У заповедного кордона

В мартовском номере журнала за нынешний год корреспондент «Вокруг света» описал российско-норвежскую границу — места, в которых сухопутный рубеж нашей страны начинает (если двигаться с северо-запада на юго-восток) свой длинный путь. Сегодня, мысленно преодолев тысячи и тысячи километров, мы «замыкаем» его у противоположного предела — там, где самая обширная держава мира уступает наконец место водам Японского моря.

Многие философы и геополитики полагают, что Россия потому «получилась» самой обширной страной на свете, что пейзажи ее довольно однообразны. Если не считать вполне преодолимого Уральского хребта, на пути великой экспансии с запада на восток нигде не встречалось никакой серьезной преграды. От Волги до Амура, куда ни кинь взор, — тот же простор, степь да тайга, и так велики здесь расстояния, что, кажется, не справиться с ними никакой человеческой фантазии и не освоить их, хоть тысячу лет старайся. В известном смысле это впечатление обоснованно, но нельзя не признать: до нижнего Амура, может, так оно и есть, но вот за ним… Изящный выступ-коготь Приморский край, которым российская территория цепляется за более южные широты на Дальнем Востоке, явно нарушает усыпляющую гармонию бесконечной дороги. Солнце сразу делается желтее, краски ярче, все возрастающие сопки по обочинам шоссе приятно размечают ландшафт. Природа богатеет, разливаясь по обочинам «колхозными» рядами наливных помидоров, арбузов и ягод. Владивосток находится примерно на широте хорватского Дубровника. Чувствуется, что ты оказался как бы в новой стране, при этом волшебным образом оставшись дома.

«Волшебное», «странное» — ключевые слова для этой географической области. Что может звучать чуднее, чем «Россия — родина тигров» или леопардов? То есть, разумеется, всякий мало-мальски сведущий человек знает, что они на Дальнем Востоке водятся, но на первый слух, согласитесь, отдает тропиками, а они в привычной системе ассоциаций в принципе «не вяжутся» с нашей страной.

Тропиков здесь, конечно, нет, но есть кроме упомянутых кошачьих целая россыпь удивительных для Российской Федерации чудес: даурские и японские журавли, «целебные» лягушки, которых китайцы ценят на вес золота, женьшень, калуга.

Притом что всякий нормальный человек радуется богатству природы своего государства, неизбежно встает вопрос: как уберечь эти богатства в краю, где по общеизвестным историческим причинам возможности заработка ограниченны и всякого рода браконьерство становится из них самой реальной? Вдобавок приграничные соседи, китайцы и корейцы, которым живется не лучше, а обычно гораздо хуже, не упускают случая нелегально поживиться на российской территории. Тут и места побогаче (поскольку менее заселены — по официальной статистике, население Дальневосточного федерального округа составляет меньше 5% от общероссийского), и законы об ответственности за ущерб, нанесенный природе, гораздо мягче.

Эндемик Дальнего Востока лотос Комарова (Nelumbo Komarovii) не только красив, но и съедобен — от корня до плодов. Впрочем, деликатесом он почитается больше по ту сторону границы, у китайцев, а россияне на озеро Ханка приезжают полюбоваться им

На земле, на море и в воздухе
Спасск — Ханкайский заповедник — застава «Турий Рог»

С самого начала все оказалось непросто. Встреченные в этот час жители Спасска-Дальнего (население 45 000 человек) удивительным образом не знали, где находятся дирекция Ханкайского заповедника и краеведческий музей. Вернее, знать они, может, и знали, но не сумели донести до приезжих из европейской части РФ эту информацию. Все слова были вроде бы понятны, но конструкции, в которые они складывались, не отражались в восприятии. Дело в особой дальневосточной диалектной норме, где значения многих слов зачастую не совпадают с московскими. Исследовать этот языковой феномен интересно и полезно, но в данный момент ничего вразумительнее предложений «пошарахаться» по городу или ехать «на тещин язык аж туда» мы не услышали и «контору» (на официальном языке — центральную усадьбу) обнаружили уже в сумерках.

«Главный смотритель» ханкайской природы Юрий Петрович Сушицкий терпеливо ждал, хотя и посетовал, что в столь поздний час трудно удержать нужного нам сотрудника на службе. Таковым сотрудником оказался компанейский мужчина средних лет из бывших охотников, инспектор охраны заповедника Сергей Подложнюк, с которым мы и отправились вглубь охраняемой зоны, на кордон у самого берега озера Ханка. Здесь координируется деятельность заповедника: от регистрации застигнутых нарушителей-браконьеров до радушного приема иностранных «бёрдвотчеров» — туристов, наблюдающих за птицами. На Ханке гнездится 225 видов птиц — уникальная для всей России концентрация. Считается, что старинное маньчжурское название Ханкай-Омо и означает «море птичьих перьев».

Дорога живо напоминает африканскую саванну — красно-бурая пыль разлетается из-под колес вместе с многочисленными живыми объектами охраны: цаплями (тут встречается 10 их видов, от малой южной до даже египетской), всевозможными утками (в том числе знаменитыми мандаринками), «простыми» перепелами по плавням и болотинам вокруг. Мелькнуло в свете фар минималистское черно-белое оперение японского журавля. Чуднó: зоологи постоянно рассказывают, как трудно подобраться к этой редчайшей птице, месяцами ловят ее в кадр, а здесь несколько пар можно целыми днями наблюдать на заболоченных низменностях прямо с кордонной вышки.

По плавному серпантину, заросшему по обочинам мягким кустарником, мы поднимались к знаменитым «сопкам Маньчжурии», пока на очередном перевальчике не увидели перед собой то, что показалось горизонтальной безбрежной плитой из камня, которая как будто шевелилась под воздействием подземных толчков. Но это было, конечно, не землетрясение, а игра природы с нашим усталым за день воображением — Ханка, или, как говорят дальневосточники, Ханкá, — самый крупный пресный водоем Дальнего Востока. Его делят между собой две страны: около 30% акватории находится в Китае, 70% — в России. Эффект же «качаемой плиты» объясняется просто: при большой площади (4000 км2) глубина Ханки в среднем лишь 3—4 метра, поэтому и волна здесь широкая, резкая и мелкая — на расстоянии кажется, будто все озеро качается разом. По той же причине, кстати, тут затруднено малое судоходство: даже слабые устойчивые ветра, незаметные для более глубокого водоема, поднимают такое волнение, что инспекторы заповедника не могут выходить в рейды, которые им полагается совершать ежедневно и еженощно на почти плоскодонных катерах. Правда, в такую погоду и рыболовы-браконьеры вынуждены сидеть на берегу. И если они успели уже выставить сети, плохо дело: сорвет их с опор вместе с рыбой, та задохнется и начнет вскоре тухнуть, дрейфуя в ловушках. А рыба-то какая: ауха, амур, змееголов, верхогляд, «пресноводный тигр» — огромная калуга, не говоря о простых сазанах, карасях и щуках.

Наблюдательная вышка — непременный атрибут погранзастав. С этой, распо ложенной на реке Тур, на китайском берегу Ханки можно увидеть , в частности, базы отдыха вроде приморских бунгало гденибудь в Египте (только крыши в форме пагод), а также базу пограничной роты (50 человек) при пропускном пункте Данбичжэнь

— Что творят эти самые китайцы, вы себе не представляете! — доверительно рассказывал уже около полуночи инспектор Подложнюк. — Там, по ширине Ханки, — следует широкий жест баскетболиста, забрасывающего мяч из трехочковой зоны, — расставлены красные буи, где-то километрах в 60 отсюда. Они обозначают границу. Так эти, из Хэйлунцзяна (приозерная провинция КНР), все заставляют своими сетями на расстоянии 20—30 километров в нашу сторону! Рыбинспекция их там, конечно, отлавливает, но что толку. Заблудились, говорят. И как докажешь, что сети — их? Единственное, что можно сделать, это через пограничников их обратно по линии обмена «оформить», и все.

Сергей затянулся сигаретой.

— Наши, правда, честно скажу, бывают не лучше — что на суше, что на воде. Просто их меньше и работают они не артельно, как «поднебесные». Иногда даже не на продажу, а по дурости чистой. Вот в этом году поймали одного малого: слабоумный он, что ли? Набрал смертную тучу черепашьих яиц, а еще большую самку трионикса поймал и убил. Это ж редчайшая дальневосточная черепаха, в России, наверно, только у нас и сохранилась. (По Дальнему Востоку данный вид, впрочем, распространен достаточно широко в медленно текущих и стоячих водоемах, на запад вплоть до Еврейской автономной области и на север по среднему течению Амура в Хабаровском крае. Но черепаха и вправду очень редкая и численность ее неуклонно падает. — Прим. ред.) Мы спрашиваем: «Зачем ты ее убил?» А он: «Да сыну взял показать». Вот тебе и воспитание молодого поколения. Год условно впаяли.

— А что, наказывают сейчас сурово? — осторожно вклинился я.

— Ну, как сказать. С одной стороны, милиция с прокуратурой вроде немного «разработались», по-настоящему стали сажать за убийства краснокнижных, — не без удовольствия отвечал инспектор.

— Я это по чему сужу — зверь и рыба опять пошли. Но закоренелые браконьеры все равно упорствуют. Таких ловить — одна морока. Накроешь такого с сазанами раз (а если один сазан сейчас 700 рублей стоит, то представляете, какая у него выручка с десяти, а с пятидесяти?), накроешь другой, так он же еще начнет на тебя кидаться: мол, и дом твой спалю, и детей убью. А ты должен дознавателей к нему среди ночи вызывать, протокол составлять. Все как полагается. Пока дело до суда идет — глядишь и развалится. Нет, все же пограничникам с китайцами легче. Сами увидите…

Обогнув пресное море Ханка, следующим днем мы оказались на его противоположной, западной стороне, где базируется группа пограничных катеров в селе Камень-Рыболов. Здесь нас поджидал начальник отделения воспитательной работы службы Игорь Шмонин — артистическая натура и искрометный собеседник, местный старожил.

— Забавно, — усмехнулся он, выпрыгнув с катера на песчаный пляж Соснового острова, необитаемого — как в силу прикордонной режимности, так и в силу принадлежности Ханкайскому заповеднику, состоящему из пяти разрозненных частей, — служу тут больше 20 лет, живу в 10 километрах отсюда, в Камне-Рыболове, а последний раз приезжал сюда в 1989-м.

Выше Камня-Рыболова (странное название дано то ли из-за скалы, под которой при отливе чудесным образом оставалась рыба, то ли в честь уссурийских казаков, которые со скалы эту рыбу удили) до самой КНР уже нет удобных пристаней, так что оставшееся расстояние до пункта назначения Турий Рог пришлось, вернувшись, преодолеть посуху.

До границы примерно 500 метров. Я стою на дозорной пограничной вышке и вижу перед собой как на ладони Китайскую Народную Республику. Если посмотреть в бинокль, можно наблюдать даже повседневную жизнь приграничного пункта Данбичжэнь. А если развернуться на 90 градусов, примерно на таком же расстоянии видна российская деревня, или приграничная колония, как ни назови, — Турий Рог, иначе Турга. Бойцы здешнего пограничного отделения живут в более комфортных условиях, чем большинство российских студентов в общежитиях. Впрочем, оно и понятно: на российских границах, в Приморье, во всяком случае, призывников с 2008 года нет, служат исключительно по контракту.

— И что, записываются? Недокомплекта нет? — поинтересовался я.

— А почему он должен быть, если оклад у сержанта-контрактника тут выше, чем у войскового майора где-нибудь во Владимирской области? Оглядывая с вышки инженерно-технические сооружения на нашей границе, я поделился с подполковником дилетантским недоумением:

— Послушайте, если все так отлично продумано, то как вообще кто-либо умудряется нарушать границу? Кажется, любая попытка должна быть пресечена мгновенно.

— Ну большинство и пресекается, — улыбнулся Шмонин. — У тех, кто здесь служит, немало времени уходит на то, чтобы узнать участок как следует. А у нарушителей опыт из поколения в поколение передается. Как-то задержали деда-китайца, который внука обучал ходить в Россию по картам чуть ли не XIX века. Жители китайского приграничья попадаются занятные. К счастью, на нашей стороне тоже такие есть. Очень нам помогают члены добровольных народных и казачьих дружин. Они тебе любого зверя вплоть до землеройки найдут на земле, на воде и в воздухе, если надо. Не говоря о том, чтоб нарушителя задержать.

По ту сторону колючей проволоки на контрольно-следовой полосе — тоже еще российская территория, но уже запретная — своего рода полоса отчуждения, непосредственная приграничная зона. Конные патрули ежедневно объезжают участки близ постов и застав

Герои границы
Сопка Лузанова — Гайворон

— Да что там говорить, задерживал, и не раз. Я их за всю жизнь, наверное, человек 10 изловил. А иногда и ловить не надо. Помню, как-то слышу под утро — собаки разрываются. Что такое? Я с ружьем к воде, смотрю — сидят трое китайцев в джонке своей. Мотор отказал, говорят. Хитрые черти. Хотя этих, наверное, действительно занесло случайно. Какой им резон так далеко в Россию заплывать, прямо к берегу — наверняка ведь попадешься…

«Так далеко» — это к заповедному кордону у южного берега Ханки, на полуострове Сопка Лузанова, поросшем роскошным смешанным лесом (такой лес сам по себе — большая редкость сегодня в окрестностях). А человек с ружьем — единственный насельник этого полуострова, или, как он сам себя называет, «директор сопки», Юрий Зинюхин. Местный инспектор, смотритель, лесник, царь и воевода. С самого 1993-го полуотшельническим образом живет он здесь с женой Ниной Яковлевной. На Большую землю не каждый месяц выбираются. Так — за солью и спичками. В остальном — полностью натуральное хозяйство. Да и то сказать — иначе как натуральным хозяйством и не получится здесь жить. Сухопутной дороги до каких-либо населенных пунк тов вовсе нет. На лодке, каковая у Зинюхиных, конечно, имеется, надо плыть до основного кордона, а оттуда километров 40 до Спасска. К тому же плыть не всегда безопасно.

— А что, зверья здесь до сих пор много?

— Прорва. О барсуках и енотах я и не говорю. Медведь у меня весь прошлый год тыкву с огорода таскал. Но самое главное, конечно, тигры. Знаете, вот точно говорю — охрана помогает или другое что, но в последнее время их больше стало. На окраины селений опять выходят, собак таскают — это для них самая легкая добыча. Вообще, есть полосатые рядом, нет, и сколько их, определить невозможно. Это ж самый умный зверь и умелый — он может от тебя в метре находиться, а ты и не заметишь, если он не захочет. Даже ко мне сюда забредал. — Юрий Борисович указал в сторону узкой линии тростника, отделяющей его подворье от пристани. — Товарищ мой, который как раз гостил, дал мелкой дробью залп в метре над его головой, чтоб, значит, убежал. Так тот только голову на звук выстрела повернул. И зарычал… — понизил голос рассказчик. — Вы когда-нибудь слышали, как рычит тигр? Не в зоопарке и не в кино. На воле. Муравьи по спине сами собой…

Техника, состоящая на вооружении у хасанского погран отряда на корейском участке границы, впечатляет. При помощи этого гигантского прожектора освещаются те участки российских прибрежных вод в Японском море, где радары обнаружили корейских нарушителей — ловцов кальмаров

Огромное опустевшее село производило гнетущее впечатление. Стоило ли ехать сюда по ухабам и лужам меж заболоченных лугов близ заповедника, чтобы увидеть зияющие дыры окон, остовы «жигулей» у рухнувших заборов, вывеску «Магазин», от которой остались только две первые буквы, а на прилавке нет ничего, кроме белого хлеба и кефира? Из 1350 человек советского населения Гайворона до наших дней здесь дожили 326. Даже как-то неуютно бродить между этих клумб и игровых площадок, где, по всему видать, нечасто раздаются детские голоса. И не менее грустно видеть вдруг на фоне этой картины запустения, скажем, свадьбу –– грузовик, набитый гостями, а на бампере чумазую куклу… Но не успел я взгрустнуть, как услышал именно голос. Отнюдь не детский, а утробный, напоминающий отдаленный гром. В общем, тот самый звук, от которого по спине «муравьи». Мы с фотографом огляделись и увидели не слишком заметную проволочную перетяжку между древесными стволами, а на ней — табличку: «ДВО РАН. Биолого-почвенный институт. Зоологический центр. Показ зверей только в субботу и воскресенье, с 13 до 16 часов».

Как выяснилось, оригинальная свадебная машина направлялась именно сюда. В Москве молодожены отправляются на Поклонную гору, а здесь — любоваться тиграми Виктора Юдина. Абсолютно бесплатно — все пожертвования только на добровольной основе.

В известном смысле юдинская судьба сходна с судьбой Юрия Зинюхина. Но если «директор лузановской сопки» — из коренных охотников, то Юдин — пришелец. Он был и остался ученым. Кандидат биологических наук, автор научных публикаций и фундаментального труда «Тигры Дальнего Востока». Человек с позицией и кристально ясным взглядом на все окружающие вопросы. Борец.

На Юдина идет постоянная атака. Самым разным людям — от чиновников фондов природы до сотрудников НИИ и даже прокурорских органов — непонятно, как, на какие средства и, главное, с какой целью (не ради ли обогащения и «самопиара», как теперь говорят?) можно посреди обыкновенной деревни оборудовать полноценный питомник и научную базу. Причем животные тут не сидят в клетках, а гуляют все вместе за единым широким, но не особенно заметным снаружи ограждением. Да еще и ведется серьезная зоологическая работа. Соответственно, нет конца разнообразным проверкам и визитам комиссий. Бывает, и праздно любопытствующие из местной шпаны осаждают. Виктор Юдин с комиссиями корректно, но бескомпромиссно беседует, показывает документы, отстаивает позиции. Нарушителей своей малой границы силой гонит прочь. А сам тем временем тигров…
а) изучает и разводит. К примеру, ему удалось достичь сенсационного результата: в огромном вольере самец и самка создали постоянную пару, хотя известно, что амурский гигант — одиночка и никогда не ищет себе компании в природе. Причем, обратите внимание, даже в зоопарках, по мировой статистике, доживает до взрослого состояния небольшой процент тигрят, а у Юдина из 19 рожденных лишь один умер;
б) спасает. Собственно, вся местная популяция, если не считать новорожденных, и имеет «спасенное» происхождение. Все ханкайское приграничье знает: есть человек, который тигров «собирает» и сам выхаживает, если пострадали на охоте или детеныш без матери остался. Сейчас, например, у него в вольере трое: Нюрка с Кучером, вывезенные когда-то при драматических обстоятельствах из-под Дальнереченска, и сын их Алмаз. Вдобавок он тут, на приусадебном участке, приютил еще и медвежат, и рысь с рысятами, и харзу, и енотовидную собаку.

— У меня вот тут на дворе росло уникальное собрание женьшеня. Все виды — и корейские с желтыми ягодами, и наши с красными. Был даже лаборант на зарплате. Так сначала его сократили, а потом и выращивание сочли нецелесообразным. Вроде и деньги в последние годы наука получила, а остановки развала не вижу. Кстати, вы куда сейчас направляетесь? В Кедровку? К Масловой? Ну так передайте ей, что начинаются тяжелые времена. Я слышал, приняли постановление — слить ее все-таки с заказниками. Пропали леопарды…

Многие строения на маяке Гамова относятся еще к началу XX века, но внутри все очень современно. У 11 человек, несущих здесь службу, есть спутниковое ТВ, баня, комнаты отдыха. Иначе и нельзя: до ближайшего поселка десятки километров. Добравшимся сюда случайным посетителям выдают даже шуточные почетные грамоты

Природа Приморья в цифрах

Кроме «Кедровой пади» и Ханкайского в Приморском крае действуют еще четыре заповедника — Лазовский, Уссурийский, Сихотэ-Алиньский и Дальневосточный морской. Последний, как следует из названия, занимается охраной водных экосистем. Главный объект изучения и спасения на Сихотэ-Алине — тигр и соболь, в Лазо — горал, общая задача Уссури — сохранение дальневосточной флоры и фауны такими, какими они были бы без вмешательства человека. Площадь охраняемых зон в Приморье составляет 14% территории края, из них к заповедникам относится 5%. Целый ряд биосферных сообществ и видов растений и животных здесь уникален для всей страны. Только тут на территории РФ водится дальневосточный леопард (по подсчетам исследователей, их насчитывается чуть более 30 особей), обитает основная популяция амурского тигра (более 450 особей в дикой природе). Огромное количество насекомых, амфибий и рептилий, обитающих только здесь, представляет огромный интерес для науки (и, к сожалению, охоты). 3,5% всей местной растительности составляют эндемики России, 8% — занесены в Красную книгу. Озеро Ханка занимает первое место в Восточной Азии по количеству обитающих в нем видов пресноводных рыб. Биоресурсы Японского моря, омывающего край, составляют около 30% от общероссийских.

«Наживка» на леопарда
«Кедровка» — Хасан — край России

«Кедровка» — это замечательный и известный любителям природы во всей России заповедник «Кедровая падь», которому, как водится в Приморье, принадлежит целый ряд статистических рекордов. Во-первых, он официально — один из старейших в стране, основан еще в 1916 году. Тогда здесь запретили рубку деревьев, обжиг извести, добычу золота и охоту — в общем, все, чем промышляли тут раньше. Так продолжается и по сей день: небольшая падь в долине реки Кедровой сохранилась как самый маленький (около 18 000 га), но и, пожалуй, самый аккуратный, толково «придуманный» и насыщенный уникальными видами заповедник. Одних грибов здесь 1800 видов. А что вы скажете об эндемике Приморья железной березе, о прекрасных и ядовитых уссурийских щитомордниках, которые в усадьбе заповедника преспокойно греются прямо на крышах изб, наконец, о визитной карточке «Кедровой пади» — дальневосточных леопардах? Ни в одной другой заповедной зоне мира их больше не осталось, и в явной, хотя и наивной, надежде на встречу с ними все-таки нужно особое везение — мы туда и отправились.

«Тяжелые времена» — это очередной виток давнего спора, который ведется между сторонниками сохранения «Кедровой пади» в автономном виде и ее более чем 70-летней принадлежности РАН с одной стороны и теми, кто желает слить заповедник в один большой национальный парк «Леопардовый» с соседними заказниками «Барсовый» и «Борисовское плато». По мнению чиновников из Министерства природных ресурсов, слияние послужит повышению статуса, престижа и так далее. Биологи, лесничие и инспекторы самой «Кедровой пади» уверены в обратном — с созданием «Леопардового» само это название вскоре лишится смысла: пятнистых кошек не останется. Это на небольшой территории под присмотром компетентных ученых, при наличии средств, хоть и небольших, но не распыленных на новые раздутые штаты, удается удерживать часть популяции на прежнем уровне.

В 2007 году в одной природоохранной организации объявили: популяция амурских тигров достигла столетнего максимума и больше они не находятся на грани исчезновения. Этот красавец снят в питомнике кандидата биологических наук Виктора Юдина в селе Гайворон Спасского района

Упомянутая Юдиным с симпатией Маслова Ирина Владимировна — это директор «Кедровой пади», которая ведет героическую борьбу за сохранение заповедника и ведет ее в одиночку практически на всех уровнях, от Москвы до Владивостока. В здешних краях она известна как «приморская Джой Адамсон».

 — Теоретически потеряться здесь трудно, — с усмешкой отвечала она на мой вопрос, доливая чай и подкладывая грибной лапши. Кстати, здесь, в заповеднике, прямо на стволах дубов растет гриб Hericium erinaceus, который кроме всего прочего считается идеальным антитравматическим средством. (Кто бы мог подумать, что вскоре это свойство станет для меня актуально.) — Но вы ведь представляете себе, что значит идти по незнакомому лесу? Может казаться, что вы движетесь в одном и том же направлении, а на самом деле оно уже раз 10 сменилось. Впрочем, слава Богу, вам не придется в этом удостовериться. Наш герпетолог Вадим Бобровский будет при вас неотлучно. Завтра, думаю, вам лучше всего идти к ближнему лабазу над Кедровкой. Если повезет, снимете, как Толстый жрет мясо. Или еще кто-то из его родственников. Маршрут несложный…

Толстый — заслуженная и уже немного набившая оскомину звезда «Кедровой пади» — самый крупный и самый старый в заповеднике самец леопарда. Его, бывает, немного подкармливают: оставляют мясо на склонах сопок, чтобы операторы или фотографы, засев в палатках на специальных лабазах — деревянных настилах, пристроенных к крутым склонам, — могли запечатлеть зверя. Естественно, он к этому месту давно привык, знает, что ничто ему там не угрожает, и появляется часто. Впрочем, в самое последнее время «старик» что-то перестал приходить — возможно, умер по естественной причине.

Маршрут поначалу и вправду складывался не тяжело — вдоль русла реки Кедровой. Но вскоре от русла мы отклонились и, продираясь сквозь заросли реликтовой черной пихты, полезли прямо по ручью в направлении сопки Медвежьей. Леопарды ведь скалолазы, и искать их надо там, где покруче. Должен сказать, что человеку без альпинистского снаряжения или специальной спортивной подготовки лезть туда не стоит. То есть вверх, цепляясь за мох и кривые стволы, вы еще заберетесь. А обратно, не будучи леопардом, имеете шанс скатиться кубарем, что и сделал автор этой статьи.

Однако это, как выяснилось, было лишь началом моих злоключений. Ради съемки пейзажей, которые в Кедровке и вправду не знают себе равных, фотограф Лев Вейсман с Вадимом Бобровским решили еще раз влезть на ближайшую сопку. А мне, хромоногому, строго наказали ждать у лесничьей избушки на скамеечке с вырезанной охотничьим ножом надписью «Здесь пили Касьян и Владимир из Филипповки». Наказа я не выполнил. Один кружок вокруг избы, другой — пошире… В общем, неожиданно я понял, что совершенно не представляю, как вернуться. Вот и пришлось, словно зверю, устраиваться на ночлег в лесу поближе к воде — хоть какая-то прореха в сплошном массиве деревьев: если вдруг завтра станут искать с вертолета, легко найдут. Шансы встретить леопарда явно повышались. Ночью он часто спускается к воде караулить мелких копытных на водопое. А я — чем не копытное в своем нынешнем положении? К тому же «раненое».

К счастью, раньше леопарда меня нашел Бобровский. Описывать его оценку моей вылазки и 10-километровую дорогу домой через ночную тайгу, освещенную лишь экраном мобильного телефона, не стану. Скажу только, что на последней переправе я вдруг увидел, как над узкой лентой воды пролетела крупная бесшумная тень. Прямо с берега на берег, «арочкой».

 — Вадим, а это мог быть крупный зверь? — рискнул спросить я уже дома, все еще пристыженный.

 — Да что вы. Леопарда вы бы не увидели, если б он сам этого не захотел. Хотя… По тропе, которой мы возвращались, всегда ходят хором (по-дальневосточному «все вместе». — Прим. ред.). Хищники — это ж вам не люди, им границы не начерчены. Ни заповедные, ни государственные. Гуляют где хотят, и черта с два их заметишь. Часто потом по следам выясняется, что человек и зверь друг за другом по пятам ходили.

«Кедровая падь»: развитие событий

За время, прошедшее между экспедицией корреспондентов «Вокруг света» и подписанием номера в печать, ситуация здесь изменилась. «Кедровая падь» перешла официально из системы РАН в ведение Министерства природных ресурсов РФ. По новому Положению заповедника, он теперь отвечает за заказник «Леопардовый», сформированный из двух других — «Барсового» и «Борисовского плато». То есть несет ответственность за территорию в 10 раз большую, чем его собственная изначальная площадь. И это притом что у заказника нет ни собственной материальной базы, ни штата. Кроме того, в связи с кризисом и прочими бедами Минприроды сообщило, что не сможет выделить в этом году дополнительного финансирования для охраны заказника (а там одни только пожары наносят страшный урон). Ирина Маслова написала заявление об увольнении с поста директора по собственному желанию и ушла работать в Дальневосточное отделение РАН научным сотрудником, так как категорически не согласна с сутью реформ и стилем их проведения. В течение нескольких месяцев сотрудники «Кедровой пади» не получали зарплату. Часть коллектива подала заявления о невыходе на работу в связи с этой задержкой — согласно статье 379 Трудового кодекса РФ. Приостановлена оплата услуг связи и электроэнергии.

Когда-то пятнистый олень был самым распространенным копытным в Приморье. Теперь численность диких популяций сократилась. Зато во многих селах образовались своего рода фермы — за оградой на широкой территории пасутся «полудикие» стада Сervus nippon, при необходимости их подкармливают хозяева. Ну и туристам их показывают за умеренную плату

У последней черты

Иногда так получается и у людей, несмотря на отличную работу пограничников. Здесь, в Хасанском районе зарегистрирован случай, точнее, даже целая эпопея: китайский старик-корневщик (собиратель женьшеня) много лет нелегально ходил в Россию. И вот однажды ему не повезло — задрал его медведь. Российские пограничники нашли труп этого китайца и за отсутствием при нем документов на том же месте похоронили. А спустя несколько лет вот что вскрылось: жена старика каким-то образом прознала, где находится его могила, и так же нелегально раз пять «забиралась» в РФ у нее поплакать. В конце концов попалась — от нее эта удивительная история и известна. Чаще, конечно, бывает, что ловят нарушителей. Но мы, увы, забываем про еще одну возможность: это когда они не прячутся.

Утром 29 июля 1938 года в густом тумане на пограничный пост под командой лейтенанта Махалина, занимавший позиции на «спаренных» сопках — Безымянной и Заозерной, была совершена неожиданная атака со стороны государства Маньчжоу-Го. 150 японских солдат до самого вечера пытались взять высоты — горстка советских солдат защищалась и в итоге отбилась, хотя сам Махалин погиб. 31-го числа последовала новая попытка — уже с танками и артиллерией. В тот день укрепленный пограничный район пал. Несколько дней спустя по личному распоряжению наркома обороны Ворошилова сюда подтянулись общевойсковые резервы. Наша авиация принялась утюжить бомбами нашу же территорию, занятую японцами. «Самураи» отошли. К 11 августа все было кончено.

Сегодня на Заозерной тихо, как в утреннем саду. Простым туристам туда въезд закрыт — это последние метры российской земли, пограничная зона. Зато тот, кому все-таки посчастливится оказаться на вершине, может формально ступить одной ногой в КНР.

По вершине сопки бежит коротенькая дорожка. Бежит каких-нибудь метров 15, от пограничного столба к зияющему жерлу старого бункера. За дорожкой к югу — заграница, с севера — Россия. И вполне всерьез говорят, что китайские пограничники круглые сутки следят за перемещениями на этом тесном пятачке. Так ли? Разве увидишь снизу, кто и куда наступил наверху?

Иное дело сверху: сейчас передо мною открывается вид, едва ли много аналогов имеющий на свете. Три страны, «наслоенные друг на друга». Виден и китайско-корейский кордон, и рабочие поселки КНДР, и даже знаменитый мост Дружбы, конструкцией напоминающий Крымский в Москве. СССР и Северная Корея в свое время перебросили через Туманную этот тяжеловесный железнодорожный переезд (ни на машине, ни пешком пересечь мост нельзя), чтобы, так сказать, закрепить единство политического пространства. Теперь им пользуются редко, хотя такое бывает. Скажем, знаменитый «поездной» визит Ким Чен Ира в РФ в 2004 году начался и закончился именно на этой «Дружбе».

А там, дальше, еще каких-то 17 километров спокойного речного течения — зона ответственности пограничного отделения «Туманное» — и все: последние метры российской территории и всей Евразии тоже.

На стареньком грузовичке съездили мы на «край всех краев». Вот впереди ровно 50 метров черного вулканического песка — и воды реки сливаются с морскими. Здесь можно постоять на маленьком галечном холмике, понаблюдать за тем, как, резвясь, кефаль пиленгас перепрыгивает через узкую стремнину и плывет из России в Корею и обратно. Можно потрогать крест, который ребята из православной гимназии Владивостока установили в «наидальнейшей точке христианской земли». Что ни говори, при мысли об этой «наидальнейшей» и при том «триедином» виде, который отсюда открывается — два пологих бережка и безбрежная синяя гладь, — становится немного грустно: всему есть свой предел, даже России.

Но знаете, хорошее настроение можно вернуть себе, отъехав буквально на километр от пограничной зоны. Там, у въезда в Хасан, имеется Shop. По крайней мере именно так гласит вывеска. А в «шопе» продаются готовые салаты. И салаты эти — точно такого же ассортимента, запаха, консистенции и срока годности, что и в Москве, например на Таганке. И вот что я думаю, более того, вот в чем уверен: пока на всем пространстве от Калининграда до Приморья продаются у нас салаты, единообразные, как форма бойцов и офицеров-пограничников, наша страна не распадется, как боятся многие.

_{Фото Льва Вейсмана}

_{Материал опубликован в журнале «Вокруг света» № 12, декабрь 2009}