Весенним вечером внимание жителей села Копайкошара, что недалеко от города Ниша на юго-востоке Югославии, привлекла колонна грузовиков, с трудом пробиравшихся по горной дороге над узким речным каньоном. Пройдя деревню, они скрылись за отрогом ближайшей горы, и только любопытные мальчишки — они везде верны себе — поздно вечером рассказали дома, что случилось там, у входа в пещеру Самар.
А произошло вот что: сначала из машин вышли люди, которые начали вытаскивать из кузовов какие-то ящики, мешки, пакеты, распаковывать необычного вида блестящие приборы. Все суетились, возбужденно переговаривались. Некоторые наспех сооружали что-то наподобие загона для скота. А потом, к удивлению ребят, туда выпустили несколько кур, уток и маленького щенка.
Ребята обратили внимание и на небольшого коренастого человека, который как будто не замечал суеты и возился с большим прорезиненным костюмом, похожим на водолазный.
Невдомек было жителям Копайкошары, что рядом с ними начался уникальный эксперимент, главным участником которого был белградский' спелеолог, электротехник Милутин Велькович. Именно на него обратили внимание ребята. Обратили в тот момент, когда Велькович готовился надеть костюм, чтобы не снимать его на протяжении многих дней.
«О своих планах пребывания под землей я и мой научный руководитель профессор Белградского университета Йован Попович не рассказывали тогда никому, — вспоминает сейчас Милутин Велькович. — Мы решили хранить их в тайне до тех пор, пока сами не установим, хотя бы приблизительно, возможности для человека долговременного пребывания под землей.
У нас на это были свои причины. До нашего эксперимента рекордсменами среди спелеологов были французские специалисты. Поэтому мы решили — сейчас об этом можно сказать открыто, — что объявим о себе лишь после того, как побьем достижения Анри Гию, которому удалось провести под землей ровно 110 дней. Вот почему лишь 12 октября 1969 года журналисты, а потом и все остальные узнали о нашем эксперименте».
Да, в тот день иностранные и югославские журналисты, прибывшие к пещере Самар, были потрясены: белградский спелеолог побил прежний мировой рекорд француза. Но он не только побил рекорд. Он не собирается подниматься на поверхность целых 463 дня!
Мне не довелось быть среди тех, кто провел с Вельковичем по телефону своеобразную пресс-конференцию.
Вот как он сейчас вспоминает ту беседу:
«Журналисты меня удивили. Некоторые из них даже пытались обвинить меня в рекордсменстве. Может быть, поэтому я иногда излишне резко отвечал на заданные вопросы. Сейчас я не помню дословно, что сказал 12 октября, но это звучало примерно так: я нахожусь здесь отнюдь не для того, чтобы завоевать себе известность или побить один из многих бессмысленных, а то и бесполезных рекордов. Сегодняшний день для меня лишь один из 463, которые я намерен провести здесь. Мои занятия не ограничиваются тем, чтобы дожидаться момента, когда можно будет сорвать очередной листок календаря. У меня точный план и минута не проходит без дела...
Дел у меня в пещере и в самом деле было очень много. После публикации в газетах биологи многих стран стали проявлять пристальный интерес к моему эксперименту, — вспоминает Велькович. — Мне приходилось наблюдать за реакцией домашних и диких животных на пребывание под землей, проводить многочисленные исследования на самом себе, регулярно заполнять научный дневник.
По совету своего научного руководителя я взял с собой в пещеру десять кур, двух петухов, щенка Бига, кошку и десяток канадских уток. По-разному вели себя животные в пещере. По-разному, но каждое достаточно интересно.
Больше всего волнений на протяжении эксперимента доставлял мне щенок, который, как и каждый щенок, был готов возиться целый день. Несколько раз он «наводил порядок» в моем снаряжении, а потом настолько «преуспел», что уничтожил листки дневника с записями за целую неделю.
Кошка, та лишь на первых порах была довольна своим пристанищем. Она бродила по пещере, что-то вынюхивала и возвращалась только затем, чтобы поесть. Потом она неожиданно заскучала. Я не знал, что с ней делать. Пришлось развлекать ее. Начал ловить раков в подземной реке, которая протекает через пещеру. И представляете, — улыбается Милутин, — раки оказались самым лучшим лекарством. Они стали ее партнерами для игр. Она охотно играла с ними до тех пор, пока один большой рак не прищемил ей хвост клешней...
Основную же научную работу мне пришлось проводить с курами, — продолжает Велькович. — Десять кур были разделены на две группы: одна была помещена в освещенную часть пещеры, другая — в затемненную. Конечно, результаты эксперимента с курами лучше оценят ученые, но ряд наблюдений очевиден. Например, куры, жившие в темноте, почти утратили подвижность, а на свету они даже продолжали нести яйца. Могу похвастать, что я первым из людей ел подземную яичницу».
Многих специалистов интересовало, почему именно пещера Самар была выбрана для проведения спелеологических исследований Вельковича. Его научный руководитель профессор Йован Попович так ответил на этот вопрос: «Пещера оказалась подходящей для нас по многим соображениям — здесь есть проточная вода, в ней хорошая циркуляция воздуха, она разделена на несколько гротов и интересна для изучения растительного и животного мира под землей. Правда, мы вначале боялись влажности. Однако Милутин справился и с этой трудностью».
«Конечно, привыкнуть к прорезиненному костюму было нелегко. Он стеснял движения, мешал работать и ухаживать за животными. Но потом я привык, — вспоминает Велькович, — и считал его — так было и на самом деле — своим главным помощником в столь длительном исследовании».
Нелегок труд спелеолога, находящегося глубоко под землей. Я бы сравнил его, учитывая определенный допуск, с профессией космонавта. Одно очень важное свойство роднит эти с виду далекие друг от друга профессии. И спелеолог и космонавт, если им предстоят длительные путешествия, надолго оторваны от людей, не видят обычных картин, привычных на земле. Если перед глазами одного — звездное пространство, то взгляд другого ловит лишь скалы, сырые стены пещеры да сталактиты, вырванные из темноты слабым лучом фонаря. Вот здесь и должна помочь тренировка, опыт других, уже прошедших испытания, уже преодолевших во имя науки трудности и препятствия, уже приобретших то самое ценное, что называется опытом человечества.
«Откровенно сказать, — продолжает свой рассказ Велькович, — до начала эксперимента я сомневался, сумею ли занять себя полностью в пещере. Поэтому мой рабочий день был расписан до минуты. В первые месяцы в него было внесено мало изменений, что лишний раз подчеркивает тщательность предварительной разработки. По плану я должен был провести первые 163 дня, исследуя пещеру и приспосабливаясь к условиям жизни под землей. Но уже после первой сотни дней я почувствовал себя уверенно.
Почти каждый день, используя полевой телефон и коротковолновую радиостанцию, я передавал сведения на поверхность. Правда, иногда мне приходилось отвечать на вопросы другим способом, но он тоже был очень надежным».
С одним из таких ответов Милутина автору этого материала пришлось познакомиться самому.
В деревне Копайкошара, куда мы прибыли в день завершения годичного срока пребывания в пещере знаменитого — теперь это можно сказать с полным правом — спелеолога, нас встретила веселая атмосфера. Оказалось, накануне врачи, наблюдавшие за экспериментатором, обратили внимание на кашель Милутина. В очередной радиопередаче они порекомендовали ему бросить курить. Исследователь ничего не ответил, но вскоре жители деревни увидели в водах вытекающей из подземной пещеры реки десятки пачек сигарет, выброшенных спелеологом.
Да, очевидно, лишь такие волевые люди, как Велькович, могут ставить столь серьезные эксперименты. 463 дня, проведенные им под землей, — лишнее тому доказательство.
Никто из людей еще не ощущал на себе воздействие всего комплекса жизни в пещере на протяжении гидрологического года. Этот год в отличие от обычного земного насчитывает как раз те 463 дня, которые и пробыл под землей Милутин Велькович. Поэтому его эксперимент и считают уникальным. Так что неспроста принято предложение назвать пещеру Самар именем отважного исследователя, неспроста его имя будет присвоено подземной реке, которая протекает в пещере.
А. Полехин
Комментарий к эксперименту
Спелеолог Милутин Велькович сравнивает свою профессию с профессией космонавта. И определенное право на это у него есть — и космонавт и спелеолог живут и действуют в условиях изоляции, то есть в условиях отъединения, отторжения от привычных условий жизни и общения с другими людьми. Само понятие изоляции известно давно. Различны ее причины, различны судьбы отъединенного и отторженного человека: изгой, отшельник, узник или «сверхчеловек», взирающий на мир с высокой скалы или из «башни из слоновой кости».
Но какова бы эта изоляция ни была, в ней всегда присутствуют пространственная отдаленность и ограда. Именно эти условия создают изоляцию. Они могут выражаться в чистом виде: морское пространство, окружающее необитаемый остров Робинзона Крузо, или обвал, замуровавший людей. Это и высота — пространство, отделяющее воздушный шар, самолет и спутник от поверхности Земли. Это и глубина — пространство, отделяющее батискаф от морской поверхности.
Глубина, высота, необъятное пространство пустыни и океана существенно воздействуют на воображение человека, воздействуют еще до того, как человеку приходится с ними столкнуться непосредственно, ведь человеку свойственно проигрывать в собственном представлении ожидаемые или просто возможные обстоятельства будущего.
Действие ограды — замкнутость вызывает клаустрофобию. Клаустрофобия — это не только проявление невроза «навязчивого страха закрытых помещений», это скорее модель отношения человека (не обязательно невротика) к ограде, изолирующей его от внешнего мира. Причем тягостное переживание возникает только в случае, когда у человека появляется чувство замурованности, страх недокричаться до окружающих.
Этот страх свойствен в той или иной мере всем людям. Поэтому для тех, кто преодолел страхи или даже опасения, справедливо определение «пространственная смелость», а выполненный эксперимент с не меньшей справедливостью считается подвигом.
Высокие мотивы людей, выполняющих свою миссию в космических полетах, очевидны, то же можно сказать и об эксперименте Милутина Вельковича. Мне бы, однако, хотелось обратить внимание читателя на другую сторону дела: как в экспериментах космических, так и в случае с Вельковичем о социальной изоляции говорить не приходится, так как современная техника обеспечивает надежные средства связи с родной средой. Таким образом, постоянное и внимательное наблюдение со стороны людей вызывает дополнительное стеснение у человека, находящегося — одновременно — ив одиночестве, и в центре внимания. Зачастую это сказывается на сообщениях экспериментатора, особенно касающихся его самочувствия. Тут возникает ситуация, близкая к тому, что Станиславский называл «публичным одиночеством».
Нам трудно пока судить о том, что достигнуто исследователем в его наблюдениях эа животными, его соседями по пещере. Очевидно, эти наблюдения дадут большой материал и для зоопсихологов; тем более что среди животных, окружавших Милутина, были близкие человеку существа — кошка и собака.
Мне не кажется, что Милутин прав в своем негативном отношении к рекордсменству. Достигнуть высшего уровня в любом испытании — великая честь, тем более что сам Милутин самоцели в этом не видел.
Несомненно, что именно в наше время, когда фактор длительности полета стоит на первом месте, «сверхдлительный» эксперимент Милутина Вельковича представляется и актуальным и ценным. Он помогает заменить несколько отвлеченные рассуждения «в связи с изоляцией» точными, добытыми экспериментом знаниями.
Ф. Д. Горбов, доктор медицинских наук, профессор
