На службе у Людовика

— Каждое утро, приходя на работу, я говорю себе: «Подумать только, я работаю в Версальском дворце!» И каждый раз с трудом в это верю. В самом начале карьеры редко кому выпадает такой шанс, — рассказывает Катрин, недавно отметившая свое 23-летие. Вот уже более года она знакомит школьников с экспонатами, выставленными в галерее Наполеона. И покидать Версаль не собирается, хотя действие ее трудового контракта должно было закончиться уже в конце июня. На вопрос, почему решила остаться, она лишь загадочно улыбается:

— Ну как бы вам объяснить?.. Это же так приятно думать, что мой офис — бывшая резиденция «короля-солнца», самого Людовика XIV.

Катрин попала в Версаль прошлым летом, став одним из самых молодых местных гидов. Получив диплом искусствоведа, она устроилась на работу в более скромный музей Гревена — парижский аналог легендарного музея мадам Тюссо. Но надолго среди восковых фигур де Голля, Миттерана и Моцарта не задержалась: уже через полгода ей предложили перебраться во дворец.

— Как в сказке, — смеется Катрин. — И самое удивительное, что я даже пальцем для этого не пошевелила. Такая удача! Поработать в месте, где и шагу нельзя ступить, не наткнувшись на какой-нибудь шедевр или историческую реликвию.

До и после урагана

О том, что Версаль сам по себе является величайшим шедевром, приезжающие сюда туристы вспоминают гораздо чаще, чем его сотрудники. Тех по большому счету уже не пронять ни блеском Зеркальной галереи, ни величественной строгостью Мраморного двора, ни красотами дворцового парка, вдохновившего когда-то Петра I на создание Петергофа.

Кажется, что с тех пор, как российский император посетил Версаль, этот парк не претерпел ни малейших изменений: четкие геометрические линии, безукоризненная форма кустарников, идеальный газон. Но лишь наивные посетители полагают, что время не властно над Версалем. Сотрудники-то точно знают, кому стоит сказать спасибо за рождение этой иллюзии. Его имя — Ален Баратон. Его должность — главный садовник. Причем настаивает он именно на этой формулировке, не скрывая своего презрительного отношения к коллегам, предпочитающим модное «ландшафтный дизайнер».

— Здорово, что в нашей профессии еще остались такие люди! — восхищается Ронан, один из 100 садовников, работающих в подчинении у месье Баратона. — Это же живая легенда! Он тут уже лет 30, не меньше. А ведь я, скажу вам по секрету, и на работу сюда пришел только из-за него. Прочитал его книжку про версальские сады и понял — мое. А до этого, к стыду своему, и в Версале-то ни разу не был.

Свою первую книгу самый известный садовник Франции Ален Баратон написал лишь в 2003 году — прежде руки не доходили. Ведь еще в середине 1970-х, когда он подрабатывал в Версале рядовым кассиром, его захватила идея возродить во что бы то ни стало былую роскошь здешнего парка. За основу были взяты представленные в музее картины XVIII века, которые он изучил вдоль и поперек, прежде чем перейти в наступление. И если в 1976 году Баратон лишь учился держать в руках лопату, перекапывая версальскую землю на правах стажера, то уже в 1982-м был назначен главным садовником — единственным человеком, от которого зависит внешний вид самого роскошного парка Европы.

За прошедшие 30 лет ситуация вышла из-под его контроля лишь однажды. Мощный ураган, налетевший на Западную Европу в декабре 1999 года, сломал и вырвал с корнем 10 000 деревьев в версальском парке. Оплакивать пришлось не только свежепосаженные кустарники, но и два старейших виргинских тюльпанных дерева, которые росли здесь два столетия. Другой невосполнимой утратой стало старейшее дерево парка — дуб, посаженный еще во времена Людовика XIV.

— С тех пор все здешние садовники делятся на две категории: на тех, кто застал разруху 1999-го, и тех, кто пришел позже, — Ронан жалеет, что относится к «новичкам». — Чего только не наслушался я про тот ураган! Уже и не пойму, если честно, что правда, а что так, болтовня. Одни говорят, что сам Баратон скакал по Версалю с лопатой. Другие утверждают, что деньги на восстановление парка приходили со всей страны — чуть ли не горы писем с банковскими чеками! Представляете?

Историю с письмами охотно подтверждает коллега Ронана, Алисия, пришедшая в Версаль за несколько месяцев до урагана.

— Но полученных тогда денег было, конечно, недостаточно, — утверждает она. — К счастью, помогло государство. Еще проводились аукционы, на которых распродавали «останки» версальской растительности: пни, стволы, ветки… Да что там деньги, — одергивает она себя, — в конце концов, не в этом суть. Знали бы вы, с какой одержимостью все взялись за дело! То, что вы видите сейчас, — это даже лучше, чем было до урагана.

За то, что результат превзошел все ожидания, главному садовнику Версаля воздали сполна. И престижным орденом Почетного легиона дело не ограничилось. В знак признательности за особые заслуги перед Францией в целом и Версалем в частности Ален Баратон получил поистине королевскую награду — версальскую прописку: право не только работать, но и жить в здешнем парке, в скромном домике неподалеку от Большого Трианона, где когда-то частенько гостил Мольер.

Подземные водяные

Во времена, когда Версаль посещал автор «Тартюфа» и «Дон Жуана», фонтаны включались лишь при появлении Людовика XIV. Но уже тогда за их работу отвечали специальные люди, прятавшиеся от проезжающего мимо короля среди деревьев. Ответственный за слаженную работу фонтанов существует и сегодня. От гостей он теперь не прячется и носит гордое звание начальника фонтанной службы. С развитием технического прогресса его задача, безусловно, значительно упростилась: дистанционный пульт управления позволяет одним нажатием на кнопку дать команду на пуск всех версальских фонтанов. Миллионы туристов воспринимают результат как должное, даже не подозревая, как когда-то Людовик XIV, что и за этот фрагмент Версаля по-прежнему отвечает десяток людей.

Последние восемь лет должность начальника фонтанной службы занимает Жиль Бюлтез — дипломированный инженергидравлик, посвятивший всю свою жизнь изучению специфики версальских трубопроводов. Полтора десятка лет назад он пришел в Версаль стажером, а потом долго постигал тонкости профессии в должности обычного фонтаньера. Теперь же в его подчинении 13 мужчин, которых по праву можно назвать самыми незаметными людьми Версаля. В отличие от гидов и садовников, снующих среди туристов, фонтаньеры лишь изредка показываются на поверхности. Их рабочее место — версальские подземелья, а главная забота — ежедневный контроль над трубами общей протяженностью около 35 км, по которым в фонтаны поступает вода. Причем циркулирует она точь-в-точь как при Людовике. И это не просто красивый образ, а суровая реальность. Более 80% труб и прочих деталей сработаны в XVII веке, о чем свидетельствуют колоритная ржавчина и сохранившаяся кое-где королевская эмблема — цветок лилии.

Для обслуживающего персонала это и предмет гордости, и источник постоянной головной боли. Гордиться, бесспорно, есть чем: это же система, спроектированная представителями легендарной семьи Франчини — великой итальянской династии фонтаньеров, члены которой обслуживали фонтаны Версаля до 1720 года, за что в их честь назвали городскую площадь, сквер и стадион. Но есть и обратная сторона медали. Система, разработанная семьей Франчини, в XXI веке кажется не в меру экзотичной: тому, как с ней обращаться, не учат ни на специализированных курсах, ни в институтах. Приходится постигать все на практике, а знания передавать буквально из уст в уста. Неудивительно, что профессия версальского фонтаньера до сих пор остается наследственной, а в узких кругах знатоков — еще и крайне престижной.

И никаких молотков!

Это лишь на первый взгляд Версаль может показаться музеем и только — с ценными экспонатами, кассирами, экскурсоводами и смотрителями залов. С тех пор как был принят план глобальной 17-летней реконструкции (отсчет следует вести с конца 2003 года, когда французский министр культуры объявил о запуске программы «Великий Версаль»), скрытые от посетителей части дворца больше напоминают строительную площадку. Столь масштабной реконструкции здесь не было со времен Луи Филиппа, решившего почти два столетия назад возродить к жизни обветшавший дворец и открыть в его залах Музей истории Франции. Работы в Версале идут полным ходом. И зачастую непосредственно над головой ничего не подозревающих туристов и ни в чем не повинных мраморных скульптур. Потому и правила, которыми руководствуются здешние рабочие, не совсем стандартны.

— Забивать молотком гвозди? Да вы с ума сошли! — искренне изумляется Пьер Ив, работающий над реконструкцией версальской крыши. — Это же практически смертный приговор!..

Вместо традиционного молотка с деревянной ручкой и металлической головкой Пьер Ив пользуется деревянной киянкой, которая дает куда меньшую вибрацию, да и той старается ударять как можно мягче. Проблема, объясняет он, даже не в туристах, которые отъезжают на 20 км от Парижа явно не для того, чтобы среди строительных лесов слышать звон, шум, лязг и дребезжание.

— Любая вибрация, — рассказывает Пьер Ив, — может привести к возникновению трещин на выставленных здесь картинах. Вы даже не представляете, в каких жестких условиях мы работаем: малейшее неверное движение — и все, катастрофа. Тут ведь каждое бревно включено в перечень особо охраняемых объектов. Жизни не хватит, чтобы потом расплатиться, если от твоего стука с ними что-нибудь случится…

Доступные тайны

Вплоть до 2020 года Версаль будет стабильным работодателем для специалистов самого разного профиля, знающих, как бесшумно починить крышу, заменить оконные рамы XIX века, водопроводные трубы и электропроводку 70-летней давности и возвести на главном дворе точную копию ворот, разрушенных во время Великой французской революции…

Все работы должны быть завершены уже через девять лет. И предстанет Версаль перед публикой совершенно в новом свете. А главное, в новом объеме: ведь на сегодняшний день он, как айсберг, виден лишь на четверть, а остальные три — скрыты от посторонних глаз.

Сотрудники объясняют этот факт просто: еще не все помещения подготовлены для доступа широкой публики. Где-то мебель никак не отреставрируют, где-то паркет никак не приведут в должный вид… Публика, напротив, пытается найти в этом сокрытии тайный смысл.

— Они думают, что за каждой табличкой Interdit au public прячется призрак Марии-Антуанетты, а за каждой закрытой дверью — тень Бонапарта? — смеется Жюльен, сотрудник службы безопасности Версаля. — Все эти попытки напустить туману на пустом месте смешны, ей-богу. Ведь мы и журналистов бесконечно сюда пускаем, и фильмы у нас уже снимаются по 20 раз в год. Знаете, я буду очень удивлен, если выяснится, что во дворце остался хотя бы один не исхоженный посторонними закуток.

Посторонних действительно нередко пускают и туда, куда раньше не ступала нога даже королевских приближенных. Таких мест в Версале несколько, ведь почти каждый французский монарх успевал соорудить себе укромный уголок, в котором он мог предаваться любимым занятиям вдали от докучливых фавориток, лакеев и членов семьи. В покоях Людовика XVI, к примеру, сохранилась потайная темная комната, где он частенько прятался, чтобы в полном одиночестве… попить чаю. Тайное развлечение его предка, Людовика XIV, кажется в сравнении с этим почти примитивным: из специально оборудованной комнатки с крохотным — одному человеку и поместиться — балконом «король-солнце» мог наблюдать за прогуливающимися придворными, оставаясь невидимым для них (смотрители, без ссылок на источники, настаивают, что прежде всего его величество интересовали дамы).

— И мало того, что абсолютно все сотрудники знают о подобных вещах, так они еще и охотно всем подряд об этом рассказывают, — продолжает Жюльен. — Тем не менее все эти «тайны» Версаля продолжают вызывать у людей какой-то нездоровый интерес. Иначе как объяснить то, что я вижу в книжных магазинах? Недавно зашел, полистал кое-какие новинки о Версале и обалдел: чуть ли не каждая сопровождается аннотацией из серии «уникальная возможность узнать, что происходит за кулисами Версальского дворца». Ну как что? Работаем мы тут! С утра до вечера, с перерывом на обед. Все, как в любом музее, как в любом офисе. Но как раз это «закулисье» никого не прельщает. Всем хочется узнать какую-то другую правду — например, о том, как в Версаль приезжал с неожиданным частным визитом Бен Стиллер или как София Коппола снимала здесь кино про Марию-Антуанетту.

Версаль должен быть Версалем

В том, что Копполу не стоило подпускать ко дворцу на пушечный выстрел, в Версале убежден чуть ли не каждый сотрудник. Причины называют самые разные. И то, что идея не блещет новизной — сценарии фильмов про Марию-Антуанетту в Версаль и так поступают в администрацию по нескольку штук в год. И то, что дворец в картине показан не лучшим образом. И то, что сам фильм, по мнению версальских экспертов, получился «средненьким» — до лент, снятых на ту же тему Ван Дайком и Жаном Деланнуа, Копполе, конечно, далековато.

— Потому и непонятна позиция руководства, которое выдало разрешение на съемки, — заявляет Жюльен. — Между тем другим оно отказывает сплошь и рядом. Даже Патрису Леконту не дали в свое время снимать в Версале «Насмешку» — один из лучших французских фильмов 1990-х! А тут появляется какаято американка, и пожалуйста — все двери для нее открыты.

Жанна Олланд, отвечающая в Версале за работу со съемочными группами, не отрицает, что процедура получения разрешения на съемку в последние годы стала проще:

— Мы принципиально не хотим следовать примеру Лувра, куда пускают лишь избранных. У нас другая политика. Правила, конечно, остаются строгими, но в сценарии уже не вчитываются так, как раньше.

Жанна Олланд, правда, не упоминает о том, что придираться к сценариям перестали после того, как снимать в Версале стало дороже. Каждый съемочный день во дворце обходится теперь киношникам в 15 000 евро. Для музея это отличное подспорье. Для его сотрудников — дополнительная нагрузка, которая вряд ли приводит их в восторг.

— Все эти съемки — кошмар! Никакого с ними порядка… Им почему-то кажется, что раз они платят за аренду, то на все могут плевать! — жалуется Анри, повидавший в Версале и Копполу, и Филиппа Гарреля, и Вуди Аллена. Точнее, следы, оставленные ими на легендарном дворцовом паркете. Анри — местный полотер.

Почти ежедневно, за несколько часов до открытия музея, он совершает ритуальный обход залов с поломоечной машиной, а после натирает до зеркального блеска паркет и оставляет сохнуть его на четверть часа — во избежание пятен, разводов и царапин.

— Тяжелый крестьянский труд, — сетует Анри. — Труд, который вряд ли кто-то способен оценить. Они ведь только жаловаться могут, что скользко, что упасть можно… А что же это за дворец будет без блеска? Хотя я, признаюсь вам, и сам однажды упал. Грохнулся в прошлом году прямо в покоях королевы, чуть шею не свернул! Что ж поделать? Версаль должен оставаться Версалем. Чего бы это ни стоило.

_{Фотографии Лорана Вотрена}