Империя с коротким дыханием: как Португалия отведала недолгой славы великой державы

В 1511 году, португальцы под командованием Афонсу д'Албукерки захватили малайский город Малакка, контролировавший пролив из Индийского в Тихий океан. То было время наивысшего могущества Португалии, которая буквально за несколько десятков лет из маленькой, только-только обретшей независимость страны превратилась в мировую империю.

Трагедия Сеуты

Великая экспансия началась в 1415 году. Королю Жуану I (правил в 1385–1433 годах), 28 лет воевавшему с Кастилией, мечтавшей прибрать к рукам Португалию, нужно было чем-то занять свою 30-тысячную армию, которая, выгнав испанцев, осталась без дела.

И он решил захватить арабскую Сеуту, расположенную на африканском берегу Гибралтарского пролива. Это был богатый торговый город, конечный пункт караванных путей, пересекавших Северную Африку, по которым, помимо тканей, изделий из кожи и оружия, везли золото из Судана и Тимбукту (Мали). Кроме того, Сеуту использовали в качестве базы пираты, опустошавшие южное побережье Испании и Португалии.

25 июля 1415 года из Порту и Лиссабона вышли две огромные флотилии — всего 220 кораблей. Подготовкой похода занимался пятый сын Жуана I — инфант Энрики, вошедший в историю как Генрих Мореплаватель. Штурм начался 21 августа.

«Жители города, — пишет португальский историк Оливейра Мартинш, — были не в состоянии оказать сопротивление огромной армии. Разграбление Сеуты было потрясающим зрелищем… Солдаты с арбалетами, деревенские парни, вывезенные с гор Траз-уж-Монтиш и Бейры, понятия не имели о ценностях тех вещей, которые они уничтожали… В своем варварском практицизме они алчно жаждали лишь золота и серебра.

Они рыскали по домам, спускались в колодцы, ломали, преследовали, убивали, уничтожали — все из-за жажды обладания золотом… Улицы были завалены мебелью, тканями, покрыты корицей и перцем, сыпавшимися из сваленных в кучи мешков, которые солдатня разрубала, чтобы посмотреть, не спрятано ли там золото или серебро, драгоценности, перстни, серьги, браслеты и другие украшения, а если на ком-нибудь их видели, часто отрезали их вместе с ушами и пальцами несчастных…»

25 августа, в воскресенье, в соборной мечети, наскоро превращенной в христианский храм, была отслужена торжественная обедня, и Жуан I, прибывший в захваченный город, посвятил сыновей — Генриха и его братьев — в рыцари.

В Сеуте Генрих много беседовал с пленными мавританскими купцами, которые поведали ему о дальних африканских странах, где в изобилии растут пряности, текут полноводные реки, дно которых усеяно драгоценными камнями, а дворцы правителей облицованы золотом и серебром. И принц буквально заболел мечтой открыть эти сказочные земли. Пути туда, сообщали купцы, два: по суше, через каменистую пустыню, и по морю, на юг вдоль африканского побережья. Первый блокировали арабы. Оставался второй.

Вернувшись на родину, Генрих обосновался на мысе Сагриш. Здесь, как явствует из надписи на мемориальной стеле, «он воздвиг на собственные средства царственный дворец — знаменитую школу космографии, астрономическую обсерваторию и морской арсенал и до конца своей жизни с достойными удивления энергией и выдержкой содержал, поощрял и расширял оные к величайшему благу науки, религии и всего рода человеческого». В Сагрише строились корабли, составлялись новые карты, сюда стекались сведения о заморских странах.

В 1416 году Генрих отправляет свою первую экспедицию на поиски Риу-де-Оро («золотой реки»), о которой упоминали еще античные авторы. Однако дальше уже исследованных районов африканского побережья морякам заглянуть не удалось. За следующие 18 лет португальцы открыли Азорские острова и «переоткрыли» Мадейру (кто первым ее достиг, точно неизвестно, но первая испанская карта, на которой остров присутствует, датируется 1339 годом).

Причина столь медленного продвижения на юг была по большому счету психологической: считалось, что за мысом Буждур (или Бохадор, от арабского Абу-Кхатар, что значит «отец опасности») начинается «свернувшееся» море, которое, как болото, утягивает корабли на дно.

Рассказывали о «магнитных горах», срывающих все железные детали корабля, так что тот просто разваливался, о страшной жаре, опаляющей паруса и людей. Действительно, в районе мыса свирепствуют северо-восточные ветры и дно усеяно рифами, однако это не помешало пятнадцатой по счету экспедиции, которую возглавлял Жил Эаниш, оруженосец Генриха, продвинуться на 275 км южнее Буждура. В донесении он писал: «Плыть под парусами здесь так же легко, как и у нас дома, а страна эта богата, и всего в ней в изобилии». Теперь дела пошли веселее. К 1460 году португальцы достигли побережья Гвинеи, открыли острова Зеленого Мыса и вошли в Гвинейский залив.

Искал ли Генрих путь в Индию? Большинство исследователей полагают, что нет. В его архиве не найдено ни одного документа, который бы на это указывал. Вообще, в том, что касается географии, почти полувековая деятельность Генриха Мореплавателя дала относительно скромные результаты. Португальцы смогли достичь лишь побережья современного Кот-д'Ивуара, в то время как карфагенянин Ганнон еще в 530 году до н. э. за одно плавание добрался до лежащего много южнее Габона.

Но благодаря инфанту, который, несмотря на финансовые трудности (при том что Генрих получал помощь от отца и старшего брата — короля Дуарти I, а также доходы от могущественного ордена Христа, магистром которого он был), слал и слал экспедиции на юг, в Португалии появились профессионалы самого высокого уровня — капитаны, лоцманы, картографы, под водительством которых каравеллы с красными крестами ордена Христа в конце концов достигли Индии и Китая.

Без конкурентов

Названия, которые португальцы давали открываемым землям, говорят сами за себя: Золотой Берег, Берег Кардамона, Берег Слоновой Кости, Невольничий Берег… Впервые португальские купцы получили возможность торговать заморскими товарами без посредников, что приносило им фантастическую прибыль — до 800%! Невольники тоже вывозились массами — к началу XVI века их общее число превысило 150 000 (большинство оказывались в услужении у аристократов по всей Европе или в батраках у португальских дворян).

В тот период у португальцев почти не было конкурентов: Англия и Голландия еще сильно отставали в морском деле. Что касается Испании, то, во-первых, еще не закончилась отбиравшая много сил Реконкиста и, во-вторых, в Африку ей хода не было, поскольку дальновидный Генрих получил в 1456 году от папы Каликста III буллу, согласно которой все африканские земли за мысом Буждур передавались во владение ордену Христа. Таким образом, всякий, посягавший на них, посягал на церковь и был достоин сожжения. С испанским капитаном де Прадом, судно которого, набитое рабами, было задержано недалеко от Гвинеи, именно так и поступили.

Помимо отсутствия конкуренции к экспансии Португалию подталкивала и политическая обстановка, сложившаяся к тому времени в Средиземноморье. В 1453 году турки захватывают столицу Византии Константинополь и перекрывают путь в Индию по суше. Угрожают они и Египту, через который лежит другой путь — по Красному морю.

В этих условиях поиски еще одного, чисто морского пути в Южную Азию приобретают особую актуальность. Активно за это берется правнук Жуана I — Жуан II (правил в 1477, 1481–1495 годах). То, что Африку можно обогнуть с юга, тогда уже не было секретом — об этом сообщали арабские купцы. Именно этим знанием руководствовался король, отказавшись в 1484 году от предложения Колумба достичь Индии западным путем через Атлантику. Вместо этого он в 1487 году посылает на юг экспедицию Бартоломеу Диаша, которая впервые обогнула мыс Бурь (позже переименованный в мыс Доброй Надежды) и вышла из Атлантического в Индийский океан.

В том же году Жуан II организует еще одну экспедицию, сухопутную. Он отправляет в Индию Перу да Ковильяна — своего лучшего шпиона, знатока арабского языка и восточных традиций. Под видом левантийского купца да Ковильян побывал в Каликуте и Гоа, а также на восточноафриканском побережье и убедился, что достичь Южной Азии по Индийскому океану вполне возможно.

Дело Жуана продолжил его кузен — Мануэл I (правил в 1495–1521 годах). Отправленная им в 1497 году экспедиция Васко (Вашку) да Гамы впервые прошла весь путь вокруг Африки до Малабарского (западного) побережья Индии, установила контакты с местными правителями и вернулась с грузом пряностей.

Удержать Индию

Теперь перед португальцами встала задача закрепиться в Южной Азии. В 1500 году туда была отправлена флотилия из 13 кораблей под командованием Педру Алвариша Кабрала (на пути в Индию флотилия слишком уклонилась на запад и случайно открыла Бразилию), которому было поручено заключить с местными раджами торговые договоры. Но, как и большинство португальских конкистадоров, Кабрал знал только дипломатию пушек. Прибыв в Каликут (главный торговый порт на западе Индии, ныне Кожикоде), он начал с того, что навел орудия на город и потребовал предоставить заложников. Только когда последние оказались на борту каравеллы, португальцы сошли на берег.

Однако торговля у них пошла плохо. Индия — это не дикий Берег Слоновой Кости: качество местных изделий было куда выше португальских (позже португальцы начнут закупать товар нужного качества в Голландии и тем самым сильно поспособствуют усилению своих будущих конкурентов). В результате раздраженные заморские гости пару раз силой заставили индийцев взять товар по назначенной цене. В ответ жители Каликута разгромили португальский склад.

Тогда Кабрал повесил заложников, сжег все индийские и арабские корабли, стоявшие в гавани, и обстрелял из орудий город, убив более 600 человек. Затем он увел эскадру в города Кочин и Каннур, правители которых враждовали с Каликутом. Загрузившись там пряностями (взятыми в долг под угрозой потопления стоявших в гавани кораблей), Кабрал двинулся в обратный путь. По дороге он разграбил несколько арабских портов в Мозамбике и летом 1501 года вернулся в Лиссабон. В том же духе прошла и снаряженная годом позже вторая «дипломатическая» экспедиция, которой руководил Васко да Гама.

«Слава» португальцев быстро разнеслась по всему Малабарскому побережью. Теперь утвердиться в Индии Лиссабон мог уже только силой. В 1505 году Мануэл I учредил должность вице-короля Португальской Индии. Первым занял этот пост Франсишку Алмейда. Он руководствовался принципом, изложенным им в письме королю. Стремиться, по его мнению, нужно было к тому, «чтобы вся наша сила была на море, потому что если там мы будем сильны, Индия будет наша… а если на море мы сильны не будем, мало толку нам будет и от крепостей на суше».

Алмейда выиграл сражение при Диу с объединенным флотом Каликута и Египта, который не желал расставаться с фактической монополией на торговлю с Индией. Однако чем дальше, тем очевиднее становилось, что без создания мощных военно-морских баз португальский флот успешно действовать не сможет.

Второй индийский вице-король, герцог Афонсу д'Албукерки, эту задачу перед собой и поставил. В 1506 году по пути из Португалии в Индию он захватил остров Сокотра, который перекрывает вход в Красное море, а годом позже силой вынудил правителя иранского города Ормуза, контролировавшего вход в Персидский залив, признать себя вассалом португальского короля (персы попытались было сопротивляться, но Албукерки пригрозил, что на месте разрушенного города построит форт со стенами из «костей магометан, прибьет их уши к воротам и воздвигнет свой флаг на горе, сложенной из их черепов»).

За Ормузом последовал город Гоа на Малабарском побережье. Захватив его в 1510 году, вице-король перебил там почти все население, включая женщин и детей, и основал крепость, ставшую столицей Португальской Индии. Крепости также были возведены в Маскате, Кочине и Каннуре.

Манящий Восток

Однако амбиции Албукерки отнюдь не сводились к утверждению власти Португалии в Индии, тем более что многие пряности в ней не произрастали — их привозили с Востока. Вице-король задался целью найти и взять под контроль торговые центры Юго-Восточной Азии, а также монополизировать торговлю с Китаем. Ключом к решению обеих задач был Малаккский пролив, соединяющий Индийский и Тихий океаны.

Первая португальская экспедиция в Малакку (1509) под руководством Дьогу Лопиша ди Секейры была неудачной. Конкистадоры попали в плен к местному султану.

К новому походу Албукерки подготовился основательно: в 1511 году он привел к городу 18 кораблей. 26 июля армии встретились на поле боя. 1600 португальцам противостояли 20 000 подданных султана и множество боевых слонов. Но малайцы были плохо обучены, их части плохо взаимодействовали, поэтому христиане, имевшие за плечами большой боевой опыт, без особого труда отбили все атаки противника.

Не помогли малайцам и слоны — португальцы при помощи длинных пик не подпускали их близко к своим рядам и осыпали стрелами из арбалетов. Раненые животные стали топтать малайскую пехоту, что окончательно расстроило ее ряды. Слон, на котором сидел султан, тоже был ранен. Обезумев, он схватил хоботом погонщика и насадил на свои бивни. Султан как-то умудрился спуститься на землю и покинул поле боя.

Португальцы же, одержав победу, подступили к городским укреплениям. До наступления темноты им удалось захватить мост через реку, отделяющую город от предместья. Всю ночь они бомбардировали центральную часть Малакки. Утром штурм возобновился, солдаты Албукерки прорвались в город, но встретили там упорное сопротивление. Особенно кровавая схватка разгорелась возле соборной мечети, которую оборонял сам султан, пробравшийся ночью к своим воинам.

В какой-то момент туземцы стали теснить врага, и тогда Албукерки бросил в бой последнюю сотню бойцов, бывшую до того в резерве, что и решило исход сражения. «Как только мавры были изгнаны из Малакки, — пишет английский историк Чарлз Дэнверс, — Албукерки дал разрешение на разграбление города… Он приказал всех малайцев и мавров (арабов) предать смерти».

Теперь португальцы владели «воротами на Восток». Камни, из которых были сложены мечети и гробницы султанов Малакки, пошли на строительство одной из лучших португальских крепостей, названной Фамоза («славная», остатки ее — ворота Сантьяго — можно видеть и сегодня). Используя эту стратегическую базу, португальцы к 1520 году сумели продвинуться дальше на восток, в Индонезию, захватив Молуккские острова и Тимор.

В итоге Португальская Индия превратилась в огромную по охвату цепь крепостей, факторий, небольших колоний и вассальных государств, тянувшуюся от Мозамбика, где первые колонии основал еще Алмейда, до Тихого океана.

Закат империи

Однако век португальского могущества оказался недолгим. Маленькая страна с населением всего в один миллион (в Испании в то время было шесть миллионов, а в Англии — четыре) не могла обеспечить Ост-Индию необходимым числом матросов и солдат.

Капитаны жаловались, что команды приходится набирать из крестьян, которые не умеют отличить право от лево. Приходится привязывать им к одной руке чеснок, а к другой лук и командовать: «Руль на лук! Руль на чеснок!»

Денег тоже не хватало. Доходы, поступавшие из колоний, не превращались в капитал, не вкладывались в хозяйство, не шли на модернизацию армии и флота, а тратились аристократами на предметы роскоши. В результате португальское золото оседало в карманах английских и голландских купцов, только и мечтавших лишить Португалию ее заморских владений.

В 1578 году в битве при Эль-Ксар-Эль-Кебире (Марокко) погиб португальский король Себастиан I. Правившая с 1385 года Ависская династия пресеклась, и права на трон предъявил внук Мануэла I, испанский король Филипп II Габсбург. В 1580 году его войска заняли Лиссабон, и Португалия на 60 лет сделалась испанской провинцией.

За это время страна успела прийти в крайне плачевное состояние. Испания втянула ее сначала в войну с бывшим верным союзником — Англией. Так, в составе Непобедимой армады, разгромленной в 1588 году британским флотом, было немало португальских кораблей.

Позже Португалия была вынуждена сражаться за своего сеньора в Тридцатилетней войне. Все это выливалось в непомерные расходы, что в первую очередь отражалось на португальских колониях, которые чем дальше, тем больше приходили в запустение. К тому же, хотя администрация в них оставалась португальской, формально они принадлежали Испании и потому постоянно подвергались нападениям ее врагов — голландцев и англичан.

Те, кстати, мореходному делу учились у тех же португальцев. Так, британец Джеймс Ланкастер, возглавивший первую английскую экспедицию в Южную Азию (1591), долгое время жил в Лиссабоне и получил там мореходное образование. В Португалии несколько лет провел и голландец Корнелиус Хаутманн, отправленный в 1595 году грабить Ост-Индию. И Ланкастер, и Хаутманн пользовались картами, составленными голландцем Яном ван Линсхотеном, несколько лет проведшим в Гоа.

В первой половине XVII века от португальских владений откусывали кусок за куском: были потеряны Ормуз, Бахрейн, Каннур, Кочин, Цейлон, Молуккские острова и Малакка. Вот что губернатор Гоа Антониу Телиш ди Менезиш писал коменданту Малакки Мануэлу ди Соуза Коутиньо в 1640 году, незадолго до того, как крепость была захвачена голландцами: «Когда я прибыл в Гоа, я нашел галионы полусгнившими, казну без единого реала, а долг, равный 50 000 реалов».

Голландский флот подошел к Малакке 5 июля 1640 года. Город подвергся бомбардировке, но стены знаменитой Фамозы спокойно выдерживали 24-фунтовые ядра. Только спустя три месяца голландцы нащупали слабое место укреплений — бастион Сан-Домингу.

После двухмесячного обстрела в нем удалось пробить большую брешь. Голландцы спешили: дизентерия и малярия скосили уже добрую половину их солдат. Правда, и у осажденных из-за голода в строю оставалось не более 200 человек. На рассвете 14 января 1641 года 300 голландцев устремились в пролом, а еще 350 по лестницам стали карабкаться на стены.

К девяти утра город был уже в руках голландцев, осажденные же во главе с комендантом Малакки ди Соуза заперлись в центральном форте. Они держались почти пять часов, но положение было безвыходным и португальцам пришлось сдаться, правда, на почетных условиях. Ди Соуза встретил у ворот форта командира осаждавших, капитана Минне Картеку, отдал голландцу шпагу, которую тотчас же, согласно ритуалу почетной сдачи, получил обратно. После этого португалец снял с себя тяжелую золотую цепь коменданта города и надел ее на шею голландского капитана…

Величие остается в прошлом

Португалия еще дважды попыталась отстроить свою колониальную империю. По мере того как страна теряла владения на Востоке, все больше возрастала роль обнаруженной Кабралом Бразилии. Интересно, что досталась она Португалии за шесть лет до того, как была открыта, в связи с чем многие историки сомневаются в том, что мореплаватель отклонился так далеко на запад от курса случайно.

Еще в 1494 году (через два года после открытия Колумбом Америки) Испания и Португалия, дабы избежать неминуемой войны за сферы влияния, заключили в Тордесильясе договор. По нему граница между странами устанавливалась по меридиану, проходящему в 370 лигах (2035 км) к западу от островов Зеленого Мыса. Все, что восточнее, доставалось Португалии, западнее — Испании.

Первоначально разговор шел о сотне лиг (550 км), но испанцы, в любом случае получавшие все открытые к тому времени земли в Новом Свете, не стали особенно артачиться, когда Жуан II потребовал отнести границу дальше на запад — они были уверены, что конкурент ничего, кроме бесплодного океана, таким образом не приобретет. Однако же граница отрезала огромный кусок суши, и многое указывает на то, что португальцы в момент заключения договора уже знали о существовании континента Южная Америка.

Наибольшую ценность для метрополии Бразилия представляла в XVIII веке, когда там начали добывать золото и алмазы. Бежавшие туда от Наполеона король и правительство даже уравняли колонию по статусу с метрополией. Но в 1822 году Бразилия провозглашает независимость.

Во второй половине XIX века португальское правительство решило создать «новую Бразилию в Африке». Тамошние прибрежные владения (как на востоке, так и на западе континента), служившие главным образом опорными пунктами, через которые велась торговля, было решено соединить, с тем чтобы образовалась сплошная полоса португальских владений от Анголы до Мозамбика.

Главным героем этой африканской колониальной экспансии стал пехотный офицер португальской армии Алешандри ди Серпа Пинту. Он совершил несколько экспедиций вглубь Африканского континента, намечая трассу прокладки железной дороги, соединяющей восточное и западное побережья севернее британской Капской колонии. Но если Германия и Франция ничего не имели против португальских планов, то Англия им решительно воспротивилась: полоса, на которую претендовал Лиссабон, разрезала выстраиваемую британцами цепь колоний от Египта до Южной Африки.

11 января 1890 года Англия предъявила Португалии ультиматум, и та была вынуждена его принять, поскольку пришло известие, что британский военный флот, покинув Занзибар, движется к Мозамбику. Эта капитуляция вызвала взрыв возмущения в стране.

Кортесы отказались ратифицировать англо-португальский договор. Начались сбор пожертвований на покупку крейсера, который смог бы защитить Мозамбик, и запись добровольцев в африканский экспедиционный корпус. Дело чуть не дошло до войны с Англией. Но все-таки прагматики взяли верх, и 11 июня 1891 года Лиссабон и Лондон подписали договор, по которому Португалия отказывалась от своих колониальных амбиций.

Ангола и Мозамбик оставались португальскими владениями вплоть до 1975 года, то есть свободу они получили значительно позже, нежели колонии других стран. Авторитарный режим Салазара всячески подпитывал в народе великодержавные настроения, и потому отпустить колонии для него означало смерть: зачем нужна твердая рука, если она не может сохранить империю? Колониальные войска вели долгую и изнурительную войну в Африке с повстанцами, которая вконец обескровила метрополию. Вспыхнувшая в ней «революция гвоздик» привела к падению Салазара и прекращению бессмысленной бойни в колониях.

Во второй половине XX века были потеряны и последние владения в Азии. В 1961-м в Гоа, Даман и Диу вошли индийские войска. Восточный Тимор в 1975-м был оккупирован Индонезией. Последним в 1999 году Португалия лишилась Макао.

Что же осталось от первой в истории колониальной империи? Ностальгическая тоска (саудади), которой проникнуты народные песни фаду, неповторимая архитектура мануэлину (стиль, в котором сочетается готика с морскими и восточными мотивами, родившийся в золотую эпоху Мануэла I), великая эпопея «Лузиады» Камоэнса. В странах Востока ее следы можно обнаружить в искусстве, колониальной архитектуре, множество португальских слов вошло в местные языки. Это прошлое в крови местных жителей — потомков португальских поселенцев, в христианстве, которое здесь исповедуют очень многие, в широком использовании португальского языка — одного из наиболее распространенных в мире.

_{Материал опубликован в журнале «Вокруг света» № 4, апрель 2011, частично обновлен в октябре 2022}