Северное Приаралье. Так называют огромную территорию в Казахстане, прилегающую к Аральскому морю. Здесь на первозданной, не тронутой плугом земле обитают самые разные животные. Проработав зоологом более двух десятков лет, я изъездил Приаралье вдоль и поперек. Мне казалось, что знаю эту территорию, как свои пять пальцев.
Если бы меня спросили: «Есть ли там вулканы?», я бы, не задумываясь, ответил — нет. Однако позднее мне пришлось убедиться, что это не так. Вулканы в Приаралье встречаются. Но они совсем не похожи на те огнедышащие горы с конусовидными вершинами, изрыгающие с грохотом лаву и пепел... Коренное население — казахи — называют их миями, а ученые — гидровулканами. Мое знакомство с ними произошло так.
Наша экспедиция располагалась лагерем у солончака Тентяксор неподалеку от железнодорожной станции Тогуз. В тот погожий день каждый был занят своим делом. Я приводил в порядок полевые записи, ловцы ставили в поле капканы на грызунов, а свободный от работы шофер Иван Кузьмич Слюсарев отправился на охоту в заросли по берегу солончака.
Едва он отдалился от лагеря, как тут же наткнулся на звериной тропе на свежий помет и следы копыт кабана. Держа ружье на изготовку, охотник осторожно пошел по следу. Тропа привела его к куртине густого, залитого водой тростника. Он остановился и прислушался.
Из зарослей доносились шорохи и чавканье. Охотник решил выбрать такую позицию, с которой тропа могла бы просматриваться с обеих сторон. Неподалеку на ровном сухом месте возвышался бугорок, опоясанный узкой полоской зеленого тростника. «Удобное место для засады», — подумал он, направляясь к бугорку.
Но как только переступил границу тростника и оказался на краю бугра, земля под его ногами разверзлась и охотник, не успев сообразить, что произошло, рухнул в податливую жидкую грязь. К счастью, он успел ухватиться за стебли растения. Вцепившись в них одной рукой, опираясь другой на упавшее на землю ружье, он с трудом выкарабкался из чуть не засосавшей его трясины.
Из укрытия выскочил испуганный зверь и скрылся где-то в зарослях. Охотнику было не до преследования. Опасливо поглядывая на черное пятно грязи на месте провала, боясь хотя бы на шаг свернуть в сторону от своих следов, он поспешил в лагерь.
Перепуганного, в одежде, покрытой слоем еще не успевшей подсохнуть грязи, — таким я увидел Кузьмича, когда тот вернулся в лагерь.
— Что случилось? — спросил я.
Когда он рассказал, меня охватила тревога. Ребята-ловцы работают в поле, не дай Бог кто-нибудь из них попадет в такую яму.
Вооружившись для страховки длинными деревянными кольями от палатки, мы отправились осматривать злосчастное место.
Осторожно прощупывая почву под ногами, я подобрался к бугру и сунул в грязь кол. Щуп почти целиком погрузился на всю свою двухметровую длину. Мы привязали к нему еще один кол, но и удлиненный щуп, опустившись на три метра, так и не достиг дна.
Холодок прошел по спине при мысли о том, что, попав в такую пучину, человек может исчезнуть бесследно. Неподалеку, на сухой ровной поверхности возвышался другой, более крупный бугор. Шириной у основания более десяти шагов, высотой в рост человека, он был такой идеальной формы, что, казалось, создан не природой, а руками человека.
Бурый, лишенный растительности, покрытый сухим слоем растрескавшейся на солнце глины, он напоминал купол башни с черепичным покрытием.
Я подошел к бугру и, словно китобой, вонзил в него щуп-гарпун. В довершение сходства с живым существом, бугор шевельнулся. Под коркой сухого твердого покрытия оказалась жидкая сметанообразная грязевая масса.
Увлеченные своим занятием, мы не сразу заметили подскакавшего всадника. Это был чабан, пасший неподалеку отару овец. Осадив коня, он тут же забросал нас вопросами:
— Что вы здесь делаете? Что случилось? Чем помочь?
— Спасибо, все в порядке, — ответил я. Лицо чабана выражало явное недоумение.
— Тогда почему вы здесь? Сюда так просто не ходят...
Я рассказал о случившемся. Он сочувственно покачал головой;
— Опасное место. Бывает, забредет сюда какая-нибудь скотина — и поминай как звали. В прошлом году моя корова так и утонула в том мне, — и он показал рукой в сторону видневшегося вдали зеленого островка тростника.
— А что такое мий? — спросил Кузьмич. Чабан на минуту задумался, но, так и не вспомнив этого слова по-русски, перешел на язык жестов. Взглянув на испачканную грязью одежду Кузьмича, он постучал костяшками пальцев по лбу.
— За дурака, что ли, меня считает?! А за своей коровой не углядел! — вспылил тот.
— Не сердись зря! По всей вероятности, он имеет в виду слово «мозг».
— Мозг! Мозг! — обрадованно повторил чабан, довольный тем, что возникшее было неприятное недоразумение уладилось.
О том, что слово «мозг» может означать «трясина», я легко догадался потому, что в казахском языке многие названия часто происходят от слов, обозначающих части тела животных, предметов и явлений окружающей среды.
Мы попросили чабана показать тот мий, в котором утонула его корова. Он отвел коня, привязал его к кусту тамариска, и мы двинулись по тропе. Не успели приблизиться к мию, как впереди нас из тростника выскочил кабан-секач и с резвостью, удивительной для такого крупного животного, бросился наутек. Кузьмич сорвал с плеча ружье, но было уже поздно. Зверь успел удалиться на расстояние вне выстрела.
— Опятьушел! — досадовал Кузьмич, уверенный в том, что это был тот самый зверь, который недавно завел его в пропасть.
Секач бежал подобно лыжнику-слаломисту, резко огибая на пути какие-то препятствия. Мы долго провожали его глазами, пока он не скрылся в кустарнике на противоположном берегу солончака.
— Странно как-то бежал! — заметил я.
— Мии обегал, — пояснил чабан. Этот шошка («шошкй» по-казахски означает свинья, кабан) держится здесь один давно. Я его вижу издали, когда пасу скот на холме. Хитрый бестия! Не то что корова! Он тут все мии знает.
Мий, где погибла корова, оказался как две капли воды похожим на тот, в который угодил Кузьмич. Такой же предательски свободный от растительности бугорок с сухой, растрескавшейся поверхностью. На краю его лежали побелевшие от времени кости и череп верблюда. Чабан рассказал, что несколько лет назад этот верблюд завяз в грязи на самом краю трясины.
Пришедшим на помощь людям удалось с большим трудом вытащить, обвязав веревками, обессилевшее животное, но верблюд так ослаб, что, не поднявшись на ноги, тут же издох. Что касается коровы чабана, то от нее на месте гибели не осталось никаких следов.
— А много ли здесь еще миев? — спросил я чабана.
— Много. Все они находятся на солончаке. В открытой степи их нет, — ответил чабан.
Узнав об этом, я успокоился. Людям, работающим вдали от солончака, опасность не грозила.
К лагерю мы возвращались по хорошо проторенной звериной тропе, которой, судя по многочисленным следам, пользовались не только свиньи, но и волки, лисы, барсуки. Они придерживались знакомого пути неслучайно. В отличие от домашних, у диких животных в борьбе за существование выработалось обостренное чувство опасности, проявляющееся не только по отношению к человеку, но и коварным сюрпризам природы, которые они научились распознавать.
Уже после знакомства с миями на Тентяксоре я расспрашивал о них топографов, геологов, геоботаников. Но все эти люди, много ездившие, удивленно пожимали плечами. Переворошив все доступные литературные источники, я все же нашел сообщение о том, что еще в начале нашего века, путешествуя по среднеазиатской пустыне, академик В.А.Обручев обнаружил странные песчаные холмы с родниками на вершинах. Несмотря на то, что более подробных описаний этих объектов ученый не оставил, есть все основания предполагать, что это были мии.
Более подробные сведения о миях появились много лет спустя, когда началось осуществление абсурдной идеи переброски сибирских рек в засушливые районы Средней Азии и Казахстана. Одна из специальных гидрологических экспедиций, работавшая в Приаральских Каракумах, обнаружила мии в районе впадины Мынбулак, впервые дав им научное название — гидровулканы.
Гидровулканы внешне не всегда похожи друг на друга. В отличие от бугристых миев, некоторые гидровулканы не сразу даже удается обнаружить. Там, где слабосоленые и пресные воды выходят на поверхность под небольшим напором, кратер, находящийся на поверхности земли, бывает почти незаметен, часто скрываясь под островками зеленого тростника.
Отмершие корни и стебли этого растения превращаются в гати, способные удерживать не только человека, но и крупное животное. В сухой пустыне такие места — хорошее укрытие для зверей, особенно кабанов, охотно поедающих корни и зеленые стебли тростника.
В кратерах с крепкосоленой водой, не пригодной для растительности, образуются озерки.
Сходство гидровулканов с обычными, конечно, условное. Происхождение их связано с гидродинамическими силами — напором грунтовых вод, в то время как обычные вулканы существуют за счет происходящих в глубине земли геохимических процессов, сопровождающихся теплом. Поэтому-то вода из наиболее похожих на гидровулканы гейзеров — горячая, в то время как в гидровулканах она всегда холодная.
Гидровулканы трудно назвать полезными природными образованиями. Из-за них без толку пропадает большое количество драгоценной в пустыне воды. При ее испарении поверхность земли осолоняется, и пространство вокруг миев превращается в бесплодные солончаки.
В Северном Приаралье Тентяксор остается пока единственным местом, где есть активно действующие гидровулканы. Не исключено, что они могут существовать и в других частях этого обширного региона, но в пассивном состоянии. Наиболее вероятно, район, где они могут быть, — вдающийся в Аральское море полуостров Куланды. Именно там в начале 80-х годов мы обнаружили несколько мест, где земля буквально колышется под ногами.
Гидровулканы пока еще не обозначены даже на крупномасштабных картах. Поэтому, оказавшись в пустыне, нужно всегда помнить об их существовании.
Владимир Гарбузов
