Сладкоголосый потрошитель: как живет неприметная птичка сорокопут

Летним днем над лугом или небольшой рощицей разносится птичья песня. Короткие мелодичные трели и булькающий свист чередуются в ней с жужжанием и скрежетом, и все это приправлено коленцами из песен разных птиц. Если присмотреться, на каком-нибудь отдельно стоящем дереве можно заметить певца — довольно крупную (размером с дрозда) птицу с характерным почти вертикальным положением тела. Она сидит практически неподвижно, и в бинокль ее можно разглядеть во всех деталях: темно-серая спинка, светло-серая грудь, черные с белым крылья и хвост, черная полоса-маска поперек головы.

Если бы не размер, сорокопута можно спутать с самкой снегиря, но клюв у него мощный, крючковатый, похожий на ястребиный, который красноречиво свидетельствует о профессии этой птицы. Серый сорокопут зашел по пути от насекомоядности к хищничеству, пожалуй, дальше всех своих сородичей. Основную часть его добычи составляют мелкие позвоночные: лягушки, ящерицы, грызуны и птицы, хотя крупными насекомыми (большими жуками, кобылками и т. п.) он тоже не брезгует.

Скромные размеры сорокопута служат ему своеобразной маскировкой — мелкие птицы не воспринимают его как хищника. Он может преспокойно приземлиться посреди стаи отдыхающих воробьев, не спеша выбрать себе жертву, и пока он не накинется на нее, те и не заподозрят, что среди них затесался враг. Его излюбленная охотничья тактика — сидя высоко на дереве над лугом или полем, высматривать добычу. Когда цель выбрана, он настигает ее коротким почти вертикальным броском, а если промахивается или жертва успевает шарахнуться в сторону, сорокопут бежит за ней по земле.

Впрочем, птиц он преследует и по воздуху — на короткой дистанции без труда догоняет воробья или синицу. Охотник сорокопут азартный — даже если перепуганная птаха в отчаянии бросится к оказавшемуся поблизости человеку, серый хищник может выхватить ее у того чуть ли не из рук. Известны случаи, когда сорокопут, будучи накрыт ловчей сетью, продолжал увлеченно терзать птицу уже в тенетах. Пойманную добычу сорокопут убивает и уносит в когтях (точь-в-точь как большой хищник) на один из своих «кормовых столиков» — мест, облюбованных для разделки и поглощения пищи.

Чаще всего таким местом служит куст либо дерево с крупными колючками или многочисленными и прочными короткими веточками. Хищник нанизывает добычу на шип или сучок (иногда заклинивает в развилке ветвей) и приступает к ее планомерной разделке. Так действуют все представители рода сорокопутов, и именно за это они получили свое родовое имя Lanius — «мясник». Что дает сорокопутам эта «фирменная» манера обращения с дичью — на сей счет у ученых нет единого мнения. Возможно, хищник запасает таким образом излишки дичи на черный день. В самом деле, если пищи мало, то от надетой на шип полевки остается только дочиста выскобленная шкурка, в то время как в обильные времена владения сорокопутов бывают украшены целой коллекцией не доеденных или вовсе нетронутых трофеев.

Согласно другой версии, такая фиксация добычи облегчает ее разделку — маленькому легкому хищнику и в самом деле непросто вспороть прочную шкуру полевки или оторвать лягушачью ногу. А нанизанные на шипы нетронутые жертвы — это издержки хищнического инстинкта: многие хищники убивают больше дичи, чем могут съесть. Возможно, развешанные на ветках «гостинцы» — своего рода наглядные пособия, по которым подросших птенцов учат правилам жизни взрослых птиц. Как бы то ни было, развешивание добычи на сучках нельзя считать «поведенческим рудиментом», бесполезным ритуалом, давно утратившим адаптивный смысл и сохраняющимся во врожденном поведении птицы только благодаря консервативности генома. Основатель этологии Конрад Лоренц, специально изучавший этот вопрос, обнаружил, что от рождения сорокопуту присуще лишь желание прижимать добычу к выступающему сучку. Искусству накалывания трофеев молодые птицы довольно долго учатся, постепенно приобретая мастерство и вырабатывая собственные ухватки, точно так же, как они осваивают приемы охоты или строительства гнезда.

Ни размерами, ни окраской самцы серого сорокопута почти не отличаются от самок. Уже по одному этому можно догадаться, что в выращивании потомства участвуют оба родителя. Так оно и есть, хотя роли супругов в этом процессе заметно различаются. Право выбора места для гнезда принадлежит самцу — владельцу охотничьего участка. Обычно его строят в глубине кроны достаточно густого (а еще лучше — колючего) дерева, у ствола или в развилке толстых ветвей, на высоте не ниже метра. Во время ухаживания самец может даже заложить в будущий дом символический «первый кирпич» — несколько веточек. Но если самка приняла это приглашение, к дальнейшему строительству она самца почти не подпускает и обустраивает гнездо сама, ведь это же она проведет в нем почти безотлучно целых полмесяца. Из веточек и стебельков самка сплетает толстостенную корзинку, а изнутри выстилает ее мягкими травинками, шерстью (дело происходит весной, во время массовой линьки зверей) и перьями. Во внешний слой крылатые архитекторши часто вплетают молодые побеги с зелеными листьями, может, для красоты, а может, для маскировки.

От откладки яиц до вылупливания потомства проходит обычно дней 15. Сидит на яйцах в основном самка. Самец занят охраной участка и добычей пропитания для себя и подруги и лишь изредка подменяет ее на гнезде. После появления птенцов самка возвращается к активному промыслу, таская еду наравне с супругом. Через 18–20 дней птенцы обретают способность к полету и покидают гнездо. В средней полосе России это приходится примерно на начало июня. Однако все лето и осень семья продолжает держаться вместе, и родители время от времени подкармливают молодых.

Насколько дружны сорокопуты внутри семьи, настолько же они враждебны и агрессивны по отношению ко всем остальным существам. Вторая часть слова «сорокопут» восходит к славянскому глаголу «пудити» — «гнать»; по-украински эта птица называется «сорокогiн», то есть сорокогон. И это соответствует действительности: охраняя свой участок, сорокопут старается прогнать с него не только сородичей, но и всех птиц крупнее себя (более мелких рассматривает как потенциальную добычу). Он с удовольствием портит охоту конкурентам — четвероногим и пернатым хищникам, оповещая всех вокруг об их появлении (видовое латинское имя серого сорокопута excubitor означает «страж», «часовой»), из чистого азарта сгоняет с ветки отдыхающую на ней днем сову. Маленький хищник осмели вается даже дразнить ястребов и мелких соколов — такая забава смертельно опасна, но сорокопутов это никогда не останавливает.

С приближением зимы сорокопуты из северной части ареала (а он у этой птицы простирается до полярного круга, а кое-где и дальше) улетают на юг, но не в тропики, а поближе — в малоснежные степи. Их более южные соплеменники ограничиваются лишь небольшими кочевками. Считается, что серые (или большие) сорокопуты, гнездящиеся у нас, смещаются на зиму к югу, а к нам прилетают их сородичи из северных популяций. Однако, надо отметить, что зимовка серых сорокопутов неоднократно была зафиксирована даже в знаменитом своими гейзерами Кроноцком биосферном заповеднике на Камчатке, севернее которого этих птиц не должно быть вовсе. Видимо, в каждой популяции находятся отдельные особи, которые вообще никуда не улетают и остаются на насиженных местах.

Кажется невероятным, что эта строго плотоядная птица ухитряется пережить долгую зиму: из всех ее привычных объектов охоты в это время остаются лишь грызуны, почти недоступные под толстым слоем снега, да немногие виды зимующих мелких птиц.

Тем не менее, судя по внешнему виду и поведению зимующих серых сорокопутов, они чувствуют себя прекрасно: явно не голодают и не бедствуют, а их брачную песню можно услышать даже в середине января.

_{Фото: Николай Шпиленок, фото в анонсе: blickwinkel / Legion Media}

_{Материал опубликован в журнале «Вокруг света» № 3, март 2012}