Последнее кочевье: как «морские цыгане» баджао теряют свои корни

Диана Бутутие родилась в море и все 50 лет своей жизни провела на лодке, размеры которой не превышают пяти метров в длину и полутора в ширину. Изрядную часть этого плавучего жилища занимают немногочисленные пожитки Дианы — канистры с бензином, закопченные кастрюли, пластиковая посуда и даже несколько цветочных горшков. Их хозяйка утверждает, что ей ни разу в жизни не приходилось ночевать на суше. На берег она выходит лишь затем, чтобы обменять пойманную рыбу на товары первой необходимости: пресную воду и рис.

Диана — одна из последних морских кочевников из народа баджао, которые веками бороздят моря между Филиппинами, Малайзией и Индонезией.

В поисках принцессы

Когда и почему баджао выбрали жизнь на море, точно неизвестно. Лингвистические данные указывают на то, что предки «морских цыган» в IX веке обитали в районе Южных Филиппин. Скорее всего, в XV веке, когда малайзийские султаны осуществляли торговую экспансию в этом регионе, баджао стали мигрировать на юг. Постепенно их общины появились едва ли не у всех островов, окружающих моря Сулу и Сулавеси.

Мы знали о нескольких поселениях баджао в окрестностях популярного туристического центра Семпорна в малайзийской части Борнео, на принадлежащем Индонезии острове Сулавеси, а также на политически нестабильном юге Филиппин. Наше внимание привлекла деревня Торосиаже, расположенная на берегу залива Томини в северной части Сулавеси: ходили слухи, что в этом районе еще остались последние морские кочевники.

И действительно, добравшись на перекладных до этого отдаленного поселения, мы обнаружили, что некогда единая община разделилась. Некоторые бывшие кочевники перебрались в безликие бетонные «бунгало», специально для них выстроенные на берегу на средства индонезийского правительства. Другие, хоть и согласились осесть на месте, не захотели покинуть море и выстроили себе в бухте, примерно в километре от берега, дома на сваях, соединенные между собой целой системой мостиков, под которыми свободно проходят лодки.

Но часть баджао осталась верна традициям предков — они месяцами кочуют в море, приплывая в деревню только по особым случаям: на свадьбы, похороны и в священный для мусульман месяц Рамадан.

Торосиаже

Баджао не только искусные мореплаватели, но и прекрасные ныряльщики: многие из них способны погружаться без акваланга на глубину до 30 м. Эти навыки сохраняют даже те «морские цыгане», что осели на одном месте. Основной их промысел — рыба и жемчуг. А также голотурии (они же морские огурцы, или трепанги), которых баджао считают главным деликатесом. Да и не только они: на китайском рынке за килограмм трепангов можно выручить около 60 долларов, так что это весьма ценный товар.

1. Кочевники рациональны: зачем нырять, если проще отколоть ракушки ломиком? А рыбу проще добывать с по мощью взрывчатки и яда, а не с подводным ружьем…
2. Бада Эпус выбирает из моря практически пустые сети — рыбные запасы в районе Торосиаже истощены из-за постоянного браконьерства

Чтобы иметь возможность нырять так глубоко, баджао специально провоцируют разрыв барабанных перепонок. Юноши погружаются на глубину, не выравнивая при этом давление.

— После этого из носа и ушей идет кровь. Неделю еще приходится лежать, потому что голова кружится, — рассказывает Имран Лахассан, наш проводник по Торосиаже. — Зато потом нырять не больно.

Неудивительно, что большинство стариков в деревне туги на ухо.

Имрану 40 лет, и большую часть жизни он провел в море. У него черная от постоянного пребывания под солнцем кожа и бледно-зеленые глаза. Он-то и вызвался показать нам последних морских кочевников, которые предпочитают жить не под крышей, а в лепа-лепа — узких лодках с высоким носом:

— В деревню они приплывают редко, примерно раз в полгода. Но я могу вас отвезти к ним.

Рано утром мы сели в лодку, и племянник Имрана виртуозно вырулил с мелководья в открытое море. Сам Имран сидел на носу лодки и критически рассматривал свое пана — самодельное подводное ружье. Местные жители изготавливают их из дерева, автомобильных камер и обрезков металла. Впрочем, мы собственными глазами убедились, что очевидное несовершенство пана вполне компенсируется ловкостью и сноровкой ныряльщиков.

Стоянка кочевников

Морскую стоянку баджао мы обнаружили в двух часах пути от Торосиаже. Несколько лодок укрылись в тихой бухте небольшого острова. Самой разговорчивой из местных оказалась Ане Касим, которая живет на лодке со своим пятнадцатилетним сыном Рамданом, настолько же молчаливым, насколько его мать словоохотлива. Она рассказала нам, что ее муж умер, что она не может позволить себе даже небольшой лодочный мотор и что ей придется грести назад в деревню, когда настанет время возвращаться. Но когда я спросил, не хочется ли ей переселиться в деревенский дом, она покачала головой:

— Я люблю жить на море. Рыбачить, грести… Люблю даже жару и холод…

Когда стемнело, баджао подогнали лодки поближе друг к другу. На металлических листах, положенных на борта лодки, зажглись маленькие огоньки. Кто-то жарил крабов на ужин, кто-то готовил рагу из морского огурца. Нам налили в пластиковые чашки еле теплый кофе, а Ане принялась петь народные песни, и царившая вокруг абсолютная тишина нарушалась только жалобными звуками ее голоса и тихим плеском волны о корму. Спать все расположились прямо на палубе, на случай дождя накрыв лодки брезентом или циновками, сплетенными из травы.

Подводная пустыня

Баджао живут тем, что добывают из глубины. Лишь изредка они продают часть своего не слишком-то большого улова на местном рынке.

— Раньше я расставлял стометровую сеть, и она всегда была полна, — рассказывает Бада Эпус, рыбак из деревни Лемито, показывая нам сеть, в которую вместо грузил вплетено множество маленьких ракушек. — Теперь я выставляю сеть на километр, а достаю ее почти пустой.

Годы неконтролируемой рыбной ловли привели к тому, что прибрежные зоны Сулавеси практически опустели, и рыбакам приходится удаляться от берега все дальше, а нырять все глубже, чтобы добыть хоть немного рыбы.

— Он не может ходить, — объяснил мне Бада, указывая на своего брата Таху, лежащего на корме. — У него судорога. Но ныряет он по-прежнему хорошо.

Под судорогой местные жители подразумевают паралич, вызванный кессонной болезнью, когда в результате резкой смены давления в крови выделяются смертельно опасные пузырьки азота. Те, кто может себе это позволить, используют воздушные компрессоры, к которым подключен обычный садовый шланг. Так ныряльщики могут дольше оставаться под водой и опускаться на большую глубину — свыше 40 м. Но если на компрессоре не стоит регулятор давления — недалеко до беды.

— Восемь моих друзей умерли от судороги, — говорит Имран, который и сам много лет нырял с компрессором.

Ныряльщики, как правило, добывают рыбу с помощью цианида. Этот способ ловли на Филиппины завезли гонконгские рыбаки. Когда традиционные рыболовные зоны были истощены, китайцы вынуждены были переместиться южнее. Их интересуют прежде всего такие виды хищных рифовых рыб, как груперы и рыба-губан, считающиеся в Поднебесной деликатесом и являющиеся традиционным свадебным блюдом. Покупатели готовы платить за них большие деньги, но только если рыба свежая, и потому рыбаки стараются доставить ее в порт живой.

1. Мечеть в Торосиаже построена в море на сваях. Устроить отдельные помещения для молитв мужчин и женщин тут не получается
2. Баджао-кочевники — мусульмане, но также верят в духов

Единственный надежный способ поймать групера или губана, не убивая, это обездвижить его ядом. Ныряльщики используют пластиковые бутылки, из которых они выпускают на стаю рыб ядовитое облако. Эффективность такого способа ловли способствовала его широкому распространению по всему Коралловому треугольнику — морям, омывающим берега Индонезии, Малайзии, Папуа — Новой Гвинеи, Филиппин, Соломоновых островов и Восточного Тимора. Это регион с самой разнообразной морской фауной в мире — здесь обитают 76% всех известных в мире кораллов и 3000 видов рыб.

Но за счет подводных богатств этого региона живут почти 100 миллионов человек. По данным известной природоохранной организации, объем рыбного рынка в этом регионе превышает 800 миллионов долларов в год (по состоянию на 2011-й. — Прим. Vokrugsveta.ru). И природа не выдерживает такого давления. Жители этого региона, в том числе и баджао, сами уничтожают рифы, которые их кормят. Цианид не только парализует рыбу, за которой охотятся ныряльщики, но и отравляет весь коралловый риф. Не только использование ядов разрушает хрупкую экосистему. Рыбу глушат самодельной взрывчаткой, изготовленной на основе нитрата калия, который используется в качестве удобрения и потому свободно продается.

— Я и сам глушил рыбу, — признается Имран. — Мне надо было заработать денег, чтобы отправить детей в школу. Теперь они злы на меня, потому что взрывчатка разрушает рифы, а без них нет и рыбы.

Когда-то Торосиаже была окружена огромными коралловыми рифами. Теперь от них остались одни обломки. Увы, но это порочный круг: чтобы заработать на жизнь, рыбаки, повинуясь требованиям ненасытного мирового рынка, используют разрушительные методы лова и планомерно уничтожают ту экосистему, за счет которой живут.

В мире духов

Сансанг Пасангре из Торосиаже — дукун, целитель. Он один из немногих, кто еще помнит древние обычаи баджао, сохранившиеся с тех времен, когда этот народ еще жил в море. Мы заявились к нему как раз в тот момент, когда он произносил заклинания над беременной женщиной. Сансанг сидел, скрестив ноги, перед миской, в которой лежали яйцо и благовония, и напевал себе под нос исламские молитвы, мерно покачиваясь взад и вперед.

— У нее боли и бессонница, — объяснил он.

Сансанг рассказал нам, что он обращается к живущим в параллельном с нашим миром penghuni lautan, дословно — «морским обитателям». Человек может призвать этих духов, если знает их подлинные, тайные имена.

— Тогда они входят в наши тела и нашими устами дают советы и передают знания… Но в деревне осталось всего 10 человек, которые еще могут сделать это, — говорит Сансанг.

Верования баджао представляют собой смесь анимизма и ислама. Есть у этого народа и свой эпос — Ikiko. Например, одна из входящих в него песен повествует о приключениях брата и сестры, которых мать выгнала из родного дома. Эти песни для баджао не просто развлечение: в них заключены их исторические и географические знания, так что Ikiko помогал баджао сохранять и передавать культурную память. Исполнение одной песни может длиться до двух дней, и это было важным событием для всей общины. Но целиком эти сказания помнят только старики. Нам удалось найти всего двоих, которые еще помнили Ikiko. Но один был слишком дряхл, чтобы петь, а другой, пропев всего несколько строф, настолько расчувствовался, что не смог продолжить.

1. Пато Дандо готовится исполнять национальный эпос Ikiko. Его внук Рифил эти песни уже не знает, и скоро древняя культура баджао исчезнет бесследно
2. Диана Бутутие в своем плавучем жилище. Она практически не сходит на берег — только по крайней необходимости

Баджао верят, что каждый риф, каждое течение и даже волна — это живое существо, в котором обитает собственный дух. Поэтому в культуре этого народа есть множество табу. Например, в море запрещено мыть посуду, а в определенных местах даже и плюнуть в воду нельзя.

Разрушенный мир

Трудно понять, как сакральное отношение баджао к морю сочетается с браконьерством. Очевидно, это следствие быстрого разрушения традиционного образа жизни народа, начавшегося, когда баджао стали переселять на сушу. Им приходится приспосабливаться к современному миру, где существуют национальные государства и нет места кочевникам.

Впрочем, ситуация с браконьерством в последние годы несколько улучшается. Рыбу все меньше глушат взрывчаткой и травят ядами, поскольку активисты и защитники природы организуют различные программы по рациональному использованию морских ресурсов. Создают охраняемые морские территории для восстановления популяции рыбы, поддерживают деньгами те общины, которые отказываются от браконьерства и используют традиционные способы ловли.

Многие общины баджао принимают участие в этих программах, но жителям Торосиаже на помощь рассчитывать не приходится: рифы здесь практически полностью уничтожены, охранять уже просто-напросто нечего.

Накануне отъезда из Торосиаже мы решили вновь навестить Ане и Рамдана. Они все еще находились в той же бухте. Рамдан нырял. Его мать встретила нас приветливой улыбкой.

— Скоро Рамадан, и нам надо будет вернуться в деревню. Грести придется три дня, — почему-то смеется она.

Вечереет, на небе зажигаются первые звезды. Вокруг тишина, и Ане снова принимается петь свои жалобные песни.

_{Фото: Джеймс Морган}

_{Материал опубликован в журнале «Вокруг света» № 11, ноябрь 2011, частично обновлен в сентябре 2023}