В 1861 году российское крестьянство освободилось от уз крепостничества. Инициатором грандиозной по масштабам реформы выступил император Александр II, у которого было много причин для принятия решения об отмене крепостного права. О том, как и почему в России отменили крепостное право — в материале «Вокруг света».
- Источник:
- CBW / Alamy via Legion Media
Важнейшую проблему российской жизни конца XVIII — первой половины XIX века составляло бросающееся в глаза противоречие: с одной стороны, необходимость отмены крепостного права в стране очевидно назревала, с другой — провести это радикальное преобразование здесь было некому.
О том, что крепостное право есть зло, писал еще Радищев в конце XVIII века, обосновывая свое убеждение с позиций, которые сейчас бы назвали «гуманитарными». Подобные взгляды постепенно распространялись в той крайне малочисленной части дворянского общества, которую позднее Александр Герцен справедливо назвал «образованным меньшинством».
К середине XIX века сторонники реформ были представлены ничтожной кучкой членов славянофильского и западнического кружков в столицах и оригиналами-одиночками, рассеянными по просторам провинциальной России. «Благородное» же сословие в целом прекрасно сознавало, что все его материальное благополучие и политическое влияние зиждились именно на крепостничестве.
С другой стороны, о необходимости если и не полной отмены, то серьезного смягчения крепостных отношений начинали задумываться представители верховной власти. При этом у государей, особенно у Николая Павловича, на первый план стала выходить экономическая составляющая крепостного вопроса: становилось все яснее, что хозяйственная система, основывающаяся на принудительном труде, в XIX веке начинала тормозить развитие самого хозяйства. С высоты престола это, очевидно, было заметно особенно хорошо.
Николаевский застой
Но в крепостной, николаевской России жилось так тихо, так спокойно… К середине XIX века в стране наконец-то был наведен порядок — благодаря строго централизованной системе управления, в основание которой были положены те же крепостные отношения.
Эта система имела три уровня власти: высший, центральный — царь с министрами; средний, губернский — губернатор со своим штатом чиновников; низший, уездный — городничий в городе и капитан-исправник за его пределами. А ниже — был помещик… «У меня сто тысяч даровых полицмейстеров», — говаривал Николай I и мог бы сказать то же о судьях и сборщиках податей…
- Источник:
- Wikimedia Commons
Действительно, уже с середины XVIII века помещик стал выполнять функции дарового агента власти по отношению к своим крепостным: поддерживал порядок, разбирал хозяйственные и семейные тяжбы, взимал подати в пользу государства. Отмена или даже смягчение крепостного права грозили, с одной стороны, разрушить этот надежный фундамент системы управления, а с другой — поссорить верховную власть с помещиками, которых она привычно воспринимала как свою единственную, по-настоящему надежную опору.
Неудивительно, что Николай I, который, несомненно, понимал, что крепостной строй совершенно бесперспективен, сделал все же решительный выбор в пользу тишины и покоя. Именно в его царствование была разработана и взята на вооружение теория «официальной народности» — идеология, провозглашавшая существующее положение вещей идеальным для русского народа. Утвердившись на этих принципах, Николай I заведомо отказывался от любых серьезных преобразований.
В результате вопрос решался в пользу помещика и чиновника, благоденствующих персонажей того времени, тех, кому на Руси взаправду было жить хорошо… За исключением же этой крепкой связки действующих лиц остальное население России было безгласно, невежественно, лишено политического смысла и влиять на решение принципиально важных государственных вопросов никак не могло.
Даже пугачевщина к середине XIX века стала уже забываться: конечно, волнения, убийства помещиков и поджоги усадеб случались, но все эти проявления недовольства носили локальный характер, и власть с помощью своих хорошо отлаженных структур, как правило, быстро и умело их подавляла…
Таким образом, реформы, объективно востребованные страной — прежде всего отмена крепостного права, — не интересовали в России почти никого.
НАЧАЛО
Через не хочу
Свидетельством медленного, но верного поворота государственной политики — от целенаправленного закрепощения крестьян к поискам выхода из крепостного застоя — явились царские указы, пусть немногочисленные и не вполне последовательные: манифест «О трехдневной барщине» Павла I (1797), указ «О вольных хлебопашцах» Александра I (1803), нормировка барщины и оброка в ходе инвентарной реформы Николая I (1847)…
Последний, стремясь исподволь нащупать путь к смягчению крепостного права, за свое тридцатилетнее царствование создал 10 комитетов для обсуждения этого вопроса — ни один из них не дал сколько-нибудь заметного результата.
Встряска
Ситуацию резко изменила Крымская война. Общая техническая отсталость России от передовых стран Запада, мало кому заметная в мирное время, в этой войне проявилась со всей очевидностью. Еще сравнительно недавно русская армия по вооружению не уступала наполеоновской, безусловно, лучшей в мире, и сражалась с ней на равных, более того, побеждала ее! Однако это осталось в прошлом.
- Источник:
- Lumaca, CC BY-SA 4.0, via Wikimedia Commons
В 1850-х годах Россия заведомо проигрывала своим противникам — Англии и Франции — и на море, и на суше. Великолепно обученным экипажам черноморского флота пришлось топить свои корабли у входа в Севастопольскую бухту — выдержать бой с пароходами союзников русские парусные корабли не могли по определению: не та скорость, не та маневренность. Артиллерия и особенно стрелковое оружие заметно уступали западным по дальности и меткости стрельбы.
У союзников в Крыму, за тридевять земель от Западной Европы, были огромные проблемы со снабжением своих армий. И все же они справлялись с этим лучше, чем действовавшее на своей родной земле русское командование — железная дорога в России к этому времени, по большому счету, была всего одна (Петербург — Москва), шоссейных было мало, а обычные грунтовые дороги значительную часть года представляли собой топь непролазную. И так далее, и тому подобное…
Зияющий провал в несколько десятилетий стал очевиден — в него уложилось все николаевское царствование: в то время как Европа бурно развивалась, Россия топталась на месте. И современникам становилось все яснее, что коренной причиной этой роковой для страны отсталости был именно тот «образцовый» самодержавно-крепостнический порядок, который официальные идеологи полагали для России идеальным: напряжение военного времени буквально выдавило на поверхность все пороки николаевской системы управления, до того, может быть, не столь заметные. Главным из них, очевидно, было совершенно формальное отношение российского чиновника к делу, очень органично сочетавшееся с неудержимым, хищническим мздоимством.
Все это буквально било в глаза, оскорбляло патриотические чувства, которые так заботливо пестовались в николаевскую эпоху, порождая самые серьезные опасения за будущее страны. Необходимо было срочно становиться другими, меняться — и россияне начали меняться.
ПОРЯДОК
Снабжение армии
Оборона Севастополя показала, насколько сильна частная инициатива. Казенные поставки провианта опаздывали на многие месяцы. Министры ссылались на большие объемы перевозок и плохие дороги. А купцы по тем же дорогам привозили и хлеб, и гаванские сигары. Платили в осажденном городе хорошо, так что русские солдаты и офицеры покупали за свой счет еду и даже нарезное оружие. Правда, кассиры говорили, что денег на всех не хватает и при выдаче жалованья открыто брали себе «процент».
Севастополь, наверное, можно было бы отстоять, если бы «частным лицам» было дозволено заняться подвозом пороха и боеприпасов. Однако это была прерогатива интендантов. Оттого русская артиллерия отвечала одним выстрелом на три вражеских, а солдаты ходили на нейтральную полосу «по ягоду», то есть собирать стреляные пули неприятеля.
Необходимость перемен
Поначалу, конечно же, господствовали эмоции. Получив известие о смерти Николая I, которого Крымская война буквально сгубила (погруженный в связанные с ней переживания, он не обратил внимания на полученную на плацу простуду, и та переросла в тяжелейшую пневмонию, от которой государь так и не оправился), славянофил Алексей Хомяков написал в частном письме: «Что бы ни было, а будет уже не то».
- Источник:
- Wikimedia Commons
Однако, надо заметить, изменилось лишь общее настроение — но не соотношение сил сторонников и противников крепостного права. Эмоции, порожденные поражением в Крымской войне, выражались в бесконечных пересудах и носили сугубо частный характер, так что крепостники могли быть относительно спокойны. Ожидание перемен становилось все напряженнее, но страна по-прежнему находилась в ступоре, и вывести из этого состояния ее могла лишь верховная власть.
Между тем на нового царя Александра II особых надежд в отношении реформ возлагать, казалось бы, не приходилось. Александр Николаевич взошел на престол в 36-летнем возрасте, то есть зрелым человеком, с вполне сформировавшимися убеждениями. Достаточно сказать, что убеждения эти формировались под мощным влиянием отца, которого Александр всегда искренне почитал, видя в нем единственный образец для подражания. В государственных делах еще при жизни императора Николая Александр проявлял себя как человек очень консервативный.
Но по характеру Александр был совершенно не похож на отца. И на первый взгляд сравнение здесь было совсем не в его пользу. Уже современники отмечали, что новый царь не обладал твердостью и последовательностью Николая I, не имел столь сильной воли, был скорее уступчив, чем настойчив. И вроде бы в последовательные реформаторы поэтому не годился…
Но Александр II был более восприимчив, чем его твердокаменный отец, более открыт миру, более пластичен. Именно этих качеств требовала эпоха перемен от главы государства. При этом надо иметь в виду, что Александр II обладал еще одним качеством, безусловно позитивным: царь был человеком чрезвычайно ответственным. В этом, видимо, он даже превосходил Николая I, для которого очень многое значили поза, впечатление, им производимое, и тому подобная бутафория. Все это нередко затмевает суть дела. Для Александра же Николаевича суть всегда была на первом плане.
СОСТРАДАНИЕ
Встреча двух хирургов
Сохранилась запись свидетеля трогательной беседы Александра II и только что вернувшегося из Крыма знаменитого хирурга Николая Пирогова. Великий врач со свойственной ему прямотой и резкостью говорил о тех чудовищных злоупотреблениях, с которыми ему пришлось столкнуться в Севастополе. «Государь не верил, выходил из себя и говорил: „Неправда, не может быть!“ — и возвышал голос. А Пирогов, также возвысив голос, отвечал: „Правда, Государь, когда я сам это видел!“ — „Это ужасно!“ — воскликнул, наконец, царь и едва удержался от слез…»
- Источник:
- Lumaca, CC BY-SA 4.0, via Wikimedia Commons
Царь здесь ведет себя совсем не по-николаевски, без свойственной умершему царю величественной монументальности. Очевидная искренность Александра II, его способность вести разговор на равных, непосредственность реакции — все это в какой-то степени объясняет, почему ему удалось разобраться в ситуации и дать ход реформам.
Царь-реформатор
Хорошо известно, что Александр II искренне и глубоко переживал события, сопутствовавшие его восхождению на трон. Его потрясла преждевременная смерть отца, успевшего сказать ему напоследок: «Сдаю тебе команду не в полном порядке…» Что это именно так и есть, Александр II убедился сразу же, вникнув в проблемы, связанные с ходом войны, и столкнувшись с теми вопиющими безобразиями, о которых писалось выше.
Подробности внутренней, духовной работы Александра II от нас в значительной степени скрыты. Но очевидно, что царь на удивление быстро сумел сделать единственный правильный вывод из того, что он узнал и увидел в первые месяцы своего царствования: он стал решительным сторонником отмены крепостного права, увидев в нем главную причину всех российских бед.
При этом речь ни в коем случае не шла о каком-то чудесном перерождении царя в последовательного либерала, сторонника широких преобразований. Нет, он по-прежнему оставался самодержцем не только по своему положению, но и по своей сути, в целом сохранял свой общий консервативный настрой, и любые серьезные перемены были в принципе ему неприятны. И тем не менее он осознавал насущную необходимость реформ. Такой позиции, конечно же, не хватало цельности, она была чревата разнообразными осложнениями в будущем, и все-таки это было начало прорыва.
Но только самое начало. Решившись на отмену крепостного права, царь понятия не имел, как именно будет это делать: очевидно, что никогда раньше он всерьез об этом не задумывался. Никакой, даже самой общей, программы действий у него не было, и посоветоваться было почти не с кем: Александра II окружали сановники, доставшиеся ему в наследство от отца, то есть в лучшем случае более или менее дельные исполнители «высочайших предначертаний». Подвигнуть их на какую бы то ни было умственную работу, касающуюся реформ, было практически невозможно.
Миссия Лёвшина
Сначала Александр II попытался действовать в духе своего обожаемого отца: очередной Секретный комитет по крестьянскому вопросу был создан им в 1857 году. В этом комитете заседали отборные сановники, сделавшие карьеру в николаевские времена, во главе с недавним шефом жандармов Алексеем Орловым. Все было как при покойном царе, включая и полное отсутствие серьезных результатов.
К чести Александра II, он очень быстро понял полную бесперспективность секретных действий. Царь изначально не хотел решать крепостной вопрос исключительно сверху, то есть чисто бюрократическим путем. Так же как и его отец, Александр II в этой ситуации с опасением посматривал на одну из главных заинтересованных сторон — поместное дворянство. Одним из самых заветных желаний царя было наладить с этой серьезной социальной силой контакт, инициировать какое-то подобие сотрудничества с ней.
- Источник:
- Franz Krüger, Public domain, via Wikimedia Commons
Осуществлению этой цели была посвящена так называемая «миссия Лёвшина» — конечно же, секретная. Алексею Лёвшину, товарищу министра внутренних дел, было поручено провести негласные переговоры с предводителями губернских дворянских собраний, съехавшимися в Москву летом 1856 года на коронацию Александра II. От них требовалось всего-то-навсего обращение к верховной власти с любым, пусть и самым невнятным, предложением — как «улучшить положение крестьянства». Нужна была хоть какая-то зацепка.
Однако предводители разочаровали царя. Товарищ министра докладывал о явном нежелании этих людей, реально представлявших интересы помещиков своих губерний, вступать в переговоры с властью по такому щекотливому вопросу.
Все они в ответ на настойчивое предложение Лёвшина не упрямиться и проявить добрую волю реагировали в общем-то схоже: кто был предельно уклончив, кто отделывался общими фразами, кто мямлил что-то невнятное. Общий же смысл их заявлений сводился примерно к следующему: «Делайте, что хотите, власть ваша, мы люди подневольные, но сами голову на плаху не положим».
СТАТИСТИКА
Русское крепостничество
В 1858 году крепостные крестьяне составляли 37% населения империи (23,1 млн человек из 62,5 млн)
Гласность
Впрочем, в той ситуации, которая сложилась в стране к концу Крымской войны, большинство представителей «благородного сословия» наверняка не рискнули бы так откровенно проигнорировать вопрос об улучшении положения трудовой крестьянской массы, если бы он был задан им гласно, открыто. Традиционная секретность, неизменно сопровождавшая любое критическое обсуждение крепостничества, служила отличным прикрытием для крепостников любого толка — будь то высшие сановники, искушенные в бюрократических интригах, или простые поместные хозяева.
Может быть, главное достоинство Александра-реформатора именно в том и заключалось, что он вовремя понял: прежде чем начинать какие бы то ни было реформы, нужно создать для них соответствующие условия. То подспудное ощущение необходимости и неизбежности перемен, которое охватило в это время самые разные слои населения, следовало вывести на поверхность, легализовать, позволить ему выразиться в свободной дискуссии, обмене мнениями. Только так можно было дать ход процессу преобразований, сделать его необратимым.
Первый, пусть робкий, но тем не менее очень важный шаг на этом пути царь сделал, приняв совет и помощь от «чужих» — от представителей того самого «образованного меньшинства», которых так не любил и презирал его отец и с которыми сам Александр до поры до времени не имел никаких дел.
Уже с первых дней царствования на его имя начинают поступать записки, содержавшие критику существующего положения вещей, проекты, связанные с грядущими переменами и прежде всего с отменой крепостного права. Пишут их люди очень авторитетные в общественной среде: славянофилы Алексей Хомяков, Константин Аксаков, Александр Кошелев; западники Константин Кавелин, Борис Чичерин. Эти послания позволили царю выйти за пределы привычных бюрократических воззрений, познакомиться с новой для него точкой зрения, увидеть страну в новом, неожиданном ракурсе.
Почти сразу же после восшествия на престол Александра II меняется отношение власти к периодической печати. Прежде всего появилась до того практически отсутствовавшая возможность открыть новый журнал (Николай I, который держал это дело под своим личным контролем, на соответствующих прошениях накладывал, как правило, одну и ту же резолюцию: «И без того слишком много»).
Теперь же, в 1856–1857 годах, с удивительной легкостью дозволяются новые периодические издания, из которых особо стоит выделить органы идейных кружков — западнический «Русский вестник», издававшийся Михаилом Катковым, и славянофильскую «Русскую беседу» Александра Кошелева. Все большую популярность приобретают и старые, хорошо знакомые читателю журналы — «Современник», «Отечественные записки», «Библиотека для чтения».
- Источник:
- Wikimedia Commons
- Источник:
- Wikimedia Commons
Буквально на глазах слабеет цензурный надзор. Правда, вплоть до 1857 года в печати запрещалось обсуждать крепостной вопрос, но зато никто не запрещал обличать то, что можно условно назвать порождением крепостничества: произвол, беззаконие, унижение личного достоинства…
Именно в это время начинает складываться выросшая из журналов обличительная литература, привлекавшая к себе все большее внимание читателей. Конечно же, в русской подцензурной печати эта небывалая раньше свобода имела свои пределы. Но с 1856 года в России все большее распространение получают издания базировавшейся в Лондоне Вольной типографии Александра Герцена «Полярная звезда», затем «Колокол».
И вот тут уже обличать крепостничество и призывать к реформам можно было в открытую. Хотя издания Герцена распространяются в России нелегально, происходит это удивительно легко и почти не встречает сопротивления со стороны властей. Да и сам государь император не скрывает, что читает «Колокол» с большой пользой для себя. Притом что в образованной среде хватало противников крестьянской реформы, в русской периодике практически не было открытых и последовательных выступлений в защиту крепостных отношений. Быть крепостником в России становилось небезопасно.
Начало новой эпохи
В атмосфере все большей гласности особое значение приобретали шаги, которые делал сам царь. Отметим только два из них.
В 1856 году, накануне коронации, Александр II приехал в Москву и по настоянию московского генерал-губернатора графа Арсения Андреевича Закревского держал речь перед представителями московского дворянства. Закревский, сам принадлежавший к помещикам того типа, которым право владения крепостными представлялось столь же естественным, как и право есть, пить и дышать, просил царя успокоить дворян, встревоженных «нелепыми слухами».
Царь вроде начал успокаивать, однако закончил свою речь так: «Но, конечно, вы и сами понимаете, что существующий порядок владения душами не может оставаться неизменным. Лучше начать уничтожать крепостное право сверху, нежели ожидать времени, когда оно начнет само уничтожаться снизу. Прошу вас, господа, обдумать, как привести все это в исполнение. Передайте мои слова дворянам для соображения».
Именно с речи Александра II перед московским дворянством и начинается, собственно говоря, эпоха Великих реформ. Второй важный шаг царь сделал в следующем, 1857 году, с блеском продемонстрировав свое умение использовать гласность в интересах дела. Надо сказать, что после неудачной «миссии Лёвшина» царь не оставил надежд раскачать помещиков на какое-либо движение в сторону крестьянской реформы. Вместо незадачливого Лёвшина «дворянскую проблему» должны были решать теперь представители власти в губерниях, которым вменялось в обязанность нажимать на «своих» помещиков, гнать их в нужном направлении.
Наконец, генерал-губернатор Виленский, Ковенский и Гродненский Владимир Назимов, администратор весьма жесткий и настойчивый, буквально вынудил подвластных ему помещиков совершить столь желаемое царем действо: обратиться к нему с просьбой дозволить им «усовершенствовать» свои отношения с крепостными. Царь дозволил.
20 ноября 1857 года Александр II подписал рескрипт на имя Назимова, в котором виленским, ковенским и гродненским дворянам-помещикам предлагалось создать в своих губерниях выборные комитеты. Члены этих комитетов должны были обсудить, на каких условиях они готовы освободить своих крепостных, и подготовить соответствующий проект для своей губернии.
Само по себе это было событием важным, но не решающим. В конце концов, дело пока что касалось окраинных западных губерний, населенных не русскими, а литовцами и белорусами. Существовала опасность, что проведенные здесь реформы могут оказаться совершенно нечувствительными для основной части Российской империи — как случилось еще при Александре I, когда крепостное право отменили в соседних Лифляндии и Эстляндии. Так что принципиально важен был не столько сам рескрипт, сколько то, что он был тут же опубликован в печати.
Это была инициатива самого царя, которого окружавшие его крепостники всячески пытались удержать от такого шага — их пугала именно публикация рескрипта. И можно понять почему: после нее дело освобождения крестьян приняло наконец практическое направление.
Прошло совсем немного времени, и те самые предводители, которые недавно даже слышать не хотели о крестьянской реформе, один за другим начали подавать прошения на царское имя: от лица предводимых ими помещиков они просили государя императора позволить им создать в своих губерниях комитеты по образцу виленского, ковенского и гродненского.
Верховная власть, публично заявив о начале реальной работы над подготовкой реформы, не оставила им другого выбора. Было очевидно: откажешься обсуждать и составлять проект — реформу спустят сверху. Предложенная правительством процедура подготовки отмены крепостного права позволяла, по крайней мере отчасти, контролировать этот процесс и постараться урвать себе кусок пожирнее.
Через несколько месяцев после публикации рескрипта губернские комитеты заработали по всей России — колесо истории пришло в движение, пусть и с характерным для него скрипом…
Материал опубликован в журнале «Вокруг света» № 2, февраль 2011, частично обновлен в июне 2024
