Вечный город Сиань

Блеск и пышность великого Сианя остались в далеком прошлом. Он уже давно не столица империи, но мириться со своей второстепенной ролью не собирается. Сианьцы любят подчеркнуть, что Пекина и на карте еще не было, а об их городе уже знал весь мир. В него и сегодня стремятся люди со всего света — прикоснуться к истории великой нации. «Если не был в Сиане, ты не знаешь, что такое Китай», — говорят местные жители.

Жителей всех главных городов мира объединяет особое мышление: ощущение некого превосходства над живущими в провинции и уж тем более в глубинке. Особенная стать, походка, блеск в глазах ну и, конечно, стиль одежды — по всем этим признакам столичного жителя отличишь сразу. Но в Китае далеко не все эти правила работают.

Во-первых, столиц здесь много: Пекин — политический центр, Гонконг и Шанхай — финансовые, Гуанчжоу — производственный (львиная доля товаров с маркой «сделано в Китае» родом именно отсюда). К тому же в каждой провинции и автономном районе — своя собственная столица. Так что столичными себя считают десятки миллионов китайцев и вполне справедливо.

Что особенного в сианьцах? У них — свой взгляд на страну, ее историю и свое место в ней. Собственная философия, если хотите. Не случайно к Пекину и пекинцам сианьцы относятся немного снисходительно и поглядывают на столичных жителей чуть свысока — примерно так, как люди взрослые, с багажом жизненного опыта поглядывают на резвящуюся молодежь: мол, им многое простительно — жизни еще не знают…

Начнем с того, что легендарный предок китайцев Желтый император, живший приблизительно в III тысячелетии до н. э., родом именно из этих мест. Ученые, правда, до сих пор спорят: «А был ли?..» Но общественное мнение не сомневается, а потому несколько лет назад в уезде Хуанлин, в 180 километрах от Сианя, появился помпезный мавзолей Хуанди (так по-китайски произносится его имя).

С тех пор ежегодно весной в Цинмин (День обметания могил — некий аналог западного Дня поминовения усопших) к мавзолею Хуанди стекаются делегации из всех китайских провинций и просят у легендарного предка удачи и благословения в деле строительства социализма. Когда секретарь провинциального комитета партии зачитывает молитву-прошение, обращенную к Желтому императору (считающемуся к тому же одним из основателей даосизма), тут есть над чем призадуматься.

Но все же главный исторический персонаж города — другой, не легендарный, а вполне реальный император Цинь Шихуан, объединитель Китая. Страна обязана ему многим — стандартизированными иероглифами, Великой стеной (ее ближайший реконструированный участок можно увидеть примерно в 350 километрах от Сианя) и знаменитой Терракотовой армией, находящейся неподалеку от города.

При том, что в самом Сиане от эпохи Цинь Шихуана (III век до н. э.) ничего не сохранилось, местное население императора помнит и любит. Что неудивительно: благодаря ему тысячи (да что там — десятки тысяч!) людей обеспечены работой на всю жизнь. И это не одни археологи и экскурсоводы, но и водители, работники гостиниц, ресторанов, продавцы сувениров. Терракотовые воины смотрят отовсюду и подкарауливают в самых неожиданных местах.

По местам славы

Вообще Сиань — образец не только для китайских, но и шире, азиатских городов: по его подобию строили не только в Поднебесной (более поздние Нанкин и Пекин, например), но и древнюю столицу Японии — Нару.

План города с тех давних пор практически не изменился: исторический центр — это по-прежнему обнесенный стеной прямоугольник. Только сегодня его периметр составляет 12 километров, что намного меньше, чем во времена расцвета. Внутри окружающих его стен расположены основные достопримечательности, гостиницы и рестораны «с историей». Когда-то этот прямоугольник был расчерчен на 108 кварталов-квадратов (108 — счастливое для китайцев число: столько бусин было в четках Будды).

Все кварталы тоже были обнесены стенами — как известно, китайцы большие любители отгораживаться. Более того, они сообщались между собой только через единственные ворота, ведущие на главную улицу. Ворота открывались на рассвете и закрывались с закатом. Внутри этого разлинованного по шахматному принципу города был еще один — Императорский (тоже, естественно, со своей стеной), где жили важные придворные сановники, а внутри Императорского располагался собственно дворец сына Неба.

Геометричность планировки сохранилась в историческом центре города и по сей день. Это особенно заметно при взгляде на карту: четыре главные улицы ориентированы строго по сторонам света ну и, чтобы уж никаких сомнений не оставалось, так и называются: Северная, Южная, Восточная и Западная. От них под прямыми углами отходят улицы второстепенной важности — и так далее до совсем уж коротеньких, но тоже прямых улочек, переулков и тупичков. Правда, количество кварталов и стен за последние столетия заметно уменьшилось.

Зато на редкость хорошо сохранилась с 1568 года главная городская стена — одна из немногих в Китае. Сегодня на нее можно подняться, взять на прокат велосипед и объехать по ней почти весь центр. Если лень крутить педали, садитесь в электрокар — большинство туристов так и поступают. Местные жители с историческим памятником тоже не церемонятся: для многих это просто еще одна дорога, позволяющая избежать пробок в часы пик. Автомобили по ней не ездят, а вот мотоциклы и трехколесные электровелосипеды с прицепчиками — запросто. Иностранцам за удовольствие проехать по стене нужно платить, местным жителям — нет.

Неподалеку от ее северного отрезка расположен музей Бэйлинь, один из главных памятников великого прошлого, очень популярный у китайцев. Они готовы часами разгуливать в этом «лесу стел» (так переводится название музея), с интересом разбирая древние надписи. А началось все с того, что в 837 году император Вэньцзун из династии Тан, наученный опытом сжигания книг при грозном Цинь Шихуане, приказал выбить в камне классические конфуцианские тексты. Получилось 114 стел, которые содержат все основные постулаты этой философии. Впоследствии точно так же были высечены многие важные книги — сегодня в музее более 7000 плит.

Среди них есть и весьма для нас любопытная: с помощью иероглифов на ней изложены основы христианства несторианского толка (его представители считали, что божественная и человеческая природа Христа отделимы друг от друга, и отказывались обожествлять Деву Марию). Надписи на стеле были выбиты в VIII веке, когда христианская церковь уже признала несторианство ересью. Его приверженцы уходили на восток, а со временем добрались и до Китая, тогда вполне терпимого к разным религиям и идеям. На вершине этой каменной стелы сохранился христианский крест, хотя разглядеть его непросто. Зато китайского дракона, обвивающего крест, увидите обязательно.

Именно при династии Тан (618—907), самой космополитичной и открытой в истории страны, Сиань пережил свой «золотой век». Китай тогда был крупнейшей силой в Азии и оказывал огромное влияние на культуру Кореи и Японии. Важнейшими статьями экспорта в эти страны стали танский свод законов и иероглифы.

При Танах «окитаивался» и буддизм — не только многочисленные лики Шакьямуни утратили первоначально индийские черты и приобрели китайский разрез глаз, но и само учение все больше подгонялось под существовавшие здесь традиции и обычаи.

В это же время в Поднебесную пришли и другие религии — зороастризм, христианство, манихейство, иудаизм и ислам. И сегодня в Сиане мирно соседствуют представители самых разных религий. Стоит пройти несколько сот метров на юго-восток от мечети (о ней пойдет речь чуть позже), как вы окажетесь перед католическим собором, возведенным в начале ХХ века европейскими миссионерами.

Вообще Сиань — один из главных центров христианского Китая: местная семинария готовит священников для всей страны. Если вернуться от церкви на главный городской перекресток, где сходятся все четыре основные улицы, и пройти буквально несколько шагов, то вы очутитесь перед старым даосским храмом. Его только-только начали восстанавливать: с крыш еще не выкорчевали кусты и мелкие деревья, а деревянные колонны не успели покрыть яркой краской.

Спешите видеть — скоро храм заиграет современными бирюзой и позолотой, а от старого здания останется одно воспоминание. Китайцы к своей материальной культуре относятся иначе, чем европейцы. Первые полагают, что главное — сохранить не столько первоначальный вид сооружения, сколько его дух. А это уже, как известно, категория субъективная.

Падение династии Тан в 907 году положило конец не только расцвету, но и всей столичной истории Сианя. Лишившись прежнего статуса, город постепенно приходил в упадок: население уменьшалось (при Танах здесь проживало около миллиона жителей), разрушались постройки. Даже городская стена — и та стала короче! Ту что мы видим сегодня восстановил минский император Лунцин, решивший подарить Сиань своему сыну.

Но XVI век не смог тягаться масштабностью с великой эпохой Танов: скажем, древняя Большая пагода диких гусей в нынешнем варианте расположена за пределами городских стен, тогда как во время постройки, при Танах, она находилась внутри. Сейчас даже трудно поверить, что древний Сиань когда-то занимал такую обширную территорию.

При том, что исторический центр уменьшился, сам город, конечно, со временем разросся. В Большом Сиане сегодня живет почти 10 миллионов человек, что даже по китайским стандартам немало. Несмотря на количество жителей и всеобщую страсть Поднебесной к небоскребам, Сиань этой лихорадке не поддался. Ну не станете же вы называть небоскребом здание этажей в 20? Может, горожане и хотели бы возвести у себя нечто, способное соперничать с башнями Шанхая и Гуанчжоу, но то ли денег не хватает, что весьма вероятно, то ли менталитет иной, что тоже не исключено.

Зато тем, кто приезжает в Сиань за стариной, отсутствие большого количества высоток очень по вкусу — современность не подавляет древность. Главная торговая улица — Восточная — не широкий проспект с многоуровневыми универмагами, как в большинстве провинциальных центров Китая, а вполне камерная улица с домами в пять этажей, не более: в Сиане полагают, что залог хорошей торговли — не высота здания, а ассортимент, длительное время работы (большинство магазинов закрываются в 22.00 — на час позже, чем в других городах страны) и громкоголосые продавцы.

В отличие от других китайских мегаполисов город не производит впечатление густонаселенного. Если же он вам таким показался, значит вы вышли на площадь у башни Колокола (именно к ней сходятся Северная, Южная, Восточная и Западная улицы). Или прошлись по мусульманскому кварталу, который начинается от расположенной по соседству башни Барабана. Кстати, китайская традиция возводить две башни с такими названиями в центре города тоже зародилась в Сиане.

В старые времена башенные колокола и барабаны выполняли роль городских часов, сегодня это туристические достопримечательности, вокруг которых всегда много приезжих. Причем чаще всего из других регионов страны (в Поднебесной вообще основной туризм — внутренний). Сами сианьцы со своими достопримечательностями давно знакомы и стараются этих суетливых мест избегать.

Краски Востока

Великие Таны оставили после себя не только архитектурные памятники. Космополитизм и открытость древней династии пустили в городе столь глубокие корни, что и по прошествии тысячи лет их можно ощутить и даже попробовать на вкус — добро пожаловать в мусульманский квартал. Почему именно в мусульманский? Дело в том, что китайские мусульмане живут в основном в Синьцзяне — западном регионе, а в других городах встречаются, конечно, но своих кварталов не имеют. Так что это тоже местная достопримечательность.

Вообще, весьма неожиданно в сердце Китая обнаружить мечети, женщин, кутающихся в длинные плащи даже в летнюю жару, и мужчин в белых молельных шапочках. Почти все они — далекие потомки арабских воинов, охранявших торговые караваны и осевших здесь в VII веке.

Община «хуэй», как называют местных мусульман, насчитывает сегодня 30 000 человек — малая капля в море 10-миллионного городского населения. Это люди сплоченные и дружные, привыкшие жить по собственным законам. Они — другие, не такие, как остальные китайцы. Хотя чисто внешне от ханьцев практически ничем не отличаются, если не считать бород да специфических головных уборов.

Как-то один представитель коренной национальности сказал мне: «С ними всегда нужно быть настороже. Если нам, ханьцам, руководители скажут: делай так и так, то нравится нам это или нет, но мы сделаем. Наши мусульмане — другое дело: если они считают какое-то решение неправильным, то ни за что не станут выполнять».

Большая мечеть в Сиане была основана в 742 году еще первыми переселенцами. От первоначального сооружения ничего не сохранилось, все нынешние постройки датируются временем династии Цин (1644–1911 годы), но тем не менее это удивительное здание. Его архитектура отлично иллюстрирует тему «слияния»: снаружи все здания комплекса выполнены в традиционно китайском стиле, а все интерьеры — в лучших традициях ислама.

Это своеобразное материальное воплощение образа жизни китайских мусульман, к которому они пришли за века соседства (не всегда, нужно признать, мирного) с ханьским большинством: не трогайте то, что у нас внутри, а мы будем выказывать вам все необходимые внешние знаки уважения и почтения.

Мусульманский квартал — одно из самых популярных и шумных мест в городе. Вечером по его центральным улицам даже на велосипеде не проедешь — так много здесь любопытных туристов. Неудивительно: ведь в этом квартале самая разнообразная кухня в Сиане. Среди приезжих весьма популярны местные сладости, особенно халва нескольких видов.

Трапециевидные брикетики заворачивают в коричневую бумагу и перевязывают тонкой бечевкой, приклеив красный листок с пожеланиями удачи. И лакомство, и самый что ни на есть сианьский сувенир — в других городах Поднебесной с халвой незнакомы.

Но самое известное местное блюдо — няожоу паомо — горячий суп из говядины и баранины с кусочками печеной лепешки, чем-то напоминающий среднеазиатский бешбармак. Между прочим, этот кулинарный изыск даже включен в китайский список нематериального культурного наследия — в Поднебесной к еде всегда относились очень серьезно.

Говорят, что впервые блюдо (вернее, его прообраз) появилось при династии Западная Чжоу (XI–VIII века до н. э.). Оно было частью ритуального жертвоприношения Небу, Земле и духам. Потом на некоторое время его рецепт оказался утраченным, а в эпоху Северных и Южных династий (V–VI века) повар по имени Мао Сюйчжи приготовил похожий суп для императора. Тому блюдо понравилось настолько, что он тут же назначил Мао Сюйчжи на высокую придворную должность. Больше рецепт няожоу паомо не терялся, и сегодня многие считают его символом сианьской кулинарной культуры.

Но не весь мусульманский квартал отдан на откуп туристам — если углубиться в узкие улочки, то попадаешь совсем в другой мир. Надписи на лавках — арабской вязью, да и товар специфический — молельные коврики, белые расшитые шапочки, посуда и кувшины с изображениями священного камня Кааба в Мекке.

Ресторанчики здесь только «для своих», и в них уже ничего не написано насчет того, что пиво пить нельзя — это и в голову никому не придет. На крюках в мясных лавках висят бараньи туши, от которых отрезают нужный хозяйкам кусок. Жизнь тут как будто немного замедлилась… а потом один резкий поворот — и ты снова в гомонящем и веселящемся городе. Чудное соседство.

Жить кварталами, где все соседи знакомы поколениями, и торговать так, чтобы каждая улица специализировалась на одном товаре, — очень китайская особенность. Весьма вероятно, что и она зародилась в Сиане.

Почти в любом китайском городе (правда, теперь это более характерно для средних и малых — в больших, знаете ли, глобализация) главное — найти нужную улицу. Одна торгует мебелью, другая — традиционной медициной, третья — автозапчастями, четвертая — украшениями и фэн-шуйными оберегами, на пятой — что ни дом, то ресторан. Между прочим, такой же принцип торговли сохранился даже в, казалось бы, насквозь европеизированном Гонконге.

Сиань эти традиции уважает, сохраняет, развивает и, как следствие, зарабатывает на них. Вокруг музея Бэйлинь образовалась даже не улица, а целый квартал, торгующий произведениями традиционного искусства. Выбор здесь намного богаче, чем в других городах Китая, включая Пекин и Шанхай. Тут и изделия из нефрита, и картины, и оттиски надписей на стелах, и копии скульптур династии Тан, и — конечно! — неисчислимые полчища терракотовых воинов.

В 1970-х годах в Китае была мода на картинки, нарисованные крестьянами из деревни Хусянь, что в 20 километрах к югу от Сианя. Это немного примитивная, но искренняя и очень цветастая живопись, изображающая сцены ежедневного сельского труда. Сегодня копиями тех картинок завалены все прилавки художественного квартала — они по-прежнему выглядят свежо и необычно.

Ходить по этой части города — одно удовольствие, словно по музею под открытым небом. Только здесь все произведения искусства можно купить, потрогать руками, а во многих случаях и понаблюдать за тем, как они рождаются. Художники и мастера-ремесленники работают здесь же.

Пещерные жители

В Китае действует довольно строгий институт прописки — без домовой книги невозможно ни документ получить, ни в школу ребенка отправить, ни к врачу по льготным ценам обратиться. Причем прописка делится на городскую и сельскую, что особенно важно в свете действующей политики ограничения рождаемости: семья с сельской пропиской может вполне законно родить второго ребенка, если первым оказалась девочка, а семья городская должна в любом случае довольствоваться единственным чадом.

Более того: в пределах одного муниципалитета прописка бывает городской/городской и городской/сельской. Это связано с тем, что понятие «муниципалитет» трактуется в Китае очень широко: в него входят и прилегающие сельские районы, образующие так называемый Большой город. Сиань в этом смысле — не исключение. Город и деревня здесь слились воедино, а некоторые сельские кварталы стали еще одной городской достопримечательностью.

Со всех сторон Сиань окружен лессовым плато — это 90 тысяч квадратных километров желтой глины, из которой можно строить дома. Хотя слово «строить» — не совсем верное. Жилища, скорее, вырубают в желтых холмах. Сразу вспоминаются истории о бедняках и их жалких лачугах. Местные жители, однако, на такое мое предположение рассмеялись и принялись убеждать меня в преимуществах пещерной жизни: здесь, мол, зимой не холодно, а летом не жарко.

Со стороны улицы все выглядит в самом деле весьма прилично: облицованные белой кафельной плиткой ворота с наклеенными новогодними поздравлениями (их поменяют на новые перед следующим Новым годом) — китайский деревенский шик. Но углубляешься во двор — и перед тобой зияющая дыра в холме. Это и есть пещерное жилье. Впрочем, в нем имеются и дверь, и окно, и дымоход с вентиляцией.

В некоторых есть даже электричество, но им пользуются редко: свечи и привычнее, и дешевле. Впрочем, искусственное освещение китайским крестьянам если и нужно, то, как правило, на очень короткий промежуток времени: здесь привыкли вставать с рассветом и ложиться с закатом, признавая такой образ жизни не только экономным, но и здоровым. Между прочим, сегодня в Сиане живут 102 долгожителя в возрасте старше 100 лет.

Но вернемся в пещеры. Этим, с позволения сказать, квартирам 800 лет. Нынешние обитатели жили здесь всегда, а до них — их деды, прадеды и прадеды прадедов. Это, кстати, одно из объяснений столь трепетного отношения китайцев к своему роду: когда семья 800 лет живет на одном месте, то и историю ее проследить легко, и помнить обо всех предках несложно.

Сейчас, конечно, все меняется: молодое поколение к сельским жилищам относится с едва скрываемым презрением и мечтает поселиться в городских многоэтажках. Впрочем, местные жители уверяют, что летом гостить у них любят все: «Приезжает молодежь, приносит стол для маджонга, ящик пива — и играет в свое удовольствие. На улице +35, а в пещере всегда +15. Да, летом пещеры любят все». Зимой, кстати, в таком помещении по-прежнему +15, даже когда за дверью -10 и снег (что в Сиане случается несколько раз за зиму).

Я побывала в доме 97-летнего Ван Шиминя — самого старого (а потому и самого уважаемого) обитателя деревенского квартала. Последние несколько лет накануне Праздника Весны (так официально называется Новый год по лунному календарю) к нему приходит руководство деревни в полном составе, дарит красный конверт с деньгами (юаней 500, а то и 600 — это 70—85 долларов по нынешнему курсу, хорошие деньги для деревни) и желает долгих лет жизни.

Но сейчас Ван Шиминь медленно умирает — годы берут свое. Он лежит на кане (широкой лежанке, которую в холодное время года подогревают снизу дымом от сгорающих рядом в очаге дров), прикрытый теплым одеялом. На гвозде, вбитом прямо в стену, висит бутылка с глюкозой, в морщинистую, узловатую, но все еще крепкую от крестьянской работы руку всажена иголка — капельница в домашних условиях. Лицо Ван Шиминя заострилось, он еще в трезвом уме и здравой памяти, но на слова сил не осталось.

«Проходите, проходите», — не стесняясь состояния старожила, говорят члены семьи. В Китае вообще смерть — событие прилюдное, а не приватное. Когда окружающим становится понятно, что час смерти недалек, со всех концов страны созываются ближайшие родственники (как минимум дети с мужьями и женами), которые несут круглосуточную вахту у постели умирающего. Все сразу.

Не прийти или отлучиться — страшный грех, который родственники могут не простить никогда. Такое бдение, бывает, растягивается на недели, но все сидят и не уходят. Нам может показаться это бестактным до крайности: мол, сидят люди и ждут чьей-то смерти, — но в Китае это всего лишь одно из обязательных проявлений сыновней почтительности.

Вот и в доме Ван Шиминя собрались родственники, разговаривают, иногда даже смеются, завтракают, обедают и ужинают в обычном режиме. Вроде бы нормальная жизнь — все как всегда, но уходить за ворота не положено. Потому что слабый Лао (старый) Ван может уйти в любой момент. А тогда рядом с ним должно быть как можно больше людей.

В пещере, где живет Ван Шиминь с женой, три комнаты. Первая — жилая: с каном, столом, стульями и портретами Мао Цзэдуна из отрывного календаря. «Великого кормчего» старики уважают — он изменил их жизнь к лучшему. А поскольку и они сами, и их родители, и родители родителей были «правильного» крестьянского происхождения, то тяжелый молот Великой пролетарской культурной революции обошел семью стороной.

Так что обид на Мао у них нет. Удивительны не его портреты на стенах, а то, что они соседствуют с изображениями христианских крестов и Святого духа в виде голубя. Оказывается, Ван Шиминь с женой — верующие христиане. Когда были помоложе, регулярно ездили в католический храм в Сиане, а теперь просто тихо молятся дома.

Вторая комната пещерного жилища — большая кладовая: там хранятся припасы, древесная щепа и уголь. У стены стоит огромный барабан — непременный атрибут любого праздника. В ночь на Новый год по лунному календарю звук этих инструментов (они ведь есть в каждой семье) сотрясает всю округу. Радости без барабанного боя и взрывов петард да хлопушек не бывает.

Есть в пещере и третья комната, сейчас пустующая. А раньше здесь держали свиней: это основа благополучия семьи Ван Шиминя. Держать свиней вне дома, особенно зимой, было небезопасно: в этих местах когда-то много волков водилось, да и люди, случалось, подворовывали.

Сейчас, когда семья уже неплохо (по местным, конечно, меркам) заработала на любви китайцев к свинине, «бизнес» из дома вывели — и теперь небольшое хозяйство разместилось за деревней. Для этой семьи оно — реальный результат 30-летней политики реформ и открытости. Они довольны, говорят: «Живем все еще бедно, но с каждым годом все лучше». Трехколесный грузовичок ласково называют «наш БМВ». И все улыбаются.

Курс на Запад

Впрочем, земля уже не может прокормить всех, поэтому каждый день у восточных и северных ворот сианьской стены можно наблюдать за работой импровизированной биржи труда. Из окрестных деревень стекаются крестьяне с нехитрым инструментом: пилой, молотком, топором, — садятся на бордюр, что отделяет проезжую часть от тротуара, и выставляют фанерные таблички, где большими красными иероглифами написано: «Ищу работу». Большинство, пусть и не в первый день, но находят.

Строительный бум китайских городов поддерживается именно ими — крестьянами, покинувшими поля и подавшимися в город на заработки. В деревнях остаются женщины, старики и дети. Впрочем, и женщин немного: они тоже уезжают в города, устраиваясь на работу официантками, горничными и уборщицами — кому как повезет. Так что типичная китайская деревенская семья сегодня — это двое стариков и внук. Все вместе собираются раз в год, чтобы отпраздновать Новый год по лунному календарю. Не жалуются: говорят, жизнь стала все-таки лучше.

Иным крестьянам совсем повезло. Земля в окрестностях все еще таит массу сокровищ, копни чуть глубже — и обязательно наткнешься на какую-нибудь тайну. Совсем недавно, например, рядом с аэропортом открыли первый в Китае подземный музей — гробницу Ханьянлин, место захоронения императора Цзиньди (188—141 годы до н. э.) из династии Западная Хань. Его тоже охраняла терракотовая армия — только фигуры воинов здесь значительно меньше, едва достанут вам до колена.

Это самый большой по территории и один из самых интересных музеев Китая, хотя упоминаний о нем в путеводителях почти нет — он открылся всего полтора года назад. Ходишь под землей, смотришь на глиняных воинов, чиновников, слуг, лошадей и собак мясных пород (их тоже положили в гробницу, чтобы императору было чем угощаться в загробной жизни) и не перестаешь удивляться.

А крестьяне, которые волею судьбы оказались соседями Терракотовой армии, благодарят землю, сохранившую для них свою тайну. Они больше не выращивают рис, а торгуют сувенирами, работают поварами и официантами в ресторанах — обслуживают туристов. Этой работы им хватит до скончания века, а денег выходит больше, чем они зарабатывали на полях.

Но находят сокрытые в земле сокровища не только археологи: в этих краях активны и «черные копатели». Напротив входа в даосский храм Басянь Гун в Сиане по средам и воскресеньям работает антикварный рынок — глаза разбегаются от разложенных прямо на земле старинных штучек. Правда, большинство из них — искусные подделки с необходимыми потертостями, шероховатостями, небольшими сколами и трещинками, присыпанные пылью и землей для пущей правдоподобности.

Первоначальная цена, конечно, зашкаливает, но если хорошенько поторговаться, то замечательные танские статуэтки можно купить буквально за копейки. И не стоит огорчаться, что подделка: все равно все предметы искусства, созданные ранее XIX века, вывозить из страны запрещено.

Вообще возможностей для заработка в Сиане немало. Не смирившись с потерей статуса имперской столицы и не удовлетворяясь статусом провинциального центра, город гордо позиционирует себя как столицу западных регионов Китая (по административному делению это все, что находится слева по карте от провинции Шэньси). Именно на их развитие государство делает сегодня акцент в экономической стратегии.

Для них разработана специальная ценовая и инвестиционная политика, сюда же вкладываются большие деньги — что не может не отразиться на облике Сианя. Его центральные улицы отремонтированы, здания отреставрированы, старинная городская стена как будто вчера возведена. На ней с 1993 года ежегодно проводят марафон, который с каждым годом становится все популярнее — участвуют спортсмены разных стран: идея пробежать по периметру древнего памятника привлекает многих.

С точки зрения науки и техники Сиань — третий по значению город в Поднебесной (после Пекина и Шанхая), здесь действуют 3300 научно-исследовательских институтов и центров развития технологий. Это вторая (после Шанхая) аэрокосмическая база в стране.

Сегодня в городе на космос работают более 200 предприятий, для них создана специальная зона развития высоких технологий (китайская любовь к заборам и выделенным территориям неистребима). Предприятия в этой зоне разрабатывают и производят спутники, занимаются исследованиями в области энергетики и высоких технологий.

Первый китайский двигатель для космического ракетоносителя собрали именно в древней столице. Здесь расположен и Центр наблюдения за спутниками, который часто сравнивают с центральной нервной системой космической программы. Кстати, в октябре планируется первый выход китайского тайкунавта в открытый космос. Для Поднебесной это, несомненно, событие. Говорят, что все оборудование и материалы — «made in China», но мы-то знаем, где учились все здешние конструкторы…

Все больше приходит в Сиань и иностранных инвесторов: инфраструктура уже есть, а стоимость рабочей силы дешевле, чем в восточных регионах, с которых 30 лет назад начиналось «китайское экономическое чудо». Строится метро, главные улицы заполонили бутики всемирно известных марок, от Макдоналдсов и KFC рябит в глазах. Все это — явные приметы процветания по-китайски.

Сиань преображается вечером — когда зажигают красные фонари на городской стене и башнях Колокола и Барабана, когда в мусульманском квартале буквально не протолкнуться от людей, когда молодежь спешит в караоке на очередное песенное состязание, когда пожилые люди выходят со своими низенькими стульчиками за заборы и наблюдают за разноголосой и разноцветной жизнью вокруг. «Это наш Сиань? — удивленно спрашивают они друг друга. — Да, это он, красивый, как всегда, процветающий, как любая столица!» И удовлетворенно кивают друг другу: «Дожили».