Импорт завоевателей: как удачная акклиматизация животных приводит к печальным результатам

Как уже рассказывал «Вокруг света», попытки переселения диких животных в новые для них регионы чаще всего терпят фиаско. Принцип конкурентного вытеснения в начале 1930-х годов сформулировал московский биолог Георгий Гаузе, экспериментируя с разными видами инфузорий-туфелек.

Все выбранные им для опытов виды прекрасно росли порознь в лабораторных сосудах, питаясь бактериями и клетками дрожжей. Но когда Гаузе попытался вырастить в одной емкости «хвостатых» и «золотистых» инфузорий, численность последних после недолгого роста начала падать, и вскоре туфельки этого вида полностью исчезли. Ученый, которому тогда было немногим больше 20 лет, сделал вывод: два вида не могут стабильно занимать одну и ту же экологическую нишу в одной и той же экосистеме.

Этот тезис, получивший название «принцип Гаузе», прочно утвердился в мировой теоретической экологии. Он потом неоднократно подтверждался и в природе. Одной из иллюстраций к нему может служить история акклиматизации американской норки.

Американские норки в СССР

Первых животных завезли в СССР в 1923 году для разведения на зверофермах. А с 1928-го начинается целенаправленный выпуск американской норки в природу: сначала в Сибири и на Дальнем Востоке, а с 1932 года — и в европейской части страны.

Всего в 1928–1970 годах на огромной территории от Балтийского моря до Японского и от Чукотки до Закавказья было расселено почти 19 000 зверьков. Кроме того, некоторое их количество попало в природу, сбежав со звероферм. Не все попытки оказались успешными: пришельцы не прижились ни в горах Киргизии, ни в болотах Западной Сибири. Однако к началу 1960-х годов размножившиеся американские норки уже образовали несколько крупных очагов. И везде, где появлялась устойчивая популяция американской норки, исчезал европейский вид.

Оказалось, что американские норки крупнее, сильнее, легче переносят соседство с человеком. Вдобавок у них нашлось «оружие», позволяющее прямо подавлять конкурента: самцы американских норок способны спариваться с самками европейских. Зачатые в результате таких межвидовых романов эмбрионы через некоторое время рассасываются, а увлекшиеся заморскими кавалерами «европейки» в результате на целый сезон выбывают из размножения, в то время как «американки» успешно вынашивают потомство.

К настоящему времени пришельцы из Нового Света уже вытеснили исконных обитателей в целом ряде регионов и продолжают расширять свои владения. И никто пока не придумал, как предотвратить их полное исчезновение.

Конечно, советские зоологи, приступая к акклиматизации американской норки, еще не могли знать о выводах Гаузе. Но они вполне могли бы учесть опыт вселения на Британские острова американской серой (каролинской) белки.

Серые белки в Великобритании

В 1876 году этот грызун был выпущен в графстве Чешир, а в последующие десятилетия — еще в нескольких районах южной Англии. Серые белки начали быстро расселяться на новой родине. И в полном соответствии с еще не открытым принципом Гаузе везде удавалось им закрепиться, а обычные для европейских лесов рыжие белки исчезли.

В Британии наступление серой белки было признано бедствием. В 1931 году правительство страны запустило общенациональную кампанию по их истреблению. Заморским грызунам была объявлена тотальная война, для их уничтожения применялись отстрел, западни, отравленные приманки, разорение гнезд. Принятые меры не смогли остановить наступление чужаков, к 1952 году они захватили большую часть английских лесов, проникли в Шотландию и Ирландию.

Правда, в последние годы у еще уцелевших британских рыжих белок появился шанс на выживание: выяснилось, что экологические ниши двух видов совпадают все-таки не полностью — серые белки не умеют питаться семенами хвойных растений. Начатый в середине 1990-х годов эксперимент в Уэльсе показал, что масштабные посадки хвойных пород могут стабилизировать численность рыжих белок. Сегодня британские лесники сажают по всей стране ели и сосны, особо стараясь огородить хвойными барьерами те районы, куда не успели проникнуть серые захватчики.

Кролики в Австралии

Пожалуй, ни один рассказ о непредвиденных последствиях акклиматизации не обходится без упоминания кроликов, наводнивших Австралию. Первые известные случаи выпуска европейского кролика на пятом континенте относятся еще к 1787 году. К концу XIX века кролики заполонили почти всю страну, за исключением влажных тропиков на севере.

Милый зверек превратился чуть ли не в главную угрозу основной отрасли экономики страны — овцеводству. Продуктивность пастбищ катастрофически снижалась, к тому же овцы то и дело ломали ноги в бесчисленных кроличьих норах. Люди пустили в ход против собственных недавних протеже все приемы и способы истребления: массовые облавы, искусственные палы, ловушки, отраву…

В начале ХХ века еще не охваченные длинноухим бедствием районы пытались даже защитить системой изгородей из проволочной сетки. Самый длинный из таких заборов тянулся на 2150 км, а общая их длина превышала 11 000 км. Но для роющих зверьков они не представляли сколько-нибудь серьезной преграды.

Переломить ситуацию удалось только в 1950 году, применив против кроликов настоящее оружие массового поражения — вирусную инфекцию миксоматоз. За два-три года кроличье население Австралии сократилось впятеро, а в некоторых районах смертность достигала 99,5%. И хотя эффективность чудо-оружия быстро упала (вирус стремительно эволюционировал в сторону снижения смертоносности), «сдувшуюся» популяцию зверьков в дальнейшем уже можно было регулировать.

Борьба с кроликами широко известна, но акцент в ней почти всегда делается на огромном уроне для экономики. Обычно кроликов обвиняют в чрезмерном поедании травы: травяные ландшафты Австралии не приспособлены к постоянной «стрижке» и быстро деградируют. А без них тонкий (да к тому же изрытый кроличьими норами) плодородный слой почвы легко выдувается ветрами и уносится водными потоками.

Но весьма вероятно, что кролики пострадали за чужие грехи. Точно такое же действие оказывает на травяные сообщества перевыпас домашнего скота. Накануне и во время «кроличьих войн» поголовье скота в Австралии росло лавинообразно, и каждый скотовод сам решал, сколько коров и овец ему держать на имеющейся площади. Ну а то, что при истощении любого ресурса живущие за счет его люди ищут виноватых где угодно, кроме зеркала, — феномен известный.

Австралийские фермеры ничего принципиально нового не придумали. И прежде канадские охотники-трапперы уверяли свои власти, что всех карибу перерезали волки, а беломорские рыбаки — что всю треску и селедку съел гренландский тюлень…

Сказанное не означает, что кролики ни в чем не повинны, они и в самом деле могут в одиночку полностью уничтожить целые экосистемы. Свой вклад в разрушение природы Австралии они, конечно, внесли, но его очень трудно вычленить из совокупного воздействия всех чужеродных видов, обрушенных человеком на этот многострадальный континент (в том числе и для борьбы с кроликами, для чего в Австралию были завезены европейские лисы и хорьки, ставшие впоследствии причиной новых опустошений среди аборигенных видов).

Люди и собаки в Новой Зеландии и Австралии

Летопись австралийских катастрофических «акклиматизаций» следовало бы начать с самого человека и его верного друга — собаки: когда примерно 40 000 лет назад этот тандем достиг Австралии, там почти мгновенно исчезли все местные хищники, кроме сугубо древесных, и все более-менее крупные животные, за исключением гигантских кенгуру. Эту историю, впрочем, очень не любят вспоминать те, кто полагает, что первобытные охотники и собиратели живут в гармонии с природой и не могут нанести ей серьезного вреда.

Еще более разителен и печален пример Новой Зеландии, где в отсутствие млекопитающих (кроме двух видов летучих мышей) развилась чрезвычайно своеобразная фауна позвоночных. Главную роль в ней играли крупные нелетающие (ввиду отсутствия наземных хищников) птицы. Вторжение человека (сначала полинезийцев, а затем и европейцев) полностью разрушило эту уникальную систему, в том числе и путем массовой акклиматизации животных со всех континентов.

Сегодня на островах акклиматизировано 34 вида млекопитающих (в том числе несколько видов оленей, кабаны, лисы и даже австралийские опоссумы) и 31 вид птиц. По сути дела, современная природа Новой Зеландии — это гигантский сафари-парк из привозных животных, на задворках которого ютятся уцелевшие остатки аборигенной фауны.

Домашние животные на островах

Иногда, однако, для крушения экосистемы достаточно вселения немногих чужеродных видов или даже вовсе одного. Часто это происходит на островах: их естественные сообщества обычно состоят из относительно небольшого числа видов и потому не имеют «запаса прочности» — каждое звено в них незаменимо. Обедненность островных экосистем в значительной мере избавляет входящие виды от давления конкурентов. Островитяне выпадают из эволюционной гонки, и когда на остров прибывают пришельцы, архаичные аборигены оказываются бессильны против них.

Начиная с XVI века, когда межконтинентальные плавания стали более-менее постоянными, моряки регулярно выпускали на лежащих по пути островах пригодных в пищу животных — чтобы в последующих рейсах пополнять ими запасы продовольствия. Моряков можно понять: место на кораблях ограниченно, и каждая лишняя бочка солонины означала уменьшение полезного груза.

Однако «акклиматизированные» ими козы, свиньи и кролики (а также крысы, приплывшие на тех же кораблях) вызывали чудовищные опустошения на своих новых родинах. Те же кролики, завезенные в 1874 году на остров Кергелен, вскоре почти полностью уничтожили «кергеленскую капусту» — местное крестоцветное растение.

Результатом стало не только исчезновение местных видов (в основном насекомых), экологически связанных с «капустой», но и сильнейшая эрозия островных почв, превратившая луга в пустыни. Свиньи, завезенные на Маврикий, стали одной из главных причин исчезновения знаменитого дронта — гигантского нелетающего голубя, полностью вымершего уже к концу XVII века, а также ряда менее знаменитых представителей уникальной маврикийской фауны.

Но, пожалуй, рекорд разрушительности поставили козы. Эти милые домашние животные, легко переходящие к вольной жизни, способные приспособиться почти к любому климату и питаться почти любыми растениями, кроме совсем уж ядовитых, не просто изымали из экосистемы те или иные ключевые виды, а уничтожали местные растительные сообщества целиком. Именно одичавшие козы уничтожили эбеновые леса острова Святой Елены, превратив некогда цветущий остров в голые скалы. Та же участь постигла множество других островов — от Сокотры в Аравийском море до Гуадалупе у тихоокеанского побережья Мексики.

Нильский окунь в озере Виктория

Одна из самых парадоксальных катастроф такого рода связана с акклиматизацией нильского окуня — крупной хищной рыбы, живущей почти по всему бассейну Нила и во многих других водоемах северной половины Африки. Казалось вполне логичным чуть-чуть «продвинуть» его вверх по течению — в озеро Виктория, считающееся истоком великой реки. Это и сделали в 1960-е годы английские ихтиологи.

Хотя озера можно рассматривать как «острова наизнанку», общее правило о простоте и бедности видами островных экосистем никак не относится к Виктории: это озеро славится богатством своей рыбной фауны, чью основу составляют около 300 видов семейства цихлид, каждый из которых отличается уникальной специализацией. Наиболее крупные из них служили объектом лова для населения берегов озера.

К началу 1970-х нильский окунь расселился по всему водоему, а в последующие 15 лет уловы промысловых цихлид упали вшестеро — с 1200–2200 до 200–400 кг/га. Рыбаки, естественно, перешли на промысел самого окуня. Но огромную (до 2 м в длину и 130 кг веса) рыбину невозможно просто завялить на солнышке, как это делали с прежней добычей — хаплохромисами. Чтобы жарить и коптить окуней, людям понадобилось много дров, что привело к массовой вырубке лесов по берегам Виктории. Таким образом, акклиматизация одного-единственного вида рыб в озере привела к разрушению прилегающей экосистемы суши!

Впрочем, беды самого озера тоже не ограничились падением численности цихлид: сведение лесов усилило размыв почв, в воды Виктории хлынул избыток биогенных элементов (азота, фосфора, калия), что вызвало бурное размножение мелких водорослей, «цветение» воды и в конечном счете перестройку всей озерной экосистемы, сопровождающуюся резким падением видового разнообразия рыб.

Именно такого рода истории заставляют большинство ученых сегодня рассматривать любое вселение чужеродного вида как биологическое загрязнение окружающей среды. От прочих видов загрязнения оно отличается только тем, что его последствия часто невозможно исправить. Можно закрыть завод, сбрасывающий в реку ядовитые отходы, собрать разлитую в море нефть, вывезти или рекультивировать свалку мусора. Но расплодившийся в чужих краях вид обычно уже не изъять из природы. Часто нельзя даже остановить его экспансию, и специалистам остается только бессильно наблюдать за разворачивающейся катастрофой.

Счастливые избавления

Спасение иногда приходит с неожиданной стороны. Завезенный в 1960-е годы в Баренцево море камчатский краб угрожал разрушить всю сложившуюся экосистему моря. Расчеты инициаторов акклиматизации, что краб приживется только в восточной части моря, не оправдались: пришелец двинулся вдоль побережья Норвегии на юго-запад и дошел уже до Лофотенских островов.

Однако в середине 2000-х годов специальные исследования показали, что рост численности камчатского краба в Баренцевом море прекратился. Причины этого явления пока не известны точно, но ученые предполагают, что это результат начавшегося коммерческого лова, сопровождающегося, как обычно, масштабным браконьерством (как известно, мясо камчатского краба пользуется неизменно высоким спросом на мировом рынке). Если гипотеза подтвердится, это будет редчайший случай, когда экосистема окажется спасена браконьерами. (По состоянию на 2023 год камчатский краб по-прежнему чувствует себя в Баренцевом море весьма неплохо. — Прим. Vokrugsveta.ru)

Иногда защитникам природы удается даже убрать вид-загрязнитель с уже захваченных им территорий — как правило, небольших и изолированных, чаще всего островов. Так, в 1929–1937 годах вовремя спохватившимся жителям Британии удалось полностью истребить акклиматизированную было на островах ондатру. В январе 2009 года, ученые сообщили об успехе операции по истреблению коз на острове Сантьяго, входящем в Галапагосский архипелаг. Четырехлетний мониторинг показал: на Сантьяго не осталось ни одного рогатого оккупанта. Аналогичные успехи достигнуты на Гуаделупе, ряде небольших островов Новой Зеландии и в некоторых других местах.

Но даже в этих редких случаях преодолеть все последствия бездумной акклиматизации все равно не удается. Можно, наверно, по образцу галапагосской операции избавить от одичавших коз и свиней, скажем, Маврикий. Но дронта уже не вернешь.

_{Материал опубликован в журнале «Вокруг света» № 3, март 2011, частично обновлен в апреле 2023}