Тиль в романе Шарля де Костера — воплощение бунтарского фламандского духа. В современной Фландрии этот дух почти полностью выветрился
Теплоходик «Ламме Гудзак» у пристани Дамме ожидает туристов, чтобы отвезти их обратно в Брюгге
По выходным движение кораблей по фламандским каналам замирает, зато на берегах становится оживленно — их заполняют велосипедисты. Неспешно катится семейная пара — из корзинок, установленных на багажники, высовываются любопытные мордочки собачонок. Навстречу едет молодой человек, приплясывающий на сиденье в такт играющей в наушниках музыке. Проносится разновозрастная компания мужчин, экипированных так, словно они спешат на «Тур де Франс», — через пару десятков километров я снова их встречу, уже сидящими перед баром с солидными бокалами пива…
Знакомиться с Фландрией надо именно так, путешествуя на велосипеде. Всегда можно остановиться, рассмотреть неправдоподобно аккуратные фермы или не обозначенные ни в каких путеводителях средневековые храмы. Прекрасные велосипедные дорожки проложены вдоль всех каналов, расчертивших Фландрию еще в Средние века. Заодно можно хоть в какой-то мере ощутить, что представляло собой путешествие по этим землям в давние времена. Ведь именно так, вдоль каналов, передвигался по стране легендарный Уленшпигель. Я еду по его следам…
Забытый герой
— Уленшпигель — это ведь что-то… националистическое.
Смысл фразы поначалу поразил меня куда меньше, чем тот факт, что научный сотрудник антверпенского музея Плантен-Моретус (назван в честь семьи, которой принадлежала одна из первых фламандских типографий, в этом здании он и находится) не читал «Легенду об Уленшпигеле» — роман, который в России больше века считается бельгийской литературной классикой. Все же Вернер ван Хоф не работяга с завода и не продавец в шоколадной лавке, а интеллектуал, чья профессиональная деятельность — исследование истории книгопечатания…
Впрочем, к моменту нашей встречи я уже свыкся с мыслью, что де Костер в Бельгии не в почете. Казалось бы, Вернер дал ключ к понимаю этого феномена. Ведь де Костер объявил своего Уленшпигеля «духом Фландрии», сделал его символом борьбы за независимость от Испании в XVI веке. Чем не герой для националистов и, соответственно, антигерой для всех остальных?
Но Фландрия вовсе не та земля, где слово «националист» воспринимается как ругательство. В результате выборов 13 июня 2010 года партия «Новый фламандский альянс» сформировала самую крупную фракцию в парламенте Бельгии (27 из 150 мандатов), а в сумме националистические движения получили порядка 45% голосов фламандских избирателей. Вот только ни одно из этих движений образ Уленшпигеля использовать не спешит. Массовое забвение де Костера и его версии истории героического Тиля явно имеет еще какие-то причины.
Лесов во Фландрии давно нет, и общаться с природой многие местные жители предпочитают так: отъехать от города и прогуливаться вдоль каналов
Вторая родина Уленшпигеля
На экране утопал в снегу Евгений Леонов. Касса музея Уленшпигеля встречала посетителей советской лентой «Легенда о Тиле». Я даже слова не успел сказать, а смотритель музея Ян Хютсебаут уже протягивал коробку DVD-диска:
— Вот, купил в России через Интернет. Хороший фильм. Средневековая Фландрия очень точно изображена.
В роли Фландрии в фильме выступает, разумеется, Рига и окрестности. По лицу Яна невозможно понять, говорит ли он от души или просто хочет сделать приятное гостю. За кого бы там ни голосовала на выборах половина фламандцев, с туристами здесь более чем приветливы все.
— Специально для меня фильм поставили? — не удержался я.
— Нет, мы его регулярно крутим. По «Уленшпигелю» немного фильмов снято.
Действительно, чтобы пересчитать экранизации де Костера, даже вольные, хватит пальцев одной руки. Так что будь даже фильм Алова и Наумова не столь удачен, Ян его все равно бы приобрел. Ему интересны любые артефакты, связанные с Тилем. Развитие музея очень важно для города, едва ли не главное достояние которого — право считаться родиной Уленшпигеля. Ведь от былого величия Дамме в наши дни не так уж много осталось. Да и городом-то его сейчас назвать трудно: обитают здесь всего семь сотен человек — пять столетий назад было на пару порядков больше. Лишь масштабы полуразрушенного, но все равно величественного собора Богоматери — свидетельство того, что Дамме когда-то знал лучшие времена.
Конечно же, никто здесь не строит планов прорыва маленького городка в число мировых культурных столиц — идеи Нью-Васюков среди фламандцев как-то не приживаются, — но выжимают из какой-никакой литературной славы своей малой родины по максимуму. Магазинчики и рестораны поделили между собой имена всех персонажей де Костера, что имели отношение к Дамме. В городке сразу несколько книжных магазинов, в которых продается литература на десятках языков. И аж два памятника Тилю.
— Разумеется, Дамме вовсе не родина Уленшпигеля, здесь его поселила фантазия де Костера, — признает Ян Хютсебаут.
Анекдоты о Тиле начали рассказывать в Германии еще в XIV веке. «Народный» Уленшпигель — плут, мошенник, злой насмешник. Его выходки грубы, а юмор непристоен. И недаром помимо распространенной версии происхождения имени этого персонажа («сова» и «зеркало») существует и другая трактовка: от средневерхненемецких ulen — «мыть» и spіegel — «задница». Но де Кос тер трансформировал образ в духе романтизма. Не имевший ни малейшей склонности к труду бродяга — жулик и мошенник, олицетворение того, «как жить нельзя», — представлен мастером на все руки, духом Фландрии, символом повстанцев-гёзов, непримиримым борцом с несправедливостью.
Дух Фландрии
В начале осени по Интернету пронеслось информационное сообщение: социальная сеть Badoo, опросив 30 000 человек из 15 стран, выяснила, какие нации в мире считаются самыми «крутыми». Бельгийцы уверенно заняли в этом рейтинге последнее место. А вспомнил я об этом, сидя субботним вечером в одном из баров Гента, потому что сосед по барной стойке, ставший невольным моим собеседником, выдал следующую сентенцию:
— Знаешь, мы, фламандцы, не борцы, — задумчиво глядя на бокал пива рассуждал он. — Даже если нас вдруг кто-то завоюет, вряд ли мы будем сопротивляться. Мы постараемся как-нибудь договориться, приспособиться.
Во Второй мировой войне бельгийцы так, собственно, и поступили — быстро капитулировали. Но дело тут наверняка не только в национальном характере, ведь парой десятилетий раньше бельгийцы сопротивлялись той же Германии весьма упорно. Цена была страшная: множество жертв, разрушенная страна. Может, потому бельгийцы и не пытались в дальнейшем быть «крутыми». Благо в прошлом им постоянно приходилось подлаживаться под иноземных правителей — на протяжении веков страна эта не знала независимости.
1. По выходным площадь Ти-Занд в Брюгге отдана под рыночную торговлю. А вот гипермаркетов в Бельгии нет, открывать их не позволяет закон, чтобы не разорились традиционные мелкие магазинчики
2. Упоминаемые в романе де Костера блюда современным фламандцам незнакомы, кроме супа ватерзои. А вот такое же, как в Средние века, пиво наливают везде
Территория Бургундского герцогства, включавшая весь нынешний Бенилюкс, вошла в состав Священной Римской империи в результате династического брака в 1477 году. Приобретение оказалось более чем выгодным: это была едва ли не самая преуспевающая часть Европы. Нидерланды (в том числе и Фландрия) по меркам того времени благоденствовали благодаря богатству торговых городов. И все было бы хорошо, если бы империя Габсбургов не вела постоянные войны. На это требовались деньги, а рост налогов не радовал нидерландцев. Мало того, войны часто велись как раз с важнейшими торговыми партнерами!
Пока империей правил Карл V, нидерландцы еще терпели: каким бы жестким правителем он ни был, его считали своим. Ведь он родился во фламандском Генте (что не помешало ему жестоко расправиться с городом, после того как тот отказался платить очередной налог). Но в 1556 году Карл V отдал Нидерланды своему сыну Филиппу II, который сделался еще и испанским королем. И вот в его правление Нидерланды взорвалась.
Страну наводнили испанские эмиссары, самоуправление было ограничено, а налоги постоянно повышались. Но решающую роль в подготовке революции сыграл религиозный фактор. В Нидерландах быстро распространялся протестантизм. Местные власти смотрели на еретиков спокойно, как того требовали интересы торговли. А вот его католическое величество Филипп II предпочитал видеть протестантов поджаривающимися на костре.
Реакцией на репрессии стало иконоборческое движение, охватившее в 1566 году все Нидерланды. Кальвинисты врывались в церкви и разрушали статуи и изображения святых — с их точки зрения, идолов. Филипп II отправил армию на подавление восстания. И религиозный бунт перерос в борьбу Нидерландов против власти испанской короны.
Автомобильные дороги во Фландрии отменные, поезда — быстрые (бельгийцы очень горды тем, что именно в их стране появилась одна из первых в континентальной Европе железная дорога Брюссель — Мехелен). Сохраняет актуальность и водный транспорт, бывший основным способом доставки грузов в Средние века. Наконец, всю страну покрывает сеть велосипедных дорожек, как правило, идущих вдоль многочисленных каналов. Пожалуй, спорт номер один в стране — именно велосипедный. Недаром бельгийские гонщики 18 раз побеждали в «Тур де Франс»
Вопрос веры
Война шла с переменным успехом, то угасая, то вспыхивая вновь. Только в 1648 году Испания признала независимость семи северных провинций Нидерландов. Южную часть земель испанцам удалось удержать. Но финансовая, интеллектуальная и культурная элита Фландрии бежала на север, в независимые Нидерланды. Важнейшие города — Антверпен и Гент — пришли в упадок еще и потому, что потеряли выход к морю: устье Шельды оказалось во власти голландцев, не пускавших корабли во фламандские порты… А ведь в середине XVI века Нидерланды приносили Испании больший доход, чем все американские владения! Единственное, чем испанцы могли быть довольны, — Фландрия осталась католической. Вероисповедание разделило говорящих на одном языке нидерландцев и фламандцев.
Сейчас церковь не пользуется во Фландрии большой популярностью — очень немногие все еще ходят на мессу. Процесс секуляризации в XX веке охватил всю Европу, но в Бельгии он шел опережающими темпами. Причин тому, как водится, много. После Второй мировой войны тон в бельгийской политике задавали социалисты, религии чуждые. Сочувствия не вызывала и нетерпимость Святого престола к эвтаназии, абортам и сексуальным меньшинствам. Наконец, сильно подорвала авторитет церкви череда сексуальных скандалов. В частности, в педофилии был уличен епископ Брюгге. При этом католических священников судит не гражданский суд, а церковный, и наказанием становится не тюремное заключение, а «разжалование» в должности и отправка провинившегося на какой-нибудь другой пост.
— После всех этих историй я потребовал, чтобы меня вычеркнули из членов католической церкви, — заявил мне молодой чиновник из Гента.
Пришлось попросить пояснений.
— Когда детей крестят, их записывают в специальную книгу, где указаны все прихожане храма. И вот сейчас я потребовал, чтобы меня оттуда вычеркнули.
Занятно, что при всем этом даже атеисты предпочитают отдавать детей не в муниципальные школы, а в католические, где преподают монахини:
— В муниципальной школе, конечно, больше свободы. Но в католической — дисциплина, и потому качество преподавания намного выше.
От католической церкви теперь несколько дистанцируются даже националисты. Но полностью отказаться от идеи, что настоящий фламандец это католик, они не могут. И вот тут-то, очевидно, и заключена причина неприятия ими образ а Уленшпигеля. Ведь у де Костера он гёз, протестант! Ну и какой из него после этого символ фламандца?
1. В Генте принято решение, что в городе не должно быть зданий выше шести этажей. Многоэтажки, возведенные на окраинах в 1970– 1980-х в скором будущем будут снесены
2. Москва — конечный пункт одного из четырех маршрутов гентского трамвая. Так называется район города, в котором в 1813 году стояли русские войска
Язык твой — враг мой
Чтобы понять, почему в нынешней тихой и благополучной Фландрии столь сильны националисты, придется еще раз погрузиться в историю. В 1713 году власть над территорией будущей Бельгии перешла к австрийской ветви Габсбургов, под конец века ее аннексировала Франция, а после падения Наполеона эта земля досталась Нидерландам. Франкоязычным валлонам, населяющим юг и восток страны, радости это не доставило. Но и фламандцы оказались не готовы к воссоединению некогда единой нации — в силу различного вероисповедания. Объединенное королевство Нидерланды просуществовало недолго: в 1830-м в Брюсселе началась революция, и на карте Европы появилась новая страна — Бельгия. В новоявленном государстве нидерландский (так правильнее называть язык, который мы привыкли именовать голландским) считали родным свыше половины населения. Но единственным официальным языком был французский, на котором изъяснялась аристократия, административная и деловая верхушка. Все образование — и высшее, и среднее — велось опять же только на французском. Те фламандцы, что хотели преуспеть в жизни, отказывались от родного языка, для этой прослойки общества даже особый термин придуман был — франскильоны. Вот и де Костер писал свой роман по-французски. Неудивительно, что «Легенда об Уленшпигеле» не пользовалась на родине популярностью. Валлонам не больно-то интересна была история фламандцев, а фламандцам — французский роман (он был переведен на нидерландский только через пару десятков лет после первой публикации). Некоторый всплеск интереса к костеровскому Тилю произошел только на волне патриотических настроений в годы Первой мировой войны. Французам, немцам и русским эта книга уже тогда была более известна, чем соотечественникам автора.
Прогулка по городу на лошадях — традиция сравнительно новая. Зато социальная политика во Фландрии имеет очень глубокие корни: за забором находится территория домов для бедных, учрежденных в XV веке. Сейчас это муниципальное жилье для малоимущих
Фламандский национализм вызревал в борьбе за равноправие языков. Реальные плоды она стала приносить только после Второй мировой. Череда реформ, начиная с 1963 года, сформировала нынешнее устройство Бельгии: она стала федеративным государством. Во Фландрии официальным языком признается нидерландский, в Валлонии — французский, а в Брюссельском столичном округе языки равноправны. (При этом среднестатистический фламандец хоть в какой-то степени владеет французским, немецким и английским.)
Казалось бы, желаемое достигнуто, пора и успокоиться. Ан нет, появились другие факторы, которые и заставляют сильно возбуждаться практически любого фламандца, с кем ни заговори про отношения с Валлонией. Состояние экономики франкоязычного региона гораздо хуже, чем во Фландрии, поскольку угольная отрасль и металлургия переживают сложные времена. Во фламандской же части страны много современных производств, да и сельское хозяйство традиционно на высоте. В итоге социальные программы Валлонии почти на четверть дотируются из федерального бюджета, и Фландрия выступает в роли донора. Экономический кризис сделал лозунг «Хватит кормить Валлонию!» достоянием широких фламандских масс, а отнюдь не только маргиналов…
1. Прогулка на лошадях или поездка в карете — распространенное развлечение для туристов в старинных городах Фландрии. В некоторых районах лишь пластиковые окна да электричество напоминают о том, что на дворе XXI столетие, а не Средние века
2. Памятник Франку ван Акеру, бургомистру Брюгге с 1976 по 1992 год, немало сделавшему для превращения города в важнейший туристический центр страны. А вот старинные здания во фламандских городах — не просто памятники, а жилые дома. Внизу ресторан или магазин, на втором этаже, как правило, складские помещения
Когда по нескольку раз на дню выслушаешь несколько гневных филиппик в адрес «этих валлонов», невольно перестаешь понимать: на чем только держится единство Бельгии? Но услышав мой вопрос, представитель фламандского туристического офиса Педро Вахе даже удивился:
— Мы не можем разбежаться! Как мы будем делить Брюссель?
Да, это задачка того же уровня, что и раздел Иерусалима между израильтянами и арабами. Бельгийская столица изначально город фламандский, окружена землями, входящими в состав Фландрии. Но подавляющее большинство ее обитателей — франкофоны.
Постоянное противостояние двух языковых общин порождает множество проблем. В результате прошлогодних парламентских выборов валлонским социалистам досталось лишь немногим меньше мандатов, чем «Новому фламандскому альянсу». Эти две партии в силу идеологических установок в принципе не могут друг с другом договориться. Только отказ НФА входить в кабинет министров (а правительство в стране всегда коалиционное) позволил остальным фламандским и валлонским партиям договориться. Регионы получают больше полномочий распоряжаться частью налоговых сборов, в частности курировать социальные выплаты. Согласившись на усиление децентрализации страны, валлоны выторговали сохранение дотаций для своего региона в течение 10 лет. Но за это время они обязаны провести оздоровление местной экономики — пойти на непопулярные меры. Пока шел процесс переговоров, Бельгия 540 дней жила без федерального правительства (мировой рекорд!). Конечно, в это время продолжали исполнять обязанности министров члены предыдущего кабинета. Но они лишь поддерживали необходимый минимум деятельности госструктур. Что это значит, поясняла тогда пресс-атташе брюссельского Королевского музея изящных искусств Карин Рёдиг:
— Жить без правительства вполне можно — текущие наши потребности в финансировании покрываются. Но вот начать давно назревшую реставрацию здания мы не можем. Выделить на это деньги должно правительство страны, а не региона. Так что лучше бы оно побыстрее начало работать.
Брюгге с куда большим, нежели Санкт-Петербург, основанием называют Северной Венецией. Впрочем, в эпоху зарождения туризма в XIX веке он был лишь промежуточным пунктом на пути британцев, направлявшихся на место последней битвы с Наполеоном в Ватерлоо
Местечковый патриотизм
Трудности бельгийского общежития невольно заставляют задуматься, не промахнулись ли в свое время фламандцы, решив жить в одной стране с валлонами, а не с нидерландцами. Или фламандцы не слишком схожи со своими северными братьями? Все мои собеседники в один голос подтверждают: они действительно очень разные.
— Вот у меня есть в Нидерландах родственники. Мы ездили к ним, когда я был ребенком. И вот они дали к чаю печенье, — все больше оживляется Педро. — Но как! Не ставят на стол, а протягивают коробку. Все берут по одному печенью — и коробка тотчас убирается в шкаф. У нас так невозможно!
— То есть, — делаю я за своего собеседника неполиткорректный вывод, — нидерландцы, с вашей точки зрения, жадные… А они про фламандцев что говорят?
Педро поморщился, как от зубной боли...
— Ну хорошо, а язык у вас сильно отличается?
— Литературный язык один, а в быту, конечно, мы говорим на несколько разных диалектах. Впрочем, у нас в каждом городе свой диалект.
Бельгия — страна маленькая. На велосипеде от Брюгге до Гента можно спокойно доехать за пару-тройку часов. И тем не менее в каждом городе своя версия языка, пусть немного, но отличная от соседского: особенности произношения, характерные словечки. Фламандцы очень этим горды. Они старательно сохраняют все эти диалектные особенности, доставшиеся в наследство от тех времен, когда городские общины были, почитай, отдельными государствами (перекати-поле вроде Уленшпигеля в Средневековье — скорее исключение, чем правило).
Как бы ни перемещались люди в наши дни, у каждого фламандского города свое лицо, свой характер. А заодно и набор предубеждений о жителях иных городов. На протяжении веков крупнейшие города конкурировали друг с другом, стремясь перетянуть на себя основные торговые потоки. Доходило порой и до прямых конфликтов. Так, до сих пор многие уроженцы Гента, свысока смотрят на обитателей Брюгге. Мол, что это за город — там же ничего нет, кроме аттракционов для туристов. И очень удивляются, узнав, что в районе Брюгге есть современная промышленность, например завод «Фольксваген». Кажется, не верят. На побережье Северного моря есть городок Кнокке-Хейст. Двойное его название отражает исторические реалии: некогда это были два отдельных поселения, в прошлом веке слившиеся в одно. Но до сих пор коренные жители с гордостью заявляют:
— Нет, я не из Хейста, я из Кнокке! У нас даже диалекты разные!
Местечковый патриотизм очень развит. В каждом городке или даже городском районе его жители (или даже местные профессиональные сообщества) время от времени любят устраивать праздники по самому, казалось бы, незначительному поводу. А то и без повода. Скажем, в Генте я оказался в день, когда праздник устраивали предприниматели центра города. Как уж они отмечали его в своем кругу, неизвестно, но им захотелось поделиться радостью. По этому поводу они скинулись и устроили на весь день бесплатный вход в замок Гравенстен для всех желающих. А накануне, передвигаясь на велосипеде вдоль канала Гент — Остенде, я наблюдал, как отдыхали обитатели гентского предместья. По случаю дождливой погоды они расположились под пролетом автомобильного моста через канал: поставили столики с выпивкой-закуской и устроили танцы под аккомпанемент местной любительской группы, исполнявшей старые рок-хиты. Не сказать, чтобы народу очень много, но пара сотен местных жителей от мала до велика точно собралась.
Фламандцы — люди весьма практичные. Именно поэтому они предпочитают перемещаться по городу на велосипедах. А регулярно устраиваемые костюмированные шествия, карнавалы и прочие уличные представления — прекрасное развлечение для туристов
Любовь Фландрии
Занятные очертания приобрел в наши дни образ Неле — невесты Уленшпигеля, много лет терпеливо ожидавшей его возвращения из бесконечных странствий (де Костер называл ее Любовью Фландрии). Теперь это нередко разведенная жительница бывшего СССР средних лет, с помощью интернет-сайтов или брачных агентств вышедшая замуж за иноземца в надежде на устроенную жизнь и простое человеческое счастье. Что удивительно, они это счастье, как правило, находят... С несколькими такими «русскими женами», от домохозяйки до крупного менеджера в компании, занимающейся экспортом продуктов питания, мне довелось встретиться.
— Вот что мне нравится в бельгийцах, так это их способность не зацикливаться на своих проблемах. То есть если возникшая проблема не решается, они просто забудут про нее и будут жить дальше. И никаких размышлений в духе «А почему это со мной случилось, за что?». Мне тут подруга одна местная сказала: «Я прочла вашего Достоевского… Это же ужасно! Все это самокопание… Как вы так можете жить?»
Бывшая москвичка Ирина вышла за бельгийца лет пятнадцать назад. Хотя в ее речи нидерландские словечки порой замещают русские (например, «активитеты» вместо пусть кондового, но все же более привычного уху «мероприятия»), столь расхваливаемый ею фламандский подход к жизни она так и не освоила.
— Смотрели фильм «Залечь на дно в Брюгге»? Нам тут всем очень понравился, — не уточняя, кто такие эти «все», заявляет она. — Все там правильно показано: скучно тут. Красиво, конечно... А заняться нечем, особенно зимой...
Понять, чем же так скучна местная жизнь, мне так и не удалось. Да, сам Брюгге — небольшой провинциальный тихий город, несмотря на толпы туристов со всего мира. Но с развлечениями на любой вкус здесь все в порядке... А если чего и нет — так значительно более крупный и современный Гент менее чем в часе езды.
Среди фламандцев среднего возраста и старше модно ходить на какие-нибудь курсы. Вот и Ирина, «спасаясь от скуки», пошла на двухгодичные курсы, готовящие гидов. Без свидетельства об их окончании получить лицензию невозможно...
Вечерние курсы вовсе не обязательно связаны с освоением какой-то специальности. Есть и просто клубы по интересам. Порой также весьма полезные.
Когда бывшая одесситка Людмила только переехала в Гент, то с воодушевлением готовила мужу борщи, вареники и прочие блюда украинской кухни. А тот регулярно предлагал ей ничего не готовить, а сходить лучше в ресторанчик. Людмила думала — заботливый, оказалось — стеснительный. Никак не решался сказать, что ее стряпня ему не очень-то по нутру. И Людмила стала ходить в клуб, где хозяйки обмениваются кулинарным опытом. Постепенно освоила классические местные рецепты, и теперь ей самой при мысли о борще становится немного нехорошо...
Узкие проходы между домами, выглядящие порой как проломы в стенах, устраивались в Средневековье на случай пожаров — для подноса воды из каналов
Уленшпигель
Считается, что первые народные байки, шванки, об Уленшпигеле появились в Германии XIV века. В печать «Занимательное сочинение о плуте Тиле» вышло в 1510– 1511 годах в Страсбурге. Эта книга считается «народной», однако обнаруживший это издание швейцарец Петер Хонеггер предположил, что его составителем был Герман Боте (1450–1520), хронист из Брауншвейга. На него якобы указывают буквицы последних шести глав — ERMANB.
Сборник пользовался популярностью: в XVI веке его перевели на латынь, французский, английский, польский языки. Первое издание «Уленшпигеля» на нидерландском было напечатано в Антверпене между 1526 и 1532 годами. Различные версии сборника выходили до начала XX века. По «народной книге», Тиль родился в 1300 году в немецком Кнайтлингене. Путешествовал по Германии и Нидерландам. Умер от чумы в Мёльне в 1350 году (этот факт упоминает в своих хрониках Герман Боте).
Шарль де Костер был не единственным, кто обратился к образу Тиля. Еще в 1835 году австриец Иоганн Нестрой создал фарс «Уленшпигель, или Подвох на подвох», который по духу значительно ближе к «народной книге», нежели романтический образ де Костера (1867). В 1895 году Рихард Штраус написал симфоническую поэму «Веселые проделки Тиля Уленшпигеля», опираясь опять же на «народную книгу».
Наследники Ламме Гудзака
В XVII веке по Фландрии распространился слух, что Уленшпигель похоронен вовсе не в немецком Мёльне, как утверждали народные истории о Тиле, а в Дамме.
— В барельефе на одной могильной плите у собора Богоматери среди прочего были изображены сова и зеркало, — рассказывает Ян Хютсебаут. — Текст же на плите был утрачен — уничтожен дождями и ветром. Скорее всего, это была могила «отца голландской поэзии» Якоба ван Мерланта, который жил и писал в Дамме в XIII веке. Но народ решил, что это могила Уленшпигеля.
До наших дней плита не сохранилась — в конце XVII века очередной настоятель решил ее убрать, поскольку негоже у церковных стен быть могиле известного богохульника. До нас дошло только ее изображение — рисунок, сделанный около 1640 года. Так что Шарль де Костер вовсе не случайно выбрал Дамме, в котором, кажется, не бывал, в качестве места рождения своего Тиля.
И все же в каком-то смысле народная молва права: Уленшпигель во Фландрии «умер». Его пытались «оживить» в 1950-х — начале 1960-х. Именно тогда в Бельгии по «Легенде об Уленшпигеле» сняли телесериал, вышла пара выпусков комикса, сам роман активно переиздавали… Роскошное юбилейное издание де Костера было непременным подарком иностранным гостям на правительственных приемах . И это справедливо: миру «Легенда о Тиле Уленшпигеле» оказалась интереснее, чем стране, ее породившей.
Фламандцы слишком любят жизнь. Любят хорошо поработать, а потом так же хорошо отдохнуть. Любят поесть, выпить своего замечательного, пожалуй, лучшего в мире пива. Любят свой дом, свой город, каким бы он ни был. Нет в них, кажется, ничего от фанатичной целеустремленности Уленшпигеля, каким его изобразил Шарль де Костер. Неудивительно, что этого героя фламандцы предпочли забыть.
— Знаешь, мне кажется, что если и искать среди персонажей де Костера образ типичного фламандца, то это будет вовсе не Уленшпигель, — сказал я на прощание Педро. — Скорее уж вы — наследники его друга Ламме Гудзака, не слишком склонного к бродячей жизни, любителя поесть и выпить.
Педро подумал и усмехнулся:
— Наверно, ты прав.
Фото: Олег Климов
