Человек, который сдвинул континенты: невероятные экспедиции Альфреда Вегенера

Рихард Вегенер, доктор теологии и руководитель германского ведомства сиротских приютов, исповедовал прусскую систему школьного образования: дисциплина, усердие, фундаментальные систематические знания, спортивные занятия. В этом духе он воспитывал и собственных детей, особенно сыновей — старшего Курта и младшего Альфреда. Результаты были превосходны: оба мальчика прекрасно усваивали программу гимназии (отдавая предпочтение естественным наукам), росли физически развитыми и при этом не огорчали родителей сколько-нибудь крупными и опасными шалостями.

Прусскую школу часто упрекали в том, что она, давая знания, убивает любознательность и инициативу, но к сыновьям доктора Вегенера это явно не относилось: Курт и Альфред не только много читали помимо школьной программы, но и самостоятельно чертили карты местности и промеряли глубины озер. Оба твердо решили стать учеными.

В 1899 году восемнадцатилетний Альфред, окончив гимназию с лучшим аттестатом в классе, без труда поступил в Берлинский университет. И однокурсники, и учителя вспоминают о нем как об исключительно способном и усердном студенте. Но в Гейдельберге (где по немецкой университетской традиции Вегенер провел один семестр) он запомнился настоящим буршем, вовсе не ходившим на лекции, а посвящавшим все свое время пиву и фехтованию.

Возможно, гейдельбергский семестр стал свое образным отпуском для Альфреда, впервые в жизни вышедшего из-под надзора старших. Однако, вернувшись в Берлин, он снова налег на науки, да так успешно, что к 1904 году оказался обладателем ученой степени по любимой им с детства астрономии.

К этому времени его старший брат уже стал заметной фигурой в молодой науке метеорологии. Курт работал в Линденберге под Берлином, поднимаясь на воздушных шарах и измеряя метеорологические параметры на разной высоте. По сравнению с корзиной воздушного шара астрономическая обсерватория кажется Альфреду чем-то вроде богадельни. Не говоря уж о том, что младший брат всегда тянулся за старшим и разделял даже его увлечения.

Альфред бросает астрономию и поступает под начало Курта. Братья Вегенеры работают запойно, не считаясь ни со временем, ни с соображениями безопасности. И неожиданно для себя становятся известны на весь просвещенный мир, установив в начале апреля 1906 года мировой рекорд — 52 часа беспосадочного полета на воздушном шаре.

За это время ветер вынес их из окрестностей Берлина в Балтику, пронес над Данией, затем снова поволок на юг. Собственно, братья не гнались за рекордом — просто очень жалко было прерывать наблюдения на таком маршруте, и они продолжали работать, пока окоченевшие руки держали приборы. И только где-то над Шпессартом, поняв, что окончательно обессилили, пошли на посадку.

Еще до этого полета Альфред узнал о подготовке научной экспедиции в Гренландию и предложил свои услуги ее руководителю — датскому писателю и этнографу Людвигу Мюлиусу-Эриксену. Возможно, неожиданная слава претендента повлияла на решение Мюлиуса: одно дело никому не известный молодой выпускник университета, другое — аэронавт-рекордсмен. Так или иначе, в том же 1906 году Альфред Вегенер в составе экспедиции из 13 ученых, двух художников и 13 матросов оказался на самом большом и самом холодном острове планеты.

Гренландия — Марбург и обратно

1900-е годы были временем настоящего полярного бума. С карты планеты исчезали последние белые пятна, и одной из целей экспедиции Мюлиуса-Эриксена было определить северо-восточные границы Гренландии, где до сих пор не ступала нога европейца.

Но свою задачу экспедиция выполнила: проведенная ею съемка позволила замкнуть контуры Ледяного острова. Гренландское предприятие принесло определенные дивиденды и самому Вегенеру: по возвращении в Германию он становится приват-доцентом Института физики.

Регулярно читая лекции по метеорологии, Альфред вскоре приходит к замыслу рассмотреть все, что известно об атмосферных процессах, с точки зрения физики. Результатом стала вышедшая в 1911 году монография «Термодинамика атмосферы». Эта книга, наряду с публикацией результатов гренландских исследований, сделала Вегенера заметной фигурой в научном мире.

Прежде чем печатать свой труд, он счел за благо ознакомить с ним какого-нибудь маститого ученого. Курт, который работал теперь в Германской морской обсерватории в Гамбурге, рекомендовал брату главное светило этого учреждения — профессора Владимира Кёппена. (Экзотическое для немца имя «Владимир» тот привез из Санкт-Петербурга, где появился на свет в семье члена Императорской академии наук Петра Кёппена. Там же он начал и свою научную карьеру, но не поладил с начальством и в 29 лет уехал на родину предков.)

Весной 1910 года Вегенер лично привез Кёппену рукопись. Профессор предложил Альфреду погостить у себя в доме, пока он будет знакомиться с текстом. За четыре дня 63-летний профессор и 29-летний доцент сдружились на всю оставшуюся жизнь. А вскоре Альфред обручился с младшей дочерью Кёппена — 19-летней Эльзой.

Официальное предложение руки и сердца состоялось в воздухе — в корзине воздушного шара: бывая в Гамбурге, Альфред по старой памяти помогал брату в его исследованиях, а ради такого дела попросил Курта взять в полет и Эльзу. Однако свадьбу пришлось отложить — жених, можно сказать, сбежал из-под венца, влекомый другой страстью. Коварную разлучницу звали Гренландия.

Ледовый анабасис

В начале 1912 года к Вегенеру с предложением вновь отправиться на Ледовый остров обратился датчанин Йохан Петер Кох — картограф экспедиции Мюлиуса-Эриксена, с которым Альфред в свое время особенно сдружился.

Хотя картографирование гренландского побережья было завершено, внутренние области острова оставались абсолютной терра инкогнита. Там никогда не бывали не только европейские исследователи, но и эскимосы — им нечего было делать в этой ледяной пустыне. Даже в разгар лета температура редко поднимается выше –20 °С, постоянно дуют бешеные ветры, под снегом таятся предательские ловушки-трещины глубиной в десятки, а то и сотни метров. И никаких ориентиров — только снег и лед до самого горизонта. Всю еду и для людей, и для собак надо брать с собой. А случись что — помощи ждать неоткуда.

Слева: в день своего 50-летия (1 ноября 1930 года) Альфред Вегенер сфотографировался с гренландцем Расмусом Виллумсеном (на фото), впереди обоих ожидало трудное и опасное путешествие с Айсмитте на Западную станцию. До финальной точки маршрута живым добрался только Виллумсен
Справа: одиннадцатилетний гимназист Альфред Вегенер в кругу семьи. Слева направо: его тетя Йеттхен, отец Рихард Вегенер, сам Альфред, его брат Курт и сестра Тони, мать Анна. Цехлинерхютте. 1892 год

Именно в эти благословенные места Кох звал теперь Вегенера. План выглядел почти гарантированным самоубийством: с наступлением лета четверым путешественникам (в экспедиции участвовали также профессиональный зимовщик исландец Вигвус Сигурдссон и матрос-датчанин Ларс Ларсен) предстояло пересечь Гренландию в самом широком ее месте, преодолев более тысячи километров. И не просто пересечь, а тщательно исследовать этот белый ад.

Для подобного предприятия Коху нужен был напарник, обладавший умом и знаниями крупного ученого, мышцами рекордсмен а и сердцем авантюриста. И Вегенер, бросив невесту, университет и даже то, что впоследствии оказалось его главным открытием, отправился на этот зов сирены.

Едва начавшись, экспедиция несколько раз чуть было не закончилась. Сначала во время разведочной поездки Вегенер неудачно упал, повредил спину и целый месяц ковылял, опираясь на палку. Затем посреди ночи исследователей едва не накрыл обвал — лагерь был разбит на дне ледового ущелья, одна из стен которого рухнула. Отдельные глыбы упали в трех метрах от палатки, но ни сами зимовщики, ни их имущество не пострадали. Наконец, в декабре 1912 года уже Кох, провалившись в трещину, сломал ногу и на месяц оказался прикован к своему ложу.

Тем не менее всю зиму оба исследователя регулярно проводили измерения. А с окончанием полярной ночи погрузили скарб и припасы на несколько саней, запряженных привычными к снегу исландскими пони, и двинулись на юго-запад, чтобы продолжить геодезическую съемку внутренних областей Гренландии.

Переход занял два месяца. Почти все пони и собаки погибли еще в первой половине пути — во время подъема на купол ледника, когда в лицо путникам постоянно дул сильнейший ветер, порой делавший продвижение невозможным. Только на самом куполе, на трехкилометровой высоте, экспедиция ненадолго попала в безветренную зону. С началом спуска ветер возобновился, но теперь он уже был попутным, и на ровных участках путешественники даже рисковали использовать буксировочные воздушные змеи-паруса, тащившие сани не хуже покойных лошадок.

На подходе к цели путники, преодолевая прибрежную горную гряду, внезапно попали в туман и снегопад. Экспедиция, потерявшая ориентацию, исчерпавшая запас еды, с трудом передвигавшаяся по рыхлому свежевыпавшему снегу, казалось, была обречена повторить судьбу группы Мюлиуса-Эриксена.

Даже когда ее участникам все-таки удалось пробиться к морю, обнаружилось, что это пустынное побережье, а не окрестности поселка Превен, куда они рассчитывали выйти. Однако, к счастью, мимо берега проплывал пароходик, на котором некий муниципальный чиновник объезжал эскимосские поселки. Позднее Вегенер упомянул, что если бы не эта случайность, неизвестно, смогли бы он и его товарищи самостоятельно добраться до людей.

Вернувшись осенью 1913 года в Германию, Альфред Вегенер наконец-то женился на Эльзе Кёппен и увез ее в Марбург. Его ждали университетские обязанности, обработка результатов уникальной экспедиции и теория, обессмертившая его имя.

Слева: изучив внутренние области Гренландии, Вегенер возвращается в Германию и в 1913 году женится на Эльзе Кёппен, младшей дочери известного географа и метеоролога Владимира Кёппена
Справа: ни одна из арктических экспедиций не обходилась без собачьих упряжек, но для перевозки грузов на большие расстояния они были неэффективны

Материки пускаются в путь

Историю главного открытия Вегенера часто излагают в виде легенды, подобной сюжетам о яблоке Ньютона или чайнике Уатта: мол, посмотрел как-то человек на глобус и заметил, что если мысленно сдвинуть вплотную Африку и Южную Америку, то побережье Бразилии идеально впишется в Гвинейский залив. Отсюда, мол, все и пошло.

По словам самого Вегенера, для него все действительно началось со взгляда на глобус. Но он был далеко не первым: странный географический факт заметили практически сразу же после появления более-менее достоверных глобусов и карт мира. Самое раннее из известных упоминаний о нем было сделано голландским картографом Абрахамом Ортелиусом еще в 1596 году. Позже об этом писали многие авторы, включая Фрэнсиса Бэкона и Александра фон Гумбольдта.

Впрочем, их труды Вегенер не знал, хотя, движимый мелькнувшей у него догадкой, начал целенаправленно читать работы по геологии и палеонтологии обоих берегов Атлантики.

К началу ХХ века в теоретической геологии давно уже царила так называемая контракционная теория, согласно которой изначально горячая Земля, постепенно остывая, уменьшалась в объеме, и таким образом формировались складки на ее поверхности (подобно тому как сморщиваются засыхающие яблоко или гриб). Идея, что континенты могут двигаться, выглядела столь же архаично, как утверждение, что Земля — плоская. В текущей научной литературе она практически не обсуждалась.

Правда, в том же 1910 году, когда Вегенеру пришла в голову его гипотеза, была опубликована работа американского геолога Фрэнка Тейлора. Изучая строение гор Южной Европы (Альп, Пиренеев и др.), тот предположил, что эти массивы образовались при столкновении огромных кусков земной поверхности. Но и работу Тейлора Вегенер тогда пропустил, поскольку искал данные по атлантическим побережьям, а не по Средиземноморью.

В результате у Альфреда сложилось впечатление, что до него идея горизонтального движения континентов никому не приходила в голову, в то время как факты буквально кричали об этом движении. Так, многие палеонтологи отмечали сходство мезозойских и еще более древних флор и фаун Южной Америки, Африки и Австралии. Для объяснения была выдвинута идея «мостов» — сухопутных перемычек, соединявших некогда современные материки, а позднее опустившихся под воду.

Но если древние существа могли попадать с континента на континент по «мостам», то почему одинаковы и горные породы на обоих берегах океана? Когда в январе 1912 года во Франкфурте открылся съезд Немецкого геологического общества, Вегенер, уже больше года собиравший материалы для своей теории, не удержался от соблазна представить ее столь авторитетному собранию. И впервые в жизни потерпел полный провал.

Его слушателей можно понять. Человек, никогда не работавший в их науке и не учившийся ей, предлагает пересмотреть самые ее основы. На поверку это «новое слово» оказывается перепевом гипотез, давно известных всем, кто в курсе дела, и столь же давно признанных несостоятельными. Ну просто Фоменко какой-то! А известны ли уважаемому докладчику работы аббата Пласе, Клодена, Штрефлера, Шрёдера, Снайдера? Не говоря уж о критике таковых, камня на камне не оставившей от этих наивных построений…

Любой нормальный человек сразу понял бы: то, что он считал своей блестящей догадкой, не просто ошибка, а ошибка банальная, уже сделанная многими до него, исправленная и забытая. Любой, но только не Вегенер. Конечно, им двигало и невероятное упрямство, и задетое самолюбие впервые в жизни осрамившегося отличника. Но был и другой мотив. Ну хорошо, допустим, он — всего лишь самонадеянный невежда, плохо знающий историю вопроса. А как быть с фактами? Их-то критики так и не объяснили.

Впрочем, у Вегенера уже не оставалось времени ни для дискуссии с оппонентами, ни для изучения работ предшественников. Его ждали Кох и Гренландия. Возможно, целью доклада было обнародовать свою теорию до отъезда туда, откуда мало шансов вернуться.

Нет худа без добра

Идея перемещения материков не отпускала Вегенера и в Гренландии — исследователь обдумывал ее во время зимовки, писал о ней будущему тестю, обсуждал с Кохом, пытаясь найти в его данных прямые доказательства движения материков. Но после возвращения в Германию Альфреду стало не до теории: свадьба, устройство семейного гнезда, обработка и публикация материалов экспедиции… За этими хлопотами его и застал август 1914-го.

Несмотря на всю свою удаль, Вегенер никогда не стремился к военным лаврам. Но лейтенант запаса Третьего гвардейского гренадерского полка не мог не занять место в строю. Вместе с полком он отправляется в Бельгию и вскоре после прибытия на передовую получает пулю в руку, а через две недели после возвращения на фронт — тяжелое ранение в шею. Вегенер надолго отправляется в госпиталь, а затем получает длительный отпуск домой — долечиваться.

В госпитале, во время вынужденного безделья, у него наконец-то появляется возможность как следует обдумать свою идею. А в Марбурге к его услугам университетская библиотека, где Вегенер с интересом читает труды своих предшественников и их оппонентов. И, несмотря на весомость возражений, все более укрепляется в верности теории движения континентов.

В 1915 году он выпускает 94-страничную брошюру со скромным названием «Происхождение континентов и океанов». Идея движения материков в ней аргументирована множеством фактов. И речь идет уже не только об Африке и Южной Америке: согласно Вегенеру, все современные материки — обломки гигантского суперконтинента Пангея, объединявшего когда-то всю земную сушу.

Выход этой книжицы ознаменовал рождение теории дрейфа континентов в полном смысле этого слова. Если бы Вегенер не написал ее — скажем, погибнув в экспедиции 1912–1913 годов или на фронте, — он бы так и остался не основателем геотектоники, а лишь одним из ее многочисленных предтеч. Кстати, в своей книге Вегенер воздал должное всем, кто пришел к идее движения материков раньше него.

После отпуска Альфред вернулся в армию, но его отправили уже не на фронт, а в военную метеослужбу. После демобилизации он переходит на работу в Германскую морскую обсерваторию, где трудятся брат и тесть (впрочем, последний как раз тогда оставил службу), одновременно став экстраординарным профессором только что учрежденного Гамбургского университета. В эти же годы Вегенер вместе с Владимиром Кёппеном пишет монографию «Климаты Земли в доисторический период», а с Кохом — популярное повествование об их путешествии «Через белую пустыню».

Однако теперь уже никакие дела не могут оторвать Вегенера от разработки теории дрейфа континентов. В 1920 году выходит второе издание «Происхождения континентов и океанов», в 1922-м — третье, в 1928-м — четвертое. С каждым изданием объем книги растет — накапливаются все новые факты.

Труд Вегенера переводят на основные европейские языки, у теории появляются приверженцы по всему миру (в том числе уже упомянутый Фрэнк Тейлор). Но большинство светил геологии по-прежнему отвергает идею дрейфа. Многие их возражения смехотворны, другие относятся к частным фактам, которые Вегенер приводит в подтверждение своей теории. Но по крайней мере один аргумент оппонентов абсолютно неотразим: а какая, собственно, сила может гонять гигантские каменные плиты по твердой планете, как льдины по весеннему пруду?

На этот вопрос у Вегенера ответа нет. Вслед за своими предшественниками он пытается придумать какой-то механизм, составленный из вращения Земли и приливных сил: мол, из-за последних внешняя твердая оболочка планеты все время отстает во вращении от лежащего под ней жидкого слоя… Но он и сам понимает, насколько это неубедительно.

Тем временем академическая карьера Вегенера движется своим чередом, хоть и не слишком быстро. Отчасти ее тормозит политико-экономическая ситуация (обложенная репарациями Германия вынуждена урезать бюджетные расходы, в том числе и на науку), отчасти — репутация автора еретической теории. Но в 1924 году Вегенер получает кафедру метеорологии и геофизики в Университете Граца в Австрии (где уже обосновался его старший брат) и переезжает туда с семьей.

Семья, дом, живописный старинный город в Штирийских Альпах, хорошее жалованье, авторитет среди коллег, полная свобода в исследованиях и учебных курсах и досуг, достаточный для работы над книгами… Чего еще не хватает для счастья? Гренландии.

«Обязан быть героем»

Во второй половине 1920-х годов Вегенер неоднократно обращается к Обществу содействия немецкой науке с предложением организовать новую экспедицию на Ледовый остров. Среди ее многочисленных задач главная — организация станции на куполе ледника и проведение здесь постоянных метеорологических и гляциологических наблюдений в течение года. То есть зимовка во внутренних областях острова! По сравнению с этим даже их с Кохом «ледовый поход» выглядит чуть ли не воскресной прогулкой.

Весной 1928 года Общество одобрило очередной проект Вегенера, и он приступил к подготовке экспедиции. Но в том же году неожиданно умирает Кох, на участие которого Вегенер твердо рассчитывал. А осенью 1929-го разражается Великий кризис, и судьба экспедиции повисает на волоске.

На эти удары судьбы Вегенер отвечает удвоением усилий, как он и поступал всю жизнь. «Приходится рассчитывать на свою энергию там, где отказало счастье», — напишет он позже в своем дневнике совсем по другому поводу. И 1 апреля 1930 года 14 человек во главе с Вегенером отплывают из Копенгагена в Гренландию.

В том году весна в западной Гренландии выдалась поздняя, и Вегенеру пришлось больше месяца ждать, когда плавающие льды позволят ему подойти к берегу. Выгрузка началась только 17 июня, месяц ушел на сооружение береговой базы — Западной станции. Лишь 15 июля экспедиция смогла отправить первую санную партию вглубь ледника.

В течение следующих двух месяцев было сделано еще два рейса, в результате которых в 400 км от побережья на высоте около 3000 м над уровнем моря появилась одинокая палатка и несколько приборов — станция Айсмитте («середка льдов»). Два ее сотрудника — метеоролог Иоганнес Георги и гляциолог Эрнст Зорге — должны были провести тут целый год, причем первые полгода в полной изоляции от внешнего мира: с наступлением осени поездки санных партий должны были закончиться. У ледовых робинзонов не было даже радиостанции.

Но к середине сентября на «Айсмитте» удалось доставить лишь часть инструментов и припасов. Дело в том, что при таких расстояниях собачья упряжка в качестве средства доставки грузов неэффективна, как космический корабль. Даже летом, когда непогоды относительно редки, 400-километровый путь занимает не менее 15 дней. В два конца — месяц. Метель, рыхлый свежевыпавший снег существенно удлиняют этот срок. Все это время собаки и погонщики должны сытно питаться, иначе они просто не смогут идти. В результате большая часть груза каждой упряжки уходит на жизнеобеспечение самой упряжки.

Зная об этом, Вегенер привез с собой специально сконструированные и испытанные в зимней Финляндии аэросани. В сентябре они отправились на Айсмитте с остальным грузом… и вернулись с полпути — оказалось, что сани не могут передвигаться по рыхлому снегу.

Теперь речь шла уже не об обеспечении зимовки, а о спасении зимовщиков. Продуктов, завезенных на Айсмитте, двум едокам до весны хватило бы, но у них было мало керосина, а им предстояло пережить в палатке 50-градусные морозы. Уйти они тоже не могли: лыжник не утащит столько припасов, сколько нужно на 400-километровый переход по осенней Гренландии.

21 сентября 1930 года с Западной станции выходит спасательная партия на 15 упряжках — сам Вегенер, метеоролог Фриц Лёве и 13 эскимосов. Погода — наихудшая для поездки: густой туман, затем снегопад. Партия движется медленно, подолгу стоит, пережидая непогоду, с трудом отыскивает вешки.

За семь дней удается пройти всего 62 км. Эскимосы отказываются идти дальше. С трудом удается уговорить четверых продолжить путь, остальные уходят, и большую часть груза приходится оставить. Но 7 октября на 151-м километре Вегенер сам отпускает троих эскимосов и сбрасывает еще часть груза: темп движения таков, что на Айсмитте они все равно не привезут ничего. Двигаться вперед продолжают Вегенер, Лёве и эскимос Расмус Виллумсен. Теперь их цель — эвакуация станции.

30 октября они добираются до Айсмитте — и узнают, что их подвиг был напрасным. Оказывается, зимовщики живут не в палатке, а в пещере, которую Зорге еще в сентябре вырыл в фирне (плотном, слежавшемся снегу) для своих исследований. Она держит тепло гораздо лучше палатки, так что керосина до весны хватит. А вот чего не хватит, так это еды на пятерых. Кто-то должен вернуться на побережье. Не Зорге и не Георги — без них зимовка на станции теряет смысл. И не Лёве — он отморозил пальцы ног (позже Георги ему их ампутирует) и не может идти. Значит…

Когда-то Альфред писал Курту, что полярный исследователь «обязан быть героем». Настало время исполнить эту обязанность. 1 ноября пятерка устроила маленький праздник — Альфреду Вегенеру в этот день исполнилось 50 лет. А наутро юбиляр вместе с Расмусом двинулся в обратный путь. Это был последний раз, когда их видели живыми. Поэтому 2 ноября 1930 года часто указывается как дата смерти Вегенера. Хотя он прожил, вероятно, еще около двух недель.

На Западной станции за группу, конечно, тревожились, но надеялись, что она зазимовала на Айсмитте. А там, в свою очередь, полагали, что Вегенер и Расмус добрались до побережья. Впрочем, все равно предпринять что-либо до весны было невозможно. Только в апреле, когда новая партия с Западной станции добралась наконец до Айсмитте, начались поиски. 12 мая 1931 года на 189-м километре (считая от Западной станции) были обнаружены две воткнутые в снег лыжи и лыжная палка. А под ними в толще снега — тело Альфреда Вегенера.

Осмотр показал, что он не замерз и не умер от голода. На теле не было и никаких травм. Вероятнее всего, Вегенера настиг внезапный сердечный приступ, когда путешественник прилег отдохнуть после дневного перехода. Мирная смерть в своей постели — посреди морозной пустыни, в сотнях километров от ближайшего жилья. Впрочем, вскрытия, конечно, никто не проводил. Тело Расмуса Виллумсена так и не нашли. Следы говорят, что он, похоронив Вегенера и забрав его дневник, трубку и рукавицы, пошел дальше, но где-то после 155-го километра сбился с пути и канул в белую пустоту.

Эпилог

Узнав о смерти брата, Курт Вегенер бросил свою обсерваторию, срочно выехал в Гренландию и принял на себя руководство экспедицией. Намеченная Альфредом программа была в основном выполнена. Вскоре после смерти Вегенера его теория была окончательно отвергнута в Европе и Северной Америке, но находила себе сторонников среди ученых Южного полушария.

Слева: в мае 1931 года поисковая экспедиция нашла могилу Вегенера по воткнутым в снег лыжам, которыми отметил место захоронения его спутник Расмус Виллумсен
Справа: памятная доска, установленная на стене Института геофизики, астрофизики и метеорологии в Граце, где когда-то работал Вегенер

О ней вспомнили на рубеже 1950– 1960-х, когда новые методы исследования (бурение океанского дна, палеомагнитные измерения и т. д.) принесли огромное число новых фактов, необъяснимых без привлечения идеи движения материков. Современная редакция теории Вегенера — тектоника плит — лежит в основе сегодняшней геологии.

Эльза Кёппен-Вегенер дожила до этого триумфа, умерев в 1992 году в возрасте 100 лет. Она выпустила несколько книг о двух выдающихся ученых, один из которых был ей отцом, а другой — мужем.

Тело Вегенера лежит там же, где его нашли, только вместо лыж над ним стоит шестиметровый крест из буровых труб. Нетленное в своем ледяном склепе, оно вместе с Гренландией медленно удаляется от Европы.

_{Иллюстрации: Игоря Сакурова, Валентина Ткача}

_{Материал опубликован в журнале «Вокруг света» № 2, февраль 2012, частично обновлен в мае 2022}