Можно подумать, что природа, создавая в свое время венгерскую землю, заранее знала, что когда-нибудь тут будет небольшая страна, и позаботилась о том, чтобы на ее территории уместились горные массивы и бескрайные степи, реки и озера, леса и плодородные долины, барханные холмы и болота, и даже бесплодная пустошь. Вот туда-то, в знаменитую венгерскую пустошь Хортобадь, мы и едем. Едем смотреть, как ловят рыбу.
Хортобадь... Черные, обугленные залысины — это летом, в жару, горела низкая жухлая трава. Над выгоревшими плешинами пустоши — метровый слой клокастого тумана. Он колышется, струится; и кажется, будто вся степь горит. Три дня шел дождь. Здешние почвы неохотно впитывают воду, и под сегодняшним горячим солнышком влага потянулась обратно, к небу. При виде черных струпьев на безжизненной поверхности земли всплывают в памяти слова известного венгерского писателя Жигмонда Морица: «Хортобадь — это отвратительная язва в самом сердце нашей крохотной венгерской земли».
— Теперь скоро приедем, — говорит Мйклош Рибиански, «все-венгерский рыбный управляющий», как называют его здесь в шутку. Рибиански — начальник Государственного управления по рыболовному надзору, в ведении которого все искусственные и естественные водоемы, все реки и озера страны.
Рыборазведением в Хортобади занимаются давно: первые искусственные водоемы появились здесь еще в двадцатых годах. Но дела у местных «рыбных» энтузиастов всегда шли плохо. Прежде всего постоянно недоставало воды. Теперь в Хортобади построены и строятся мощные ирригационные сооружения, большие оросительные каналы, с водой легче. Но другой бич рыбоводов остался — солонцовые почвы, настолько бедные органическими веществами, что в местных водоемах естественный прирост рыбы ничтожен: ей попросту нечего есть. Выращивать для рыбы искусственные корма тоже невозможно: почва родит скудные урожаи.
Мйклош Рибиански предложил метод сменного ведения прудового хозяйства. Три-четыре года в водоеме разводят рыбу. На пятый год воду спускают и дно пруда засеивают кормовыми культурами, урожай которых идет на «снабжение» рыб.
Машина съехала с шоссе на укатанную гравием дорогу, потом с нее — на проселок.
По сторонам узкого зеленого коридора плотная стена настоящих кукурузных джунглей: растения стоят значительно чаще, чем обычно. В тяжелых ярко-зеленых листьях спрятались толстые початки — по два-три на стебле. И это здесь, на худших землях Хортобади, в самом засушливом районе Венгрии!
— По шестьдесят пять — семьдесят центнеров с гектара вырастили мы в этом году в хозяйстве, в три раза больше, чем по всей стране. Вот что такое рыба! — добавляет Рибиански торжествующе.
Кукуруза и рыба — какая между ними связь?
Воды Тисы, которыми заполняются пруды, несут с собой огромное количество органических веществ и ила. Все это оседает на дно, образуя тонкий плодородный слой толщиной всего в четыре-пять сантиметров. Когда пруд спускают, этого слоя достаточно для посевов. Сеять приходится на небольшую глубину и поэтому часто так, чтобы растения, вытягиваясь, поддерживали друг друга. После уборки урожая остается стерня и корни растений, они разлагаются, и в почве накапливается все больше перегноя. Так посевы и вода, чередуясь, обогащают почву. С годами плодородный слой станет толще, и сеять можно будет два года подряд.
В Хортобадьском рыбоводческом хозяйстве сейчас 16 огромных прудов-озер, из которых ежегодно два-три заняты под посевами. Очень высокие урожаи на дне спущенных прудов дают кукуруза, сорго, подсолнечник, соя. Пока их сеют, чтобы обеспечить кормом рыбу и нужды самого хозяйства. Но уже сейчас сотрудники задумываются о будущем. Стебли сорго — основного корма для рыбы — содержат до 70 процентов целлюлозы. И здешние растения могут стать ценнейшей сырьевой базой для бумажной промышленности.
...Узкая полоса берега пруда сливается со степью и небом.
У земляного вала, отгораживающего часть пруда, рыбаки закинули сеть и растянули ее на всю ширину затона. Несколько рыбаков бредут почти по пояс в воде, подправляя края сети. Посередине затона за сетью медленно плывет лодка. Стоящий в ней человек следит, чтобы сеть не зацепилась за что-нибудь на дне и шла ровно.
— Да, с техникой у нас пока слабовато! Кое-какие работы еще приходится делать вручную, — говорит Рибиански. — Но не все сразу. Будет и техника!
А рыбаки уже подошли к нам, столпились, выбирая на берег канаты, подтаскивая сеть. И вдруг вода у берега задрожала, забурлила, сверкая на солнце серебристо-белыми, золотистыми, красными блестками. Сотни и сотни блестящих, скользких, сверкающих на солнце зеркальных карпов! Тяжелые, двух-трехкилограммовые рыбины бились на дощатом лотке, выгибались и тяжело шлепались о него жирными боками. Бадья, весы и заполненные водой вагонетки — вот путь, по которому они двигались дальше, к железнодорожному составу или в один из восьмидесяти садков.
Специальных вагонов другой раз не хватает, чтобы вывезти «рыбный урожай» сразу после сбора. Да и шутка сказать, это прудовое хозяйство дает стране три с половиной тысячи тонн рыбы в год — столько же, сколько Дунай, Тиса и Балатон, вместе взятые.
Рыбаки оказались совсем молодыми ребятами четырнадцати-пятнадцати лет. Но мальчишками их не назовешь, — это студенты трехгодичного Хортобадьского рыбоводческого училища. Они изучают биологию, технологию рыбоводства, оборудование насосных станций, перенимают опыт у бывалых рыбаков-практиков. Но уже и сейчас, когда смотришь, как они управляются с сетью, ясно, что у этих ребят «рыба из рук не выскользнет».
...Мы взобрались на высокую платформу, установленную на узкой, словно игрушечной, колее. Во главе нашего «поезда» возвышался красавец конь. Кучер напомнил ему, что он главный двигатель нашего состава, — и наша колымага задребезжала по рельсам. Колея пролегала по насыпи, утопавшей в камышовых зарослях. Говорят, что в них водится много диких уток.
Остановились у насосной станции, на берегу пруда-«яслей» для молодой рыбешки. Отсюда, когда она достигнет веса в 300—400 граммов, — более мелкую взрослые сородичи просто-напросто слопают, — молодь переселяют в главные пруды.
На длинной плоскодонке медленно проплыли по камышовой просеке в «открытое море», на середину огромного пруда-«яслей». Остановились. Тихо-тихо... Кругом блестящая под солнцем водная гладь. И по ней то тут, то там круги: рыба играет. Рибиански размахивается и забрасывает круглую капроновую сеть. Она камнем уходит под воду. Он тут же вытягивает ее обратно: сетчатый мешок битком набит мелкой рыбешкой, весь трепещет, сверкает и переливается на солнце. Рибиански распускает сеть — тяжело всплеснула вода, и в руке опавшая пустая сетка. Лишь одна неудачливая рыбешка зацепилась плавничками, запуталась в нитяной клетке. Рибиански бережно высвобождает ее и кидает в воду. Еще и еще раз закидывает он сеть. И всякий раз мешок полон рыбы: озеро кишит мелкотой...
Солнце уже клонилось к закату, когда нас по нескончаемому камышовому коридору доставили к полянке с деревянной вышкой. Неподалеку от вышки под сенью неизвестно откуда взявшихся деревьев и кустов — небольшой бревенчатый домик с просторной крытой верандой. Под деревьями — очаг, и над ним огромный черный котел для халааслея — знаменитой венгерской ухи. Варится она с красным перцем, очень острая и невероятно душистая и вкусная. Кто хоть раз отведал в Венгрии хорошего халааслея, не забудет его.
— Разве плохое место для отдыха? Приезжайте к нам в отпуск. Покой, тишина, красота, халааслей, — заговорщически подмигивает Рибиански. — Нигде так как здесь, не отдохнете. Мы еще тут гостиницу построим со всеми удобствами: еще подумаете, к нам ездить отдыхать или на Балатон...
С вышки открывается ширь необъятная. Тумана уже нет. Огромные голубовато-серые пятна озер, перемежаясь с островками зелени, уходят вдаль, сливаются со степью. Какая силища в этих бескрайных просторах! И какой же силой должны обладать люди, обуздывающие эти просторы, покоряющие их своей воле, заставившие их служить на пользу человеку.
Ирина Соколова
Фото автора
