Флоренция: механика средневековой демократии

Флорентийская республика просуществовала триста лет, оставшись к началу XVI века последним островком свободы в Италии. Но плодами свободы могли воспользоваться лишь немногие. Гарантируя демократические свободы своим гражданам, Флоренция самым тираническим образом управляла подвластными ей городами, и в критический момент они оставили ее один на один с могучим внешним врагом.

В августе 1530 года во Флоренцию вошли войска императора Карла V и папы Климента VII. А вместе с ними вернулся и могущественный клан Медичи, который изгоняли из города уже трижды. Главой рода был сам папа Климент. Он и назначил покоренному городу синьора, даровав это звание Алессандро, незаконному сыну одного из Медичи (по слухам, самого Климента) от служанки-мулатки. Спустя два года император, желая услужить папе, сделал Алессандро герцогом. Блистательная Флорентийская республика, в течение трех столетий совершенствовавшая свои демократические институты, перестала существовать.

Первое поселение римских ветеранов на месте нынешней Флоренции было основано в 59 году до н. э., а в IV веке разросшийся город сделался резиденцией епископа. Но лишь в первой четверти XII века Флоренция стала коммуной — самоуправляющимся городом. Таких коммун в Европе тогда возникло немало. Неуклонно богатеющие горожане — ремесленники, торговцы — считали, что они прекрасно могут управлять городом сами, без всякого синьора, который только обирает их. Епископы и бароны пытались поставить зарвавшихся мастеровых на место, и кое-где им это удалось — но не в Италии. Здесь судьба благоволила горожанам. Северная и Центральная Италия были яблоком раздора между римскими папами и императорами Священной Римской империи — и города укрепляли свое положение, переходя на сторону то одного, то другого противника.

К середине XIII столетия итальянские коммуны добились полной свободы. Более того, соседние с городами замки дворян были разгромлены, а их хозяев заставили переселиться в город, где за ними легче было приглядывать. Правда, аристократы и здесь создавали немало хлопот: вместо замка каждый возводил себе башню, и, конечно же, она должна была быть самой высокой в округе. Некоторые из этих средневековых небоскребов достигали высоты 70 метров. Таким образом, борьба дворян и пополанов (так в Италии называли горожан) переместилась внутрь города. В большинстве коммун был найден компромисс: текущее управление городом осуществляли консулы, которых на древнеримский манер избирали на один год, а законодательную власть получил Совет коммуны — в него мог войти и богатый пополан, и дворянин. Но, как это обычно бывает с компромиссом, он не удовлетворял никого — почти во всех городах шли жаркие политические схватки между дворянами и пополанами (которые тоже не были едины: они делились на пополо грассо — «жирный народ» и пополо минуто — «тощий народ»). Кое-где победили дворяне — там республики превратились в монархии. В других городах верх одержали пополаны, и дворяне — уникальная для Средневековья ситуация — стали почти бесправными. Так произошло и во Флоренции.

Здесь в XIII веке разгорелась настоящая гражданская война между гибеллинами (сторонниками императора) и гвельфами (сторонниками папы). Знать в основном поддержала императора и некоторое время управляла городом, но в 1250 году дворянская армия была разгромлена гвельфами, и народ взял власть в свои руки. Правда, тогдашнее понимание народовластия сильно отличалось от современного. В условиях нынешней представительной демократии народ лишь выбирает, а управлением занимаются профессиональные политики. Средневековые итальянцы назвали бы такое устройство государства аристократическим. Для них демократия — это когда каждый сознательный гражданин принимает непосредственное участие в управлении. Во Флоренции политических прав были лишены наемные рабочие и женщины, но все мужчины-налогоплательщики являлись гражданами. На 50 000–100 000 горожан (население города в разные периоды было разным) полноправных граждан приходилось около 5000–8000 — не так и мало, если принять в расчет, что примерно половину населения составляли несовершеннолетние.

Когда одна партия приходила к власти, представителям другой приходилось покидать город. Нередко они подбивали соседних правителей напасть на Флоренцию, чтобы вернуть власть. Дабы воспрепятствовать образованию партий, флорентийцы свели к минимуму и другой привычный нам атрибут демократии — выборы, предпочтя ему жребий. Ко всему прочему при такой системе претендент на ту или иную должность не зависел от избирателей и ему не надо было кого-то подкупать.

В основе сложившейся во Флоренции в XIII веке политической системы лежало разделение города по территориальному признаку (на четыре квартала и шестнадцать районов), а его населения — по цеховому. Каждый купец и каждый ремесленник в Средние века был приписан к цеху, который объединял лиц одной профессии. Эта организация устанавливала правила и нормы производства и торговли, защищала мастера от конкурентов. Но во Флоренции цехи вдобавок к своим профессиональным функциям получили политические. А поскольку число цехов было строго ограничено, во Флоренции в рамках одного цеха объединялись представители не одной, а множества самых разных профессий. Всего насчитывалось семь старших цехов и четырнадцать младших — полноправный гражданин должен был состоять в одном из них. Поэтому многие аристократы, чтобы стать гражданами, отказывались от своего дворянства и записывались в цехи, к которым в реальности никакого отношения не имели. Дворянин Данте Алигьери вступил в цех врачей и аптекарей, а предки Никколо Макиавелли записались виноделами.

Власть по жребию

Высшая власть в городе принадлежала Синьории. Она состояла из восьми приоров (по двое от каждого из четырех кварталов), шестеро из которых должны были принадлежать к старшим цехам и двое — к младшим, и гонфалоньера (знаменосца) справедливости. После избрания девять руководителей, дабы домашние дела не отвлекали их от общественных обязанностей, переезжали во Дворец Синьории и жили там весь срок полномочий — два месяца.

В компетенцию Синьории входили практически все дела республики, от законодательных до судебных. Но решения она должна была принимать совместно с многочисленными вспомогательными магистратурами, из которых наиболее важными считались советы Двенадцати Добрых мужей (по три человека от каждого квартала) и Шестнадцати знаменосцев (по одному от каждого «знамени» — небольшого района, который выставлял свое воинское ополчение). Синьория и два этих совета (их называли Три Главных) избирались по жребию: из специальных кожаных сумок (у каждого совета своя), хранившихся в ризнице собора Санта-Кроче, прилюдно вынимались записки с именами кандидатов.

Теоретически в сумке должны были находиться записки с именами всех граждан города, за которыми не числилось недоимок. Но на самом деле решение, кто может быть избранным, а кто нет, принимала специальная комиссия, созывавшаяся раз в пять лет и состоявшая из членов Трех Главных, а также восьмидесяти человек, которых они избирали себе в помощь. Особо важная роль отводилась Шестнадцати знаменосцам, поскольку каждый из них хорошо знал жителей своего района. Решения комиссий были секретными, гражданин узнавал о том, что он имеет право быть избранным, только когда избрание уже совершалось, из сумки вытягивали записку с его именем.

Законы утверждались Советом коммуны (192 человека — по 40 пополанов и 8 дворян от каждого квартала), в котором главную роль играли представители старших цехов, и Советом народа (160 человек — по 10 пополанов от каждого района), две трети которого избирались от младших цехов. Таким образом, «жирный» и «тощий» народы уравновешивали друг друга. Кроме того, существовало множество специализированных коллегий (какие-то занимались налогами, какие-то — проверкой качества продукции пекарей, какие-то — лицензированием проституток). Сроки службы в большинстве из них были от трех до шести месяцев.

К ним стремились не только из чести, но и ради выгоды, ведь пребывание на том или ином посту можно было обратить себе на пользу (впрочем, не слишком усердствуя, поскольку через несколько месяцев приходилось уступать свое место другому). Когда же случался серьезный кризис, который требовал радикальных реформ, во Флоренции созывали «парламенто». Все граждане собирались на площади Синьории, выслушивали предложения об изменениях в законодательстве и криками выражали свое к ним отношение. Площадь охраняли вооруженные отряды, которые своим присутствием могли подсказать правильное решение. В особо тяжелых ситуациях на «парламенто» выбирали Балию — директорию, получавшую на некоторый срок диктаторские полномочия.

Судебная власть принадлежала подестá. На этот пост приглашали иностранного гражданина (как правило, на шестимесячный срок) с хорошей репутацией, юридическим образованием и военным отрядом — или хотя бы группой вооруженных слуг. В итальянских городах полагали, что лишь иностранец может выступить беспристрастным судьей во внутригородском споре.

От охлократии к олигархии

Противоречия между «жирным» и «тощим» народами несколько сгладились в середине XIV века, после того как в результате эпидемии чумы население Флоренции сократилось вдвое и у людей просто стало больше работы. Возникла даже нехватка рабочих рук. Флоренции пришлось пригласить массу наемных рабочих из других городов. Эти «гастарбайтеры» пополняли главным образом ряды чомпи (чомпи, или чесальщики шерсти, было общим названием всех мастеровых, занятых на грязных операциях). Если на первых порах Флоренция принимала рабочих с распростертыми объятиями, то в дальнейшем отношение к ним поменялось, что выразилось в ухудшении условий их труда. При этом возможности легально постоять за свои права у чомпи не было — ведь они не числились ни в одном из цехов. Наконец в июле 1378 года низы подняли бунт и добились создания трех новых цехов: чесальщиков шерсти, портных и красильщиков. Они же возвели в гонфалоньеры человека, вышедшего из их среды, — Микеле ди Ландо. Так было сформировано уникальное правительство, представлявшее абсолютно все классы общества. Правда, просуществовало оно всего месяц — «жирным» пополанам удалось переманить на свою сторону Микеле ди Ландо, и он помог расправиться с вожаками чомпи, после чего три новых цеха были ликвидированы.

В те же годы над республикой нависла внешняя угроза — со стороны Милана. Клан Висконти уже сто лет понемногу «собирал земли» вокруг города, и когда в 1378 году синьором Милана стал Джан Галеаццо Висконти, он решил, что пришло время покорить всю Северную Италию. Флорентийские интеллектуалы, осознав, что их демократии угрожает тирания Джангалеаццо, делали все возможное, чтобы идейно вооружить горожан против Милана. Победитель Голиафа библейский Давид стал главным символом свободолюбивой республики. Неслучайно его в разные периоды изваяли три великих флорентийских мастера: Донателло, Верроккьо, Микеланджело. Образованные флорентийцы стали увлекаться античностью, выискивая корни флорентийской демократии в афинской и римской. Парадоксальным образом как раз в период подъема демократических настроений во Флоренции установился олигархический режим клана Альбицци: «жирным» пополанам, опасавшимся как внешних, так и внутренних врагов, понадобилась сильная власть, пусть и при формальном сохранении демократических институтов.

Флоренция выстояла в борьбе с Миланом и утвердилась в осознании своей избранности. Более того, поняв, что выжить она может, только значительно усилившись, в частности за счет приобретения новых земель, она покорила своих соседей — Пистою, Ареццо, Вольтерру, Монтепульчано, а в 1406 году — давнюю соперницу Пизу. Эти завоевания обогатили «жирный» народ: торговые пошлины уменьшились, а конкуренты в захваченных городах были обложены тяжелыми поборами. Но «тощему» народу мало что доставалось с барского стола. Его недовольство правлением Альбицци, которые навязывали Синьории свою волю и игнорировали республиканские традиции, росло.

Паутина Медичи

Главным оппонентом семьи Альбицци стал банкир Козимо Медичи. Внешне человек обходительный, он разительно отличался от жесткого Ринальдо Альбицци. Козимо имел репутацию народного заступника, защитника традиционных свобод. Раздавая направо и налево деньги, он приобрел множество друзей. Ринальдо почувствовал опасность и в 1433 году добился изгнания банкира из города. Но уже на следующий год флорентийцы позвали Козимо назад. Вернувшись, тот добился созыва «парламенто», который объявил Альбицци вне закона. Из избирательных сумок были изъяты имена всех его сторонников — таким образом противники Медичи оказались отрезанными от выборных должностей.

Козимо заплатил налоговые недоимки многих флорентийцев, за что те, естественно, были ему благодарны, поскольку получили возможность избираться в магистратуры. Используя своих людей в Синьории, Козимо оказывал услуги самым разным людям, и постепенно во Флоренции не осталось почти никого, кто так или иначе не был бы ему чем-то обязан. Он никогда не претендовал на особое положение, всячески подчеркивая, что он лишь частное лицо, обычный флорентийский гражданин. Его сын Пьеро Подагрик, а потом и внук Лоренцо Великолепный унаследовали неформальный статус Козимо, который обеспечивал им решающее влияние на городские дела. Надо сказать, что Флоренция при них процветала. Кроме нее, к середине XV века в Италии осталось всего четыре сильных государства — Милан, Венеция, папский Рим и Неаполь. И хотя по площади Флорентийская республика была меньше их всех, соседи признавали за ней роль арбитра, чему весьма способствовали деньги и харизма Лоренцо Великолепного.

Впрочем, врагов у Лоренцо было достаточно. После заговора Пацци он, расправившись с его участниками, решил ужесточить контроль над городом. В 1480 году Лоренцо провел «парламенто», который назначил Балию из тридцати его ставленников. Они избрали еще сорок граждан — и создали Совет Семидесяти, который, в отличие от всех других коллегий, переизбирался лишь раз в пять лет. Ни одно важное государственное решение не принималось без согласия новой коллегии. Однако сам Лоренцо по-прежнему вел себя как частное лицо. Если в чем-то и проявлял амбиции синьора, то только в пышных празднествах, которые он устраивал для простого народа (иногда облагая для этого поборами верхушку «жирного» народа — оптиматов).

Мол, с севера придет великий король, «новый Кир», который все изменит. Но легкомысленная, процветающая под игом Медичи Флоренция, хоть и слушала монаха, не горела желанием следовать его наставлениям. Демократический дух на время покинул город.

Падение с двух стульев

Но в 1492 году Лоренцо умер во цвете лет, а его 20-летний сын Пьеро деликатностью отца не отличался. Флорентийцы быстро почувствовали, что он считает себя властелином города, а к горожанам — даже к оптиматам — относится как к своим подданным. Идея свободы внезапно стала в городе очень популярной. Возможно, Пьеро и удержался бы у власти, если бы не его провальная внешняя политика. В том же 1492 году обещанный Савонаролой «новый Кир» действительно собрался в Италию. Французский король Карл VIII затеял поход на Неаполь. Франция была традиционным союзником Флоренции, немало флорентийских купеческих контор имели филиалы в этой стране. Но Пьеро Медичи решил, что французы в Италию не сунутся и по этому можно, ничем не рискуя, обещать Неаполю помощь. Карла VIII же он заверял в любви и верности, но брать на себя какие-либо обязательства отказывался, хотя французам хватило бы и договора о нейтралитете. На двух стульях усидеть не удалось: в июне 1494 года служащие банка Медичи были высланы из Франции, а Карл VIII объявил Флорентийскую республику своим врагом. Пришлось готовиться к войне.

Французская армия, вступив на итальянскую землю, двигалась стремительно и к концу октября оказалась у ворот флорентийской крепости Сарцаны. Пьеро Медичи решил, что сопротивление бессмысленно. Он выехал навстречу Карлу VIII и 30 октября подписал договор, по которому республика передавала в руки французов пять ключевых крепостей (в том числе Пизу и Ливорно, обеспечивавших флорентийцам выход к морю) и выплачивала гигантскую контрибуцию в 200 000 дукатов.

Французы не ожидали от Пьеро такой сговорчивости — над ним потешался весь лагерь Карла VIII. Граждане Флоренции, напротив, пришли в бешенство, узнав, что юный Медичи, втянувший их в войну с традиционным союзником, ни с кем не посоветовавшись, позорно капитулировал. Горожане восстали, даже члены карманного Совета Семидесяти не все поддержали Пьеро, и клан Медичи был с позором изгнан из города. Текст с условиями, принятыми Пьеро Медичи, флорентийский оптимат Пьеро Каппони просто порвал, а на угрозу короля, что армия может затрубить в трубы, нахально отвечал: «Если вы затрубите в ваши трубы, то мы зазвоним в наши колокола!» 25 ноября 1494 года был подписан мирный договор. Карл VIII признал права республики и принял титул «охранителя свободы» Флоренции. Но городу все же пришлось раскошелиться, пусть и не на обещанные Пьеро 200 000 дукатов, а всего на 120. Да и флорентийские крепости остались в руках французской армии — король дал слово, что вернет их по окончании похода.

Под сенью большого совета

Уладив дела с французами, флорентийцы занялись реформой государственного управления. Пополаны стремились максимально демократизировать управление — и в этом их поддерживал Савонарола, почитавший свободу непременным условием морального обновления. Монах-доминиканец, не занимавший никакой официальной должности, стал к тому времени самым влиятельным лицом в городе. Свои проповеди он нередко посвящал политическим вопросам, и когда прихожане слышали из его уст, что сам Бог требует той или иной реформы, они свято этому верили.

В свою очередь, оптиматам нужна была олигархия, чтобы решать все вопросы управления городом в узком кругу. Но победил Савонарола. Место Совета коммуны и Совета народа занял Большой Совет. Учредили его в подражание венецианскому Большому Совету, но Венецианская республика была олигархической — с некоторых пор членство в ее Большом Совете передавалось по наследству. А в Совет Флорентийской республики входили все мужчины 29 лет и старше, аккуратно платящие налоги, при условии, что либо они сами, либо их предки до третьего колена избирались в одну из трех главных магистратур города. Таким образом, в число законодателей автоматически попадала как элита последних 60 лет, так и представители семей, отстраненных от власти или изгнанных Медичи.

В Большой Совет вошли примерно 3200 человек. Каждые три года в него должны были дополнительно зачисляться 60 человек. Новая магистратура получила верховную законодательную власть, а также стала высшей апелляционной инстанцией. Повестку дня для заседаний Большого Совета готовил Совет Восьмидесяти, избираемый на полгода. И, что особенно важно, был принят закон о запрещении впредь созывать «парламенто». Отныне, чтобы изменить государственное устройство республики, требовалось набрать 2/3 голосов Большого Совета. Флорентийцы вновь получили право носить оружие, отобранное при Лоренцо. А все приверженцы Медичи по инициативе Савонаролы получили амнистию. В своих проповедях монах называл флорентийцев новым избранным народом, призванным реформировать церковь и привести мир к спасению. И люди истово ему верили. Вчерашние прожигатели жизни, облачившись в лохмотья, участвовали в торжественных шествиях с пением религиозных гимнов. Французский король, благодаря которому в городе расцвела демократия, казался орудием Бога.

«Плаксы» против «бешеных»

Но первые восторги скоро угасли. Карл VIII покинул город. Несмотря на то что Флоренция выполнила все условия мира, крепости ей не вернули, более того, французы их продали врагам республики. Подвластные Флоренции города один за другим стали восставать, началась тяжелейшая война с Пизой. Граждан все чаще посещали сомнения: не слишком ли высока цена за свободу — распад государства? Пусть при Медичи свобод было меньше, зато державу все уважали! Но когда Пьеро Медичи в 1497 году со своим отрядом приблизился к стенам Флоренции, горожане ударили в набат, собрали ополчение и казнили тех, кто вел с Пьеро тайные переговоры.

Правительство пыталось балансировать между «тощим» и «жирным» народами. Оптиматы настаивали на том, что необходимо отказаться от жребия и выбирать новые коллегии голосованием, поскольку во власть попадают случайные люди, неспособные управлять городом. Выборы 1494 года прошли именно так, но это было вынужденной мерой: в сумках с прежних времен оставались только записки с именами сторонников Медичи, для их замены нужно было проводить общегородскую проверку, что требовало времени. Народ попроще требовал жребия — чтобы каждый получил право занимать любые государственные посты. Сам Савонарола, кстати, неожиданно поддержал оптиматов: «Признайся, ты хочешь жребия, потому что боишься, что тебя не выберут! — обратился он в одной из проповедей к воображаемому оппоненту. — Просто стань лучше — и тогда не придется бояться!» Видимо, монах считал, что его сторонники достаточно многочисленны и победа на выборах им обеспечена. Но к тому времени его духовный диктат сделался для многих горожан столь же невыносим, как и тирания Медичи, а призывы к церковной реформе портили отношения города с римским папой Александром VI. Савонаролу обвинили в создании политической партии. Все понимали, что в городе действуют по меньшей мере три партии (сторонников Медичи называли «Серыми», сторонников Савонаролы «Плаксами», а партию аристократов «Бешеными»), но это был удобный способ избавиться от популярного в народе монаха. В 1498-м Савонаролу признали еретиком и сожгли на костре.

Впрочем, за казнью творца новой республики принципиальных изменений в ее политическом устройстве не последовало. Оптиматы по-прежнему чувствовали себя неуютно, ведь народ мог простым большинством отклонить любое их предложение. Поэтому они решили укрепить свое положение, сделав пост гонфалоньера пожизненным. Большой Совет поддержал это предложение — все устали от политической неустойчивости, порождаемой необходимостью переизбирать правительство в полном составе каждые два месяца. В первом туре на пост гонфалоньера было выдвинуто около 200 кандидатов. Победил Пьеро Содерини, представитель одной из самых знатных семей города. Его избранию способствовало то, что он был немолод и бездетен, а значит, у него не могло возникнуть искушения передать власть по наследству.

Оптиматы надеялись, что новый гонфалоньер будет играть на их стороне. Но Содерини предпочел опираться на Большой Совет, в котором он быстро завоевал популярность — «лучшие люди города» оказались отодвинуты на второй план. Опираясь на союз с Францией, республика понемногу стала восстанавливать свое международное положение. Немало этому способствовал секретарь дипломатического ведомства — Никколо Макиавелли, ставший другом и ближайшим сотрудником Содерини. В таком виде республика просуществовала десять лет, с 1502 по 1512 год. Она вернула себе почти все потерянные земли, торговля ее расцвела, и все это при самом демократическом правлении. Однако достоинства республиканского строя Флоренции не могли оценить жители покоренных ею городов.

Имперское искушение

Беда в том, что это была демократия «только для своих». К участию в демократических процедурах не допускались женщины, городские низы, деревенские жители и население подвластных Флоренции городов. Власть тирана означала общее бесправие, но в этом бесправии флорентиец, пизанец или аретинец были равны. Власть же Большого Совета означала, что вместо одного тирана над пизанцем или аретинцем властвуют 3200 господ и что почти каждый флорентиец по определению имеет больше прав и привилегий, чем они.