раз каждый привел с собой свинью, и они принялись энергично рыть песок своими пятачками, довольно похрюкивая, когда нападали на склад яиц. С ними соревновались деревенские собаки, а стервятники и крабы подбирали остатки яиц, не замеченные главными сборщиками.
Коста-риканский студент Вилли Наварро обратил мое внимание еще на одну опасность, через которую неизбежно проходят яйца, прежде чем дать жизнь новому поколению тихоокеанских черепах: «Еще до того, как до яиц доберутся свиньи, собаки или хищники, эмбрионы подвергаются нападению вирусов и бактерий, особенно если песок слишком влажен или слишком сух». Вилли вскрыл одно из собранных яиц: под внешне, казалось бы, неповрежденной оболочкой зародыш был весь покрыт отвратительными сине-зелеными пятнами — следами работы микробов.
Дни шли за днями, но массовая высадка тихоокеанских черепах все не начиналась. Впрочем, ученые члены нашей группы не сидели без дела. Каждую ночь на берег выходила очередная небольшая партия мамаш, и биологи рыскали в темноте с огромными циркулями-измерителями и весами, регистрируя их длину, вес, окружность панциря. Одновременно они подсчитывали и число откладываемых яиц, а главное, как объяснил мне профессор Робинсон, занимались «кольцеванием» черепах, чтобы выяснить пути их миграции. Он же познакомил меня с работой профессора Дэвида Хьюза, который в 1971 году дал достаточно точное описание одного из нашествий: «Даже по самым скромным подсчетам, в течение четырехдневного периода на выбранном нами для наблюдений участке побережья отложили яйца не менее 120 тысяч черепах. Словами почти невозможно передать впечатление от пребывания темной ночью в гуще неуклюже ползущих, пыхтящих, копающихся в песке гигантов. Бесчисленные шеренги их наступают на берег, толкаются, переползают друг через друга, чтобы в конце концов в немыслимой давке разрыть песок и сделать кладку».
В одну из следующих ночей я лично стал свидетелем того, насколько силен инстинкт продолжения рода у тихоокеанской черепахи. Я подошел к Дэну Макдафи в тот самый момент, когда он «окольцовывал» большущую черепаху прямо в гнезде. Упершись коленом ей в панцирь, Дэвид с помощью огромных щипцов прикреплял металлическую бирку на передний ласт. Черепаха лежала неподвижно, как камень, словно находилась в трансе. Я направил луч фонаря ей на голову, в ярком свете которого большие печальные глаза показались мне прямо-таки остекленевшими. Луч фонаря скользнул вдоль панциря, высветив ямку в фут глубиной, которую пленница кончала копать, действуя задними ластами почти как руками. Пока я рассматривал будущее гнездо, шея черепахи вытянулась и напряглась, рот судорожно приоткрылся как бы в безмолвном крике. В следующую минуту в гнездо посыпались яйца, а черепаха словно бы облегченно вздохнула. Из печальных глаз выкатились две крупные слезы, которые, впрочем, не были свидетельством боли или проявления каких-либо чувств. Позднее биологи объяснили, что морским черепахам слезы просто помогают избавиться от избытка соли в организме.
Процедура кладки яиц продолжалась не менее получаса, после чего в гнезде набралось около сотни маленьких кожистых шариков. Последовала непродолжительная пауза, пока разрешившаяся от бремени мамаша, похоже, собиралась с силами. Наконец она вышла из транса и бешено заработала задними ластами, забрасывая песком гнездо с его драгоценным содержимым. Когда выемка заполнилась, черепаха приподнялась на всех четырех ластах и вдруг с силой плюхнулась на песок. Так повторилось несколько раз, пока двухсотфунтовая живая трамбовка безукоризненно не заровняла свое гнездо. После этого она не спеша повернулась в сторону океана и тяжело поползла к воде, оставляя за собой две неглубокие бороздки, похожие на следы гусениц маленького танка. Прошло всего несколько минут, и черепаха исчезла в пене прибоя. На этом ее материнская миссия была окончена.
В ту ночь мы насчитали полсотни черепах, откладывавших яйца на нашем пляже. Зрелище было внушительным, но не шло ни в какое сравнение с тем, что мы увидели через неделю...
В полночь я проснулся от гула возбужденных голосов. В общем хоре отчетливо выделялся крик Дэна Макдафи, патрулировавшего на побережье в эту ночь: «Высадка началась! Высадка началась!»
Я моментально вскочил, схватил фонарь и помчался вслед за остальными к берегу. Увы, предыдущий опыт не подготовил меня к тому, с чем я столкнулся. Столкновение было буквальным и к тому же весьма болезненным. В первую секунду мне показалось, что я налетел на камень. И только затем, когда, падая, я трахнулся плечом о второй валун, до меня дошло, что я врезался в передовые ряды наступавших из моря черепах. Перевернувшись через голову и застонав от боли, я тщетно попытался разобраться в обстановке. Мои товарищи были где-то впереди, а на меня неумолимо наползали серые глыбы. Хотелось зарыться в песок, ибо казалось, что еще минута, и эти живые танки раздавят меня.
В свете фонаря прямо на меня двигалось чудовище, которое явно не собиралось сворачивать в сторону перед такой ничтожной преградой, какой был в данный момент я. Черепаха была уже в каких-нибудь двух футах, когда я догадался откатиться в сторону. Едва я успел вскочить на ноги, как тут же с ужасом обнаружил, что нахожусь в окружении. Серые глыбы ползли в таком невероятном количестве, что мне пришлось уподобиться слаломисту, чтобы проскользнуть между ними вперед к берегу. Потирая ушибленное плечо, я прыгал в узенькие промежутки между движущимися сплошной лавиной панцирями, каждую секунду рискуя, оступиться в неверном свете фонарика и оказаться смятым неуклюжими громадами. Их ряды накатывались из темноты с неумолимостью рока. Это было действительно нашествие.
Через какое-то время я догнал профессора Робинсона, который тоже едва переводил дыхание после безумной Джиги среди тихоокеанских черепах. «Их высадилось уже, по крайней мере, несколько тысяч! Да, да, тысяч! И каждую минуту прибывают сотни новых!» — я впервые видел нашего невозмутимого ученого в таком возбуждении.
Он не преувеличивал. Черепахи выползали на берег подобно танкам-амфибиям, без видимых усилий расталкивая своими крепкими панцирями валявшийся на берегу выброшенный морем плавник. Чуть дальше уреза воды их движение замедлялось по мере того, как одна за другой мамаши облюбовывали место для гнезд. Зато члены нашей группы метались по берегу, словно одержимые. Дэн и Джоун Макдафи пытались найти особей с металлическими бирками, которые были окольцованы во время предыдущего нашествия. Профессор Робинсон лихорадочно подсчитывал число черепах в заранее размеченном квадрате, с тем чтобы потом можно было прикинуть их общее количество. Даже делая скидку на возможную ошибку, на его участке их за ночь побывало бЧсоло семи с половиной тысяч. Билл и Оливер собирали отложенные яйца, чтобы позднее тщательно измерить и взвесить их. Я же торопливо щелкал кадр за кадром, моля бога, чтобы лампа-вспышка не отказала в этот критический момент.
В довершение ко всему хлынул тропический ливень. Промокшие, усталые и возбужденные до предела, мы продолжали лавировать среди блестящих в потоках воды черепах. И все-таки в конце концов ливень заставил нас укрыться в небольшой, хижине чуть дальше на берегу. Мы, шестеро, сидели молча, слишком переполненные только что увиденным, чтобы обсуждать это. Крыша над нашими головами больше всего походила на барабан, на котором дождевые струи отбивали какую-то бешеную африканскую мелодию. Время от времени стены хижины сотрясали сильные удары тыкавшихся в них в темноте черепах. Я хотел было выглянуть наружу, но вход оказался заблокированным одной из них, бог знает почему решившей устроить гнездо у самой двери.
Под утро дождь перестал, и мы смогли наконец выйти на берег. Пляж был пуст. Высадившиеся ночью орды отступили. Но каждый квадратный дюйм песка был исполосован их следами. А под ним, подобно минам, скрывались бессчетные тысячи яиц, которым предстояло дать жизнь новому поколению тихоокеанских черепах.
Впрочем, приглядевшись повнимательнее, я обнаружил, что не все из участников ночного вторжения вернулись в океан. Там и здесь на песке лежали беспомощные серые глыбы, оказавшиеся перевернутыми на спину в ночной давке своими же товарками. Не приди мы им на помощь, солнце в считанные часы оборвало бы их жизнь.
После завтрака биологи принялись обрабатывать собранные за ночь данные. Они пунктуально фиксировали все, что могло пролить свет на загадку черепашьего нашествия: число участников, погодные условия, величину прилива в ту ночь, число окольцованных черепах и количество уже имевших бирки на ластах. Самое любопытное, что из 40 тысяч, которые, по приблизительной оценке, высаживались на этом участке побережья в течение четырех ночей, окольцованных обнаружили лишь две.
Работа группы на этом берегу продолжалась уже два месяца и должна была закончиться месяцев через десять. Но и тогда — в этом можно не сомневаться — загадка тихоокеанской черепахи еще не будет полностью раскрыта. Откуда приплывают они? Куда отправляются после очередного вторжения? Какая неведомая сила собирает их в таком огромном количестве? Сколько раз высаживается на берег каждая из них в период кладки яиц? Сколько из отложенных яиц превращаются в черепах, а сколько погибают? Относится ли тихоокеанская черепаха к числу существ, которым грозит вымирание? Только время и дальнейшие исследования смогут дать ответы на эти вопросы.
Пол А. Заль, американский журналист
Перевел с английского С. Барсов
