Революция 1979 года в Иране: предпосылки, события, последствия

В середине 1970-х годов Его Величество Мохаммед Реза Пехлеви озвучил план, согласно которому к 2000 году национальная экономика Ирана должна стать пятой в мире. На тот момент страна стремительно европеизировалась, казалось, ее граждане жаждали благосостояния, комфорта и экономического развития. Но в одночасье все вдруг изменилось: зеленому доллару иранцы решительно предпочли зеленое знамя ислама.

Зеленая буря: как революция 1979 года превратила светский Иран в исламскую республику — Источник:
Photogaleria via Legion Media

Власть шахиншаха Ирана была практически безраздельной с 1953-го, когда американцы помогли ему свергнуть националистичеcки настроенного премьер-министра Мохаммеда Мосаддыка и взять всю власть в свои руки. В следующие два десятилетия с западной помощью была проделана большая работа по модернизации страны. И вот, в 1978 году иранский шахиншах имел все основания быть довольным собой — он упорно стремился к своим целям и вроде бы почти достиг их.

Росли как грибы новые производства. Например, 15 заводов выпускали западные авто на любой вкус и кошелек, от представительских «линкольнов» до «тойот» и микроавтобусов, которые приобрели особую популярность у иранцев — людей, как правило, многодетных. Выпускались и собственные модели — юркие и дешевые «пейканы» («стрелы»). 100 000 студентов из числа подданных шаха учились за границей. Сотни страховых контор, от дальних деревень до центра Тегерана, бойко обслуживали патриархальный народ.

Реза Пехлеви называл себя «хранителем Персидского залива», и для обоснования таких претензий были нужны мощные вооруженные силы. Из Великобритании десятками военно-транспортных бортов прибывали тяжелые танки, в США правительство Ирана заказало пять эсминцев такого класса, каких тогда не было на вооружении даже у самих американцев. ФРГ взялась за строительство трех атомных подводных лодок. Одновременно Иран оказался обладателем самого мощного флота итальянских боевых вертолетов.

Американские специалисты помогали ему создавать ядерную программу. И хотя речь шла исключительно о мирном атоме, нет сомнений, что у Ирана были шансы получить и ядерное оружие. Однако проамериканское, казалось бы, правительство шаха производило и у СССР закупки грузовиков, ракет класса «земля — воздух», гранатометов РПГ-7 и многого другого.

Народ, по-видимому, привыкал к новой жизни. На севере Тегерана выросли благоустроенные небоскребные кварталы, которые насквозь пересекли несколько «шахвеев» — современных дорог, названных по ассоциации с хайвеями. В барах и гостиницах — толпы иностранцев, в кинотеатрах — американские фильмы, многие мусульманки уже открыли лица.

Но все эти нововведения были поверхностными и поспешными. Между «западниками» и большинством населения, особенно пожилыми людьми, традиционно уважаемыми в Иране, нарастала напряженность. Шахское прославление столь непривычных мусульманину ценностей вызывало у них недоумение и даже брезгливость.

К тому же режим становился все более авторитарным, игнорируя настроения значительной части общества и используя для подавления недовольных свою тайную полицию САВАК. Противостояние шаху означало борьбу за свободу, правда, кто-то подразумевал под этим словом представительную демократию, а кто-то — свободу жить согласно предписаниям ислама.

Наконец, в 1976–1978 годах Иран охватил экономический кризис. Тяжелее всего стало купцам старой закалки, теснимым с рынка монополиями. В города потянулись разорившиеся крестьяне. Парадоксальным образом против шаха сработал рост уровня образования в стране: безработица среди выпускников вузов была выше, чем среди неквалифицированных работников, что подогревало студенческое недовольство.

Даже вполне ортодоксальные «модернизаторы», технократы и бюрократы, заговорили о мягких реформах, об ограничении влияния монаршей семьи и тому подобном, причем обсуждали это прямо на собраниях прошахской партии «Растахиз» («Возрождение»). Другим всеобщим требованием стала более независимая внешняя политика — не только ориентировавшимся на Советский Союз левым, но и исламистам не нравился проамериканский курс Пехлеви.

Так стихийно сложился союз между коммунистами из партии «Туде» и религиозной оппозицией, главным вдохновителем которой был живший во Франции аятолла (титул, который шииты присваивают самым авторитетным богословам) Хомейни, уже с начала 1960-х годов критиковавший режим.

Шахиншаху пришлось уступить осмелевшим подданным: он согласился сменить правительство, поставив во главе его подчеркнуто патриотичного Джамшида Амузгара. Но действия эти оказались запоздалыми — оппозиция прямо на глазах становилась все более радикальной.

Последний шахиншах

Мохаммед Реза Пехлеви был всего лишь вторым представителем династии после отца Реза-шаха Пехлеви, который пришел к власти в 1921-м в результате дворцового переворота. А по-настоящему неоспоримой власть Мохаммеда Пехлеви стала лишь после 1953-го, когда при помощи ЦРУ он вернулся из недолгого изгнания и сверг премьер-министра Мохаммеда Мосаддыка, пытавшегося повернуть страну на демократический путь. Поэтому в своей внешней политике он опирался прежде всего на Соединенные Штаты.

Тем не менее ориентация на Запад не помешала европейски образованному шаху провозгласить себя наследником всех персидских династий вплоть до Ахеменидов. На первый план вышла идеология возвеличивания монархического прошлого Ирана. В 1971-м шах отпраздновал 2500-летие Персидской державы, пригласив на него именитых гостей со всего мира. Уже тогда контраст между невероятной роскошью празднества, проходившего в Персеполе — древней столице Персии, — и крайней нищетой соседних деревень бросился в глаза всем.

А в 1976-м Мохаммед Реза Пехлеви возмутил своих граждан, заменив мусульманский календарь хиджры на имперский — заснув в 1355 году, иранцы проснулись в 2535-м. Еще годом раньше он учредил партию «Растахиз», в которую обязан был вступить каждый иранец, если хотел избежать обвинения в предательстве. Огромную власть получила тайная полиция САВАК.

После свержения бывший шах скитался по миру, повсюду преследуемый ненавистью соотечественников. Когда президент США Джеймс Картер разрешил Свету Ариев въехать в Америку для лечения, одно это вызвало бурю протеста в Иране и закончилось знаменитым штурмом американского посольства в Тегеране, где студенты удерживали заложников 444 дня.

Мохаммед Пехлеви умер от рака летом 1980-го в Египте. Похоронили его с государственными почестями в одной из мечетей Каира — рядом с последним королем Египта Фаруком. Перед смертью он написал книгу мемуаров на французском языке — «Ответ истории». (Сегодня его сын Реза Пехлеви, живущий в США, является одним из главных противников исламской республики. — Прим. Vokrugsveta.ru)

«Черная пятница»

Внешне до поры все выглядело довольно тихо: на стенах домов появлялись антиправительственные листовки, полицейские старательно их срывали, смывали лозунги, писанные краской из баллончиков, и так далее. Самая большая активность недовольных наблюдалась в районе Тегеранского университета, где всегда продавались запрещенные брошюры и книги, ввезенные из-за границы. Становилось известно и о множестве подпольных политических организаций (в то время в стране действовало 120 партий, движений, платформ, объединений и групп), и это притом, что все партии, кроме правительственной, были запрещены.

Наконец, 4 января 1978 года большая группа тегеранцев, в том числе студентов, отправилась к шахскому дворцу Ниаваран протестовать против визита американского президента Картера. Не дожидаясь приказа шаха, САВАК открыла огонь по толпе. Так у революции появились первые мученики.

Три дня спустя в официозной газете «Эттелаат» появилась анонимная статья (позже выяснилось, что написал ее лично министр информации Хомаюн), намекавшая на то, что мятежники получили деньги «из-за границы — от англичан», а духовенство вступило в циничный сговор с безбожными левыми партиями. А всеми уважаемого аятоллу Хомейни статья обвиняла в гомосексуализме. Так шахское правительство попыталось перевесить на своих оппонентов те самые обвинения, которые преследовали его — разврат и сотрудничество с Западом.

Мишень была выбрана неплохо, поскольку недоверие к британцам в Иране имело долгую историю — слишком уж долго Англия пыталась доминировать в Иране и контролировать местную нефть. Даже проамериканский курс традиционно воспринимался как способ «ущучить» англичан. И тот факт, что Би-би-си транслировала речи Хомейни, не улучшал отношений с Великобританией. Но статья в «Эттелаат» произвела противоположный эффект, вызвав всеобщее возмущение. Тысячи студентов и представители духовенства опять вышли на демонстрации. А полиция вновь открыла по ним огонь.

С каждым месяцем народные волнения нарастали. В Тебризе демонстрация переросла в двухдневное восстание под новым лозунгом: «Смерть шаху!» 29 марта 1978 года в городе Йезде в мечетях прозвучал призыв вооружаться против тиранов и злейших врагов ислама — сверхдержав. Проповедники сравнивали шаха с прóклятым омейядским халифом Йазидом I — большего оскорбления для шиита придумать нельзя.

А шахские сторонники считали, что если подавить выступления и уничтожить «смутьянов», то дело пойдет на лад. Так, в мае вся страна в очередной раз была возмущена: сотрудники тайной полиции ворвались в дом великого аятоллы Мохаммада Казима Шариатмадари, одного из шести богословов — обладателей высшего почетного титула «пример для подражания», и застрелили его ученика-радикала прямо на глазах учителя. Естественно, после этой показательной расправы Шариатмадари, долго призывавший к нейтралитету, перешел на сторону оппозиции.

6 июня шах наконец решил пойти на уступки. Директор САВАК генерал Нематолла Нассири был уволен, и аятолла Шариатмадари призвал верующих «вернуться с улиц в мечети». Но уже 12 августа в древнем Исфахане прошла новая демонстрация и власть снова решила применить силу. Было введено военное положение. Теперь всякая информация, кроме кратких официальных бюллетеней о положении в стране, исчезла и обмен сведениями перешел в привычное для иранцев средневековое русло слухов.

Ставшего совсем непопулярным Амузгара сменил на посту премьер-министра Джафар Шариф-Эмами. Он закрыл «богопротивные» казино (большинство из них принадлежало фонду династии Пехлеви, куда все иранские компании отчисляли обязательные благотворительные взносы), вернул стране исламский календарь, упраздненный шахом в 1975-м, и вновь разрешил политические партии. Впрочем, теперь все эти меры, которые еще полгода назад могли бы вызвать бурный энтузиазм, оказались запоздалыми.

Даже сохранить курс на либерализацию правительство шаха не смогло. После новых всеобщих демонстраций, призывающих к свержению Пехлеви, 8 сентября власть снова вернула военное положение. И когда иранцы вышли на новую демонстрацию, их расстреливали из танков и с вертолетов. Пошли слухи о том, что той же ночью солдаты вывозили трупы на вертолетах и сбрасывали их в большое соленое топкое озеро к югу от столицы. Хотя по официальной версии погибло «всего» 88 демонстрантов, революционеры говорили о десятках тысяч жертв. Этот день получил название «черной пятницы».

На страже режима

САВАК (Национальная организация сведений и безопасности) была создана в 1950-е годы при помощи специалистов из ЦРУ и МОССАДа. Согласно тексту закона спецслужбы должны были защищать «интересы государства и предотвращать каждый тайный заговор против общественного интереса». Главной задачей организации считалось сохранение на троне династии Пехлеви — после революций в Египте, Ираке и Ливии шахиншах был настороже.

Тайная полиция имела фактически неограниченные полномочия арестовывать, задерживать и допрашивать «подозреваемых». Все, что представляло хоть какой-то интерес для власти, просматривалось и прослушивалось. Причем не только в Иране — слежка велась, например, и за иранскими студентами за границей. Методы применялись жестокие и эффективные. По стране ходили слухи, что треть населения — информаторы САВАК и в каждой семье есть хоть один доносчик.

Оценки количества жертв САВАК очень сильно различаются. Эмигранты-монархисты утверждают, что тайная полиция уничтожила 3700 человек, в то время как оппозиционеры называют цифру 200 000 убитых и зверски замученных. Как бы то ни было, свержение режима стоило жизни тысячам членов САВАК, в феврале 1979 года официально распущенной. Но именно специалисты из шахских спецслужб помогли создать после революции новую тайную полицию.

Поражение и унижение

Иран погрузился в хаос. С 11 октября бастовала, к примеру, вся печать — страна 63 дня не видела ни журналов, ни газет, кроме биржевого вестника «Бурс». А когда требования журналистов были наконец выполнены и новый закон о печати принят, в одно утро на пустые еще вчера прилавки одного лишь Тегерана обрушились 202 (!) издания в полном диапазоне от крайне правых до крайне левых.

Но дефицит печати не так страшен, как забастовки на заводах, железной дороге и в шахтах. Закрылись школы и университеты, банки, таможня, порты. 21 октября прекратили работу даже нефтяники, а в этой отрасли паузы обходятся слишком дорого.

Очереди на бензоколонки тянулись неделями. На машины с дипломатическими номерами выдавали по 20 литров в месяц. Отсутствие газа привело к тому, что зимой 1978–1979 годов ни один дом в стране нормально не отапливался, даже в советском посольстве отопление включали только трижды в сутки. От электричества ежедневно отключались целые области. Как лепешки на базаре раскупались керосиновые лампы и стекла к ним.

А Хомейни из Парижа подбадривал и распалял восставших. В одной из своих листовок он, например, велел муллам и шейхам обойти все дома, навестить семьи бастующих нефтяников и, если необходимо, от его имени помочь им деньгами из налоговых накоплений мечетей, чтобы борцы были спокойны. Характерно, кстати, что бастовавшие работники связи поддерживали только одну телефонную линию — на Париж, и она работала, несмотря ни на какую загруженность. Говорят, уже через час после звонка указания имама распространялись на аудиокассетах по Ирану через обыкновенные, вполне легальные музыкальные магазины.

На демонстрации выходили до полутора миллионов человек. Летом, когда стояла жара, сочувствующие поливали своих марширующих товарищей с крыш холодной водой из шлангов, осенью и зимой на личных машинах подвозили апельсины, бутерброды и чай. Заметно было, как с каждым днем технология проведения митингов совершенствовалась. Обычно шествия разбивались на отряды по 200-300 человек, а впереди каждого двигались мулла с микрофоном и мальчик с репродуктором на длинном шесте — для моментальной трансляции.

Духовное лицо после равных пауз выкрикивало очередной лозунг, позади идущие установленное число раз повторяли его. Многочисленные речевки большей частью связывались между собой нехитрыми рифмами: во всех городах одни и те же слова, но различные для каждого дня. Разве что зловещая фраза «Марг бар шах!», «Смерть шаху!», сопровождаемая сжатыми над головами кулаками, звучала почти всегда и везде.

В конце года в митингах принимал участие уже каждый десятый иранец. В конце концов генералы приказали войскам не вмешиваться в революцию — пусть восставшие делают что хотят. А хотели они, разумеется, громить магазины (особенно со спиртным, несмотря на строгие мусульманские убеждения), рестораны, конторы, поджигать кинотеатры с американскими фильмами.

4 ноября военные, не подчинившись вышеупомянутому приказу, ворвались в Тегеранский университет и убили 65 митингующих студентов. А на следующий день у шаха не выдержали нервы. Он выступил по телевидению, пообещал «не повторять былых ошибок», говорил буквально так: «Я услышал голос вашей революции. Как шах Ирана и как его гражданин я не могу не одобрить ее!» Казалось бы, сенсация из сенсаций. Но в народе эти слова вызвали лишь насмешку. Теперь другого пути, кроме пути унижений, у монарха не было. В качестве следующего жеста угождения народу он приказал арестовать 13 человек из своих ближайших соратников.

А из стана противников шахиншаха, будто никаких уступок и не было, появилась резолюция из 17 пунктов. Среди них вновь «борьба с Пехлеви до победного конца», а «имам Хомейни — единственный лидер народа». В эти последние месяцы 1978 года не меньше десятой части иранцев участвовали в демонстрациях.

29 декабря 1978 года шах, готовый на любые уступки, лишь бы сохранить свою власть, назначил премьер-министром Шапура Бахтияра, одного из вождей оппозиции. Это не помогло: все хором заклеймили Бахтияра предателем, а шах понял, что в Иране для него места уже нет.

Неверный расчет

Партия «Туде» («Хезбе тудейе Иран», или Народная партия Ирана) возникла в 1941 году, когда северная часть Ирана была оккупирована советскими войсками. Партия объединила персидских коммунистов и в конце 1940-х достигла огромной популярности (журнал «Нью-Йорк таймс» считал, что на свободных выборах за нее проголосовали бы 40% населения).

Впоследствии «Туде» провозглашалась вне закона, ее активисты подвергались репрессиям, но она оставалась очень влиятельной. Когда спецслужбы шаха при помощи ЦРУ вскрыли сеть агентов партии в 1953–1957 годах, выяснилось, что в ней состоял даже глава телохранителей Мохаммеда Реза Пехлеви.

Во время революции «Туде» поддержала Хомейни, во многом расчистив ему путь к власти, по-видимому, считая, что народ выберет прогрессивную социальную справедливость, а не «отсталые» религиозные идеи. Но завладеть властью коммунисты так и не смогли, более того, они сами увлеклись идеями имама — когда прошел слух, что лицо Хомейни можно увидеть на полной луне, партийная газета его поддержала.

Сотрудничество с новой властью продолжалось до 1983 года, когда «Туде» была вновь запрещена, а ее членов стали арестовывать и порой уничтожать (зачастую в ходе процессов с «покаянием»). А с 1980-го по 1987-й длилась «культурная революция», которая во многом заключалась в чистке всех левых элементов в высших учебных заведениях. Партия сумела выжить несмотря ни на что и в настоящее время действует в подполье и эмиграции.

«Энгелаб пируз шод»

16 января 1979 года рано утром из дворца Ниаваран тихо выехали несколько одинаковых машин без номеров. Буквально тут же они скрылись в разных направлениях городского лабиринта. А около полудня я, находясь в районе университета, услышал отдаленный гул самолетов, и в тот же миг все машины — на ходу ли они находились или стояли заведенные и с выключенными моторами — загудели каким-то торжествующим звуком.

Это было так странно и непривычно, что я сунул голову в открытое окно первой попавшейся из них и спросил водителя, в чем дело. Тот только сделал мне знак рукой садиться и усилил звук радиоприемника. Оттуда доносился голос диктора: сегодня в 12 часов и сколько-то минут Мохаммед Реза Пехлеви, Царь Царей, Свет Ариев, покинул пределы своей державы.

Гул в воздухе все усиливался — впоследствии выяснилось, что вместе с шахским «боингом» в воздух поднялись два звена истребителей и 100 вертолетов охраны. Вертолеты быстро отстали, истребители проводили верховного главнокомандующего до границы и вернулись.

1 февраля 1979 года на родину триумфально возвратился имам Хомейни. На всем пути от аэродрома до уже овеянного легендой кладбища Бехеште Захра (около 32 километров) его встречали пять миллионов человек. Аятолла ехал в большом внедорожнике и молча приветствовал толпу рукой. На крыльях машины лежали два автоматчика, четверо сидели на крыше. Когда машина проходила мимо, народ кидался вперед, чтобы хотя бы к ней прикоснуться.

Официально в стране сохранялись монархия и правительство Бахтияра, а Хомейни возвращался как частное лицо. Но всего через 10 дней произошло новое столкновение. Курсанты летного училища попросили показать им фильм про возвращение Хомейни, дежурный офицер отказал, разгорелся конфликт, в который мало-помалу оказались вовлечены революционеры и полиция.

Командование училища вызвало на подмогу танковую часть, но в старых узких улочках танки оказались неповоротливы, а сочувствующие курсантам окрестные жители (на Востоке слухи распространяются очень быстро) к тому же стали бросать в них бутылки с зажигательной смесью. Постепенно на сторону восставших начали переходить армейские части.

Бои длились весь день с переменным успехом, пока, наконец, имам не почел за благо открыто одобрить и возглавить восстание. Уже в конце дня 11 февраля у меня вдруг замигал экран телевизора, затем он на несколько минут погас, снова зажегся, и на экране возникла фигура худощавого человека в черном свитере с высоким воротником, который сказал три слова: «Энгелаб пируз шод» — «Революция победила».

1 апреля в Иране состоялся национальный референдум, на котором, по официальным данным, 98,2% населения проголосовали за исламскую республику. Так началась новая эпоха — впервые в ХХ веке идеология победившей революции основывалась на религии.

С тех пор высшая власть в Иране принадлежит духовенству и избираемому им верховному вождю (рахбару), а право выбирать исполнительную власть принадлежит народу. Это совмещение демократического и мусульманского начал, а также твердое решение об особом, не коммунистическом и не капиталистическом, а исламском пути развития, вызвало большой интерес к религии пророка за границей.

В третьем мире стало распространяться убеждение, что ислам — лучшее средство для противостояния Западу («иудеям и крестоносцам»), а в Европе и Америке возник страх перед мусульманскими фундаменталистами, которых до тех пор воспринимали как противовес коммунистам.

Правда, экспорт революции, к которому призывал Хомейни, не заладился из-за сложных отношений суннитов и шиитов и даже привел к тому, что во время ирано-иракской войны 1980–1988 годов большинство мусульман поддержали Ирак, а Исламская Республика Иран оказывала большую поддержку сандинистам в Никарагуа, чем афганским моджахедам, сражавшимся против СССР. Но роль религии во внутренней и внешней политике мусульманских государств возросла очень сильно.

Душа революции

Богослов Рухолла Мусави Хомейни, признанный в начале 1960-х «примером для подражания», прославился в 1962-м, выступив против предоставления права голоса женщинам, а религиозным меньшинствам отказав в возможности избираться в местные советы. Правительство было вынуждено отложить принятие закона, а Хомейни стал символом сопротивления западному курсу.

Еще через год за прямую критику высочайшей особы его ненадолго арестовали. А выйдя из тюрьмы, Хомейни обвинил шаха в капитуляции перед США (поскольку шахское правительство предоставило всем американским военным на территории страны дипломатический иммунитет) и был выслан в Турцию.

Долгие годы аятолла прожил в Ираке, а затем поселился в Париже, где к нему оказалось приковано внимание всего мира. Его пресс-конференции проходили иногда по нескольку раз в день, а все сказанное передавалось по телефону в Иран и мгновенно проникало в массы. Так имам впервые в жизни получил полную свободу высказываться, а весь мир — возможность его слушать и читать. К тому же представители светской оппозиции, поняв, что именно Хомейни может стать той силой, которая сокрушит режим шаха, тоже отправились к нему на поклон, рассчитывая получить на него влияние и, использовав его для свержения монархии, самим строить новый Иран. Время показало, до какой степени они просчитались.

Дело в том, что на протяжении XIX и XX веков духовенство воспринималось как консервативная сила, глядящая назад в прошлое. Естественно, молодежь увлекалась прогрессистскими течениями — от либерализма до социализма. Сейчас в это сложно поверить, но почти все массовые движения в мусульманских странах долгое время были светскими.

Аятолла Хомейни был первым, кто сумел соединить исламский фундаментализм со стремлением к модернизации, выступив против отживших свой век монархических режимов и предложив нечто совершенно новое — исламскую республику. Кроме того, он призвал к единству и солидарности всего третьего мира, в том числе и немусульманского. Именно благодаря успеху Иранской революции мусульманская молодежь во всем мире стала обращаться к своим корням, выступая одновременно против Запада и коммунизма.

_{Материал опубликован в журнале «Вокруг света» № 9, сентябрь 2009, частично обновлен в апреле 2024}