Стояло лето 1877 года, самый разгар Русско-турецкой войны — уже одиннадцатой по счету. В июне русские экспедиционные войска успешно форсировали Дунай и вступили на землю Болгарии, которая была в то время провинцией Османской империи. Северные болгарские города — Плевну и Тырново — русское командование отметило как пункты, которые подлежали захвату первыми.
Чтобы турки в это время не смогли ударить по русским войскам с юга, к перевалу Шипка, что в Балканских горах, был послан отряд, в задачу которого входила оборона скалистой дороги, ведущей на север Болгарии через Габрово. Этот горный перевал имел очень большое стратегическое значение: контроль над ним обеспечивал свободу передвижения русской армии на севере Болгарии.
Оборона Шипкинского перевала, безусловно, один из самых ярких эпизодов в истории русского оружия, и неудивительно, что в официальной русской, советской и болгарской историографии был создан героизированный образ шипкинской эпопеи. В нем не осталось места для некоторых подробностей обороны Шипки, диссонирующих с легендой о русских чудо-богатырях, освободивших Болгарию от турецкого плена.
Сейчас не сразу можно разглядеть эту живую историю на фоне многочисленных фильмов, памятников и юбилейных сборников мемуаров. Но существует россыпь не отредактированных государственным вниманием воспоминаний участников шипкинских боев, опубликованных в специальных изданиях, таких как «Военный сборник» или «Артиллерийский журнал», или вышедших отдельно небольшими тиражами. Они до сих пор не систематизированы и не переизданы, но знакомство с ними дает возможность взглянуть на шипкинские бои с иного ракурса.
Это было шестидневное сражение, в котором русские солдаты и болгарские ополченцы противостояли армии Сулейман-паши, превосходящей число защитников перевала в пять раз. Перевал был удержан, но взят турками в осаду.
Русские защищали Шипку в условиях суровой зимы, забравшей жизни нескольких тысяч солдат. Но победа осталась за осажденными: декабрьское наступление русской армии помогло разблокировать шипкинский гарнизон.
Три оплошности
До места назначения отряд добрался 7 июля, ближе к вечеру. К этому времени турки уже покинули перевал, оставив, по словам подпоручика Гавриила Киснемского, недопитый кофе и обезображенные тела русских солдат, попавших в турецкий плен. Вид их был причиной нервного шока для многих новобранцев. Но, как бы то ни было, всем следовало обустраиваться.
Русские войска насчитывали всего около 5000 человек: в их состав входили Орловский пехотный полк, артиллерийская батарея, две казачьи сотни и болгарские ополченцы. Дорога, которую они должны были защищать, проходила вдоль двух вершин — горы Св. Николая и горы Центральной, отстоявших друг от друга примерно на полтора километра. Они должны были стать крайними точками обороны.
Как покажут последующие события, их вполне можно было превратить в хороший укрепленный район, однако генерал Николай Столетов — командир отряда — и старшие офицеры отнеслись к задаче без должного усердия. Все инженерные приготовления были ограничены лишь установкой артиллерийских батарей как опорных точек обороны и проведением прерывистой линии ложементов (окопов) для их обороны. Ложементы были неглубокими — не более 30 см, так что прятаться в них от пуль можно было, только сидя за бруствером из наваленных камней.
Батарей было пять. Две из них — «Большую» (четыре орудия) и «Малую» (два орудия) — разместили на южном и западном склонах горы Св. Николая. Еще одну, «Стальную» (шесть орудий), закрепили восточнее. Свое имя она получила, поскольку была укомплектована шестью трофейными турецкими пушками, литыми из стали (а не из меди) на заводах Круппа. И две батареи установили на севере: «Круглую» на Шипке (четыре пушки) и «Центральную» (еще четыре орудия) на горе с таким же названием.
Недостатки обороны были очевидны. Из воспоминаний штабс-капитана Ивана Поликарпова:
«При самом поверхностном взгляде на укрепления было ясно видно, что все они крайне поспешны и не могут представлять собой каких-либо серьезных преград. Строго говоря, в них не было определенного плана, соответствующего конфигурации местности. Для большого отряда они не годились по недостатку вместительности и отсутствию прикрытия для резервов. Для маленького они были крайне опасны, ибо разбрасывали силы по всей позиции и не были приспособлены к упорной обороне по частям: если неприятель овладеет одним пунктом, обнажится вся позиция. И наконец, сами укрепления были до смешного незначительных профилей (глубины. — Прим. авт.)».
Кроме того, у Столетова не хватало сил для организации обороны еще на двух вершинах, контролирующих местность с востока и запада — Малом Бедек и Лысой горе. Подобные просчеты в организации обороны могут быть объяснены лишь одной ошибкой: никто не рассматривал Шипку как укрепленный район, рассчитанный на длительную осаду. Все ждали скорого похода на юг, и шипкинцы полагали, что их стратегическая задача заключается не столько в обороне, сколько в участии в общем наступлении, которое начнется уже за горными перевалами. Серьезной атаки на Шипке никак не ожидали и даже толком не знали (как и в ставке — главной квартире), где находится южная армия противника под командованием Сулейман-паши. Ее ждали в районе Тырново ближе к середине августа.
В действительности же Сулейман-паша стоял всего лишь в 100 километрах восточнее Шипки и намеревался взять перевал в ближайшее время. На военном совете он четко поставил задачу: «Овладеть перевалом не более чем за сутки. Пусть при этом погибнет половина нашей армии — все равно. С другой половиной мы по ту сторону гор будем полными хозяевами, потому что за нами пойдет Реуф-паша, за ним Саид-паша с ополчением. Русские ждут нас у Елены (местечке под Тырново. — Прим. авт.). Пусть остаются там».
Ни один русский разъезд не смог обнаружить Сулеймановы отряды. Зачастую казакам-разведчикам было достаточно просто подняться и осмотреть ту или иную встреченную гору со всех сторон, чтобы на ее противоположном склоне заметить турецкие бивуаки. Однако этого сделано не было.
В начале августа с юга к Шипке потянулись нестройные потоки болгарских беженцев — верный признак того, что приближаются турки. 35-тысячная армия Сулеймана подошла к перевалу 7 августа и построилась в боевой порядок. Столетов тут же телеграфировал генералу Федору Радецкому — командиру центральной группировки русских войск в Северной Болгарии, отвечавшему за оборону шипкинской позиции:
«Весь корпус Сулейман-паши, видимый нами как на ладони, выстраивается против нас в восьми верстах от деревни Шипка (южнее Шипкинского перевала. — Прим. авт.). Силы неприятеля громадны; говорю это без преувеличения; будем защищаться до крайности, но подкрепления крайне необходимы».
Позже были посланы и другие телеграммы сходного содержания.
Но подкреплений уже не было. 8 августа весь резерв (4-ю стрелковую бригаду и 2-ю бригаду 14-й пехотной дивизии) Радецкий отправил на восток — к местечку Беброво. За день до этого оттуда пришло донесение генерала Игнатия Борейши, который сообщал, что его войска вступили в бой с многочисленными отрядами противника. Точные цифры турецких войск он назвать не мог, но выражал уверенность в их многочисленности. Генерал просил подкрепления.
В штабе Радецкого решили, что Борейша столкнулся с авангардом войск Сулейман-паши. Проигнорировав донесения с Шипки, намного более определенные, чем донесения из Беброво, Радецкий приказал направить помощь на восток, а не на юг. Потом оказалось, что Борейше противостоял отряд башибузуков, с которым мог бы справиться один батальон. Командование поздно поняло ошибку, ситуацию уже было не исправить: все подкрепления, так необходимые Столетову, отстояли от его позиций на расстоянии трех дней перехода.
Героизм и случайность
Ночь на 9 августа оказалась бессонной для всего шипкинского гарнизона. По словам Поликарпова, защитники были уверены, что перевал не отстоять, и тем не менее были готовы без колебаний отдать жизнь за общее дело.
Первый приступ начался в семь утра. Сулейман-паша ударил по русским позициям с восточного фланга, то есть на «Стальную» батарею через Малый Бедек. Для отвлечения внимания он послал дополнительные войска и во фронтальную атаку — на гору Св. Николая. Однако турки ввязались в тяжелый бой с защитниками Св. Николая, и Сулейман-паша был вынужден использовать резерв именно на этом, а не на восточном направлении. «Стальную» не взяли благодаря помощи «Круглой» и «Центральной» батарей: они кучно били картечью, что сильно сдерживало продвижение турок.
Все пять атак, которые предприняли османы в этот день, удалось отбить. На следующий день, 10 августа, боевые действия были менее активными, турки не нападали, ограничиваясь артиллерийским обстрелом. Русские же восстанавливали разрушенные укрепления и ждали помощи.
Теперь их стало больше — около 7,5 тысячи. Это на помощь пришел Брянский полк из Габрово. Сулейман-паша тоже готовил свежие силы: завтра на штурм русских укреплений с трех сторон света пойдут 25 тысяч аскеров: отряд Рассим-паши должен был наступать с запада, Салих-паши, Реджеб-паши и Шакир-паши — с юга, юго-востока и востока, а Вессель-паши — с северо-востока. «Воины должны идти без перерыва, — потребовал Сулейман-паша. — Пусть они падают тысячами — на их место станут другие. Из сигналов допускаются только «сбор», «наступление» и «командир убит».
11 августа бой начался фронтальной атакой Реджеб-паши на «Круглую» батарею. Одновременно отряд Весселя-паши пошел на приступ Шипкинской горы. В случае успеха турки зашли бы в тыл защитникам перевала и отрезали их от дороги на Габрово, лишая возможности соединиться с пополнением.
Артиллеристы «Круглой» батареи, защищенные только двумя ротами, выкатили орудия за бруствер, на прямую наводку, чтобы бить по турецкой пехоте, оставив тем самым себя вне защиты земляных укреплений. Отвечать на огонь османских батарей, бьющих с Малого Бедека, уже было невозможно. К трем часам дня ситуация сложилась критическая.
Из воспоминаний штабс-капитана Поликарпова: «Немногочисленные штыки, охранявшие батарею, вышли из строя ранеными и убитыми. Осталась горсть, залегшая под орудиями, изнеможенная до крайности, готовая умереть, но не в силах уже бороться. Турки с неимоверным ожесточением громадными массами лезли на батарею.
Очевидцы никогда не забудут тех страшных опустошений, которые производили в рядах неприятеля наша картечь и картечная граната. Целые груды тел после каждого выстрела скатывались по крутой горе в яр. Но свежие отряды, устраивая лестницы из тел павших, с неописанным ожесточением и настойчивостью лезли вперед. Несколько раз они подходили шагов до сорока, но залп картечи поворачивал их назад. От четырех часов, после бесплодных и сопряженных со страшными усилиями и потерями атак, изнеможенный враг залег у подножия кургана батареи. Чернокрасные груды тел (темно-синие мундиры турок и их красные фески. — Прим. авт.), сплошь покрывавшие высоту, свидетельствовали об упорстве боя».
На батарее едва ли оставалась половина артиллерийской прислуги, на исходе были и боеприпасы. У пехотинцев тоже кончались патроны, и они бились с турками штыками, прикладами и камнями. Казалось, что и нападавшие, и обороняющиеся потеряли рассудок — хватали друг друга за горло или старались выдавить глаза.
Сам Поликарпов находился на «Центральной» батарее. Здесь было основное направление турецкого удара, цель которого была взять русский отряд в клещи. Но еще ночью обороняющиеся заняли позиции на Волынской горе, чтобы встретить противника на дальних подступах. Теперь им требовалась огневая поддержка, дабы облегчить натиск нескончаемых колонн Рассим-паши, атаковавших русских от Лесной горы, имея десятикратное преимущество в живой силе.
Из воспоминаний штабс-капитана Поликарпова:
«Лишь только неприятельские массы показались на Лесной, как батарея встретила их из всех четырех орудий картечною гранатой. Рассеивая выстрелы по всему гребню, поддерживая огонь постоянно, встречая залпами всякую попытку неприятеля спуститься массою с гребня, батарея заставляла неприятеля слишком дорого платить за каждый шаг уступленного пространства, и только она одна, по свидетельству всей пехоты, давала возможность перевести дух, выждать патронов, устроиться и подобрать бесчисленных раненых.
Заметя это, все неприятельские орудия с ожесточением набросились на батарею, засыпав ее бесконечным числом снарядов. Батарея находилась в ужасном положении, она не могла отвечать неприятелю, поскольку должна была бороться с пехотою, а он пользовался этим… Дно батареи, ее бруствер и окружающее пространство, представляло собой какую-то громадную земляную массу, разбитую и разбросанную в беспорядке. Но, несмотря на значительную убыль, батарея боролась отчаянно. Эта страшная борьба продолжалась до пяти часов вечера. Все, что только было — все резервы, каждый свободный человек, были направляемы на этот страшный пункт (на Волынскую гору. — Прим. авт.), и через мгновение возвращались раненными, или испускали дух за Царя, за веру, за Русь на этой бессмертной Волынке».
Один из офицеров болгарского ополчения не писал про веру и царя:
«Посреди этого ада, Боже, сколько раненых стонало. Но кому было в эти минуты до их стонов… Мы и снаряды-то переставали слышать. Нервам не до них было. Позиция наша вся обстреливалась, а ложементы слишком мало предохраняли от пуль. Ряды частей быстро редели. Раненые в передовых ложементах оставались не перевязанными до конца боя по причине малочисленности фельдшеров и по неудобству переноски: перевязочный пункт слишком далеко отстоял от места боя. Легкораненые сами приходили на перевязку, но весьма часто их добивали шальные пули. Тяжелораненых переносили на носилках их товарищи, за неимением санитаров, которых поубавилось порядком за 9-е и 10-е число. Бывали такие случаи: несут раненого, вдруг граната разрывается и осколки убивали как раненого, так и носильщиков».
Балканские государства после подписания Сан-Стефанского договора
Одиннадцатую Русско-турецкую войну завершил Сан-Стефанский мирный договор от 19 февраля 1878 года. Название договор получил по месту подписания — городку, расположенному недалеко от Стамбула.
Главным пунктом соглашения было создание нового Болгарского государства, размеры которого оказывались поистине огромны: от Дуная до Эгейского моря и от Черного моря до Охридского озера. Турецкие войска из Болгарии выводились, а русские оставались еще на два года. Турция также обещала выплатить России контрибуцию в размере 310 миллионов рублей.
Уже третий день русский отряд пребывал в беспрерывном бою на голых скалах без сна, без пищи и без воды. Патроны и снаряды подходили к концу. Между тем к туркам, казалось, прибывали все новые подкрепления. А нашего резерва все не было.
В пятом часу, когда были убиты все офицеры, с Волынской горы началось медленное отступление. Штабс-капитан Поликарпов занял круговую оборону из оставшихся артиллеристов, вооруженных банниками. Он видел, как ниже, на «Круглой» батарее, прислуга снимает затворы с орудий, готовясь оставить почти окруженную позицию. Но тут, как в кино, на Шипку подоспел полковник Федор Депрерадович с известием, что помощь близка.
Все, кто был в состоянии, заняли еще не взятые ложементы или встали у орудий. Последняя турецкая атака была отбита. За ней последовало временное затишье: обе стороны были до крайности утомлены боем, длившимся почти 13 часов. Вот в этот-то момент и прибыли стрелки из резерва Радецкого, совершившие ускоренный марш-бросок к Шипкинскому перевалу.
Русское «ура» слилось с турецким «ала-а-а». Штыковой атакой подоспевшие отбросили турок от Волынской горы и заняли прочную оборону. Так окончился бой 11 августа 1877 года.
По словам военного министра графа Дмитрия Милютина, на Шипке «нашим войскам удалось отстоять этот проход опять-таки благодаря своему самоотвержению и стойкости, но отнюдь не искусству своих вождей». Поликарпов со своей стороны добавил: «Проход спасли благодаря бесконечному ряду ошибок неприятеля (например, неправильному выбору места атаки или неправильному распределению сил для главного удара. — Прим. авт.), бесконечной храбрости отряда и, наконец, случайности…»
Теперь в распоряжении Радецкого находилось 20 батальонов (около 20 000 штыков), сила, которая могла реально противостоять Сулейман-паше. Поэтому Радецкий уже 12 августа предпринял попытку захвата Лысой горы. Бои за нее велись два дня. Но русским успех не сопутствовал: они прочно держали Волынскую гору, но дальше продвинуться не смогли. На просьбу Радецкого прислать подкрепления в главной квартире ответили, что сейчас все резервы стянуты к осажденной Плевне. Но и у турок не было сил бороться далее, и они прекратили боевые действия (последний бой завершился 5 сентября).
В боях за Шипку османы за шесть дней потеряли от 6000 до 8000 солдат и 234 офицера, русские — 3640 солдат и 131 офицера. Стратегические результаты боев были невелики: русские отстояли позицию, но остались в столь же невыгодных условиях, как и были. Турки же, захватившие Лысую гору и Малый Бедек, получили тактическое преимущество. Но это не смутило русского главнокомандующего, великого князя Николая Николаевича, который отдал Радецкому приказ: держать войска на перевале, покуда не взята Плевна. Так началось «шипкинское сидение».
Балканские государства после подписания Берлинского трактата
Условия Сан-Стефанского договора были пересмотрены на Берлинском конгрессе летом 1878 года. Поскольку Великобританию и Австро-Венгрию не устраивало усиление России на Балканах, они, угрожая войной, вынудили Петербург пойти на участие в международном конгрессе государств в Берлине, созванном для пересмотра раздела границ Западной Турции.
Согласно подписанному на конгрессе трактату, границы Болгарии урезались в два раза, Австрия получала Боснию и Герцеговину, а Англии, по секретному соглашению с Турцией, передавался Кипр.
На Шипке все спокойно
В середине сентября зарядили дожди, горные дороги развезло, глина превратилась в тяжелое мокрое месиво, по которому было ни пройти, ни проехать. Начали пробовать строить землянки с печами, то есть вырезать в одной из стен укрытия четырехугольное углубление с отверстием наверху для дыма. Но из этого ничего не вышло: ветер весь дым загонял обратно в землянку, и в ней не было никакой возможности находиться.
Сами землянки превратились в резервуары для сбора дождевой воды или растопленного снега, стекавшего с крыши в виде ручейков прямо на головы. Стены всегда были мокры, а полы превращались в большую холодную лужу. Воздух в таких сооружениях был очень влажным, как в оранжерее. Поэтому солдаты предпочитали находиться в шалашах: там хоть можно было дышать. Грелись у костров.
Зима на Шипке в 1877 году началась рано. Турки (ими теперь командовал Вессель-паша) большую часть войск отвели на зимние квартиры южнее перевала — в деревню Шейново. В горах оставался только передовой отряд, который через каждое установленное время сменялся новым.
Русские же никуда отойти не могли. С продовольствием тоже были большие проблемы. В ноябре Радецкий доносил в ставку: «В Тырнове и Габрове сухарей нет. Сообщение между этими городами и Шипкой может в скором времени прекратиться вовсе. Если не будет немедленно выслан в Габрово запас сухарей, крупы и спирту, то шипкинскому отряду угрожает голод. Обо всем этом я неоднократно сносился с полевым интендантством, а запаса все-таки нет». О Шипке просто забыли.
Из дневника полковника Михаила Духонина
«7 декабря. Мороз 20 градусов, сильная метель, прямо снежный ураган; все заносится снегом; на ровных местах глубина снега ¾ аршина (50 см), наносы же до 1,5 сажен (3 м). Все вооружились лопатами и откапывают свои жилища, а что испытывают солдаты, находящиеся в открытых траншеях на горе Св. Николая, превышает всякое описание. Обход постов совершен мною по снегу выше колен: пришлось раскапывать дорожку от поста к посту.
В течение дня заболело 272 человека. К 8 декабря всего больных во всем отряде, обороняющем Шипку, 90 офицеров и 6034 нижних чина. 15 декабря. На горе Св. Николая. Смена батальонов произведена благополучно, всю ночь сильная метель, залеплявшая глаза, причем всю ночь люди провели на работе, откапываясь от заносов. Одежда промерзла, стала твердой и стесняет движения. Что усиливает опасность ознобления — падающие люди не могут сами подняться. Чтобы сохранить мягкость одежды, люди накрыли себя палаточными полотнищами, под ними все же менее промерзает. Чтобы согреться, люди бегают возле траншей».
Из солдатских воспоминаний
«Еле прикрытый от стужи, стоишь, бывало, целую ночь до утра; с вечера при густом тумане начнет, бывало, моросить дождь, а к утру настанет мороз, от которого все замерзает. Промокшие с вечера шинелишки делаются похожими на кринолины, в которых не только двигаться свободно, но и повернуться трудно; все члены окоченеют, и чувствуешь, какую-то ноющую боль в ногах, голове и руках. Морозы сами по себе были не так сильны, но при них сильный, пронизывающий насквозь ветер заставляет цепенеть. Нередко из цепи приносили людей с отмороженными конечностями, полумертвых или совсем замерзших; в особенности страшна была цепь и пребывание на Св. Николае — высшей точке позиции: там люди мерзли десятками — трудно поверить, но это факт».
Именно в это время Радецкий шлет в ставку оптимистичные реляции: «На Шипке все спокойно», имея в виду не только отсутствие активности неприятеля, но и настроения в войсках. Конечно, русский солдат все вытерпит.
28 ноября сдалась Плевна. На военном совете в главной квартире было решено форсировать Балканский хребет и развивать наступление на Стамбул. Тут о Шипке вспомнили вновь. Приказано было готовиться. План был таков: Радецкий фронтальным ударом по турецким позициям на Шипкинском перевале отвлекает на себя внимание противника, пока две колонны — западная (через Имитлийский перевал) и восточная (через Травненский перевал) — окружают турецкие зимние квартиры в Шейнове, южнее Шипки.
Радецкий выступил с критикой этого плана, сказав, что фронтальная атака на подготовленные турецкие позиции, да еще зимой, принесет слишком большие потери, и он слагает с себя всякую ответственность за последствия, если план будет приведен в исполнение. Но великий князь Николай Николаевич его мнение проигнорировал.
На рассвете 24 декабря западная колонна (Дмитрия Скобелева) и восточная колонна (Николая Святополк-Мирского) начали операцию. Но из-за тяжелых погодных условий солдаты Скобелева не смогли выйти в срок на намеченный плацдарм, и войска Святополк-Мирского 27 декабря были вынуждены атаковать в одиночку.
Против 30 русских батальонов турки располагали 20, но имели превосходство в артиллерии. Вечером после боя Святополк-Мирский телеграфировал Радецкому: «Войска дрались как львы целый день; потери большие; отступление невозможно; о Скобеле ничего не известно; выручайте, патронов и пищи мало; мы взяли 2 орудия и 100 пленных».
Утром 28 декабря Радецкий вызвал к себе Духонина и показал телеграмму. Из дневника полковника Духонина: «Когда депеша была прочитана, генерал Радецкий объявил, что не ожидал, что придется нам все-таки атаковать с фронта, но так как настала минута выручить товарищей, погибающих внизу, то надо помочь им, хотя бы ценою атаки Шипки в лоб. Затем приказано было приготовить полк для атаки через полчаса…»
В назначенный срок генералом Радецким отдано было приказание наступать: «С богом, выручайте товарищей. Чем энергичнее атакуете укрепление на шоссе, тем больше батальонов привлечете на себя и, следовательно, отвлечете от боя внизу. Тем лучше и вернее достигнута будет общая цель выручки своих. Не откладывая дела, начинайте, Бог вам в помощь».
Подольский, Брянский и Житомирский полки начали спуск в полдень. Когда Подольский полк приблизился к турецким редутам, он был встречен шквальным огнем из винтовок и орудий. Первая линия атакующих легла полностью. Остальные бросились в штыковую. Они завладели передовой линией окопов, но вскоре были выбиты. Атака захлебнулась.
Но усилия войск Радецкого не пропали даром. Чуть раньше в наступление с запада на Шейново наконец перешли и батальоны Скобелева, и отвлекающий маневр шипкинцев сослужил генералу добрую службу. В два часа пополудни войска Скобелева завладели Шейново и встретились с отрядами Святополк-Мирского. Армия Вессель-паши капитулировала.
Часом позже белый флаг выбросили и войска Осман-паши, оборонявшие Шипкинский перевал. В плен сдались 22 000 человек с 83 орудиями, 3 паши и 765 офицеров. Скобелев сразу распорядился приготовить двойную порцию пищи, сказав солдатам: «Бей врага без милости, покуда оружие в руках держите. Но как только сдался он, аману запросил, пленным стал — друг он и брат тебе. Сам не поешь — ему дай».
«Смело могу сказать, — расчувствовался великий князь Николай Николаевич, — что достославная оборона Шипкинского перевала не могла закончиться более блестящим образом».
С переходом Балкан русская армия начала стремительное преследование противника. Войска Радецкого ускоренным маршем двигались на Адрианополь (Эдирне). Под Филиппополем (ныне Пловдив) отряды генерала Гурко разбили войска Сулейман-паши. 8 января авангард русских вышел к Адрианополю, который турки сдали без боя. До Стамбула оставалось 15 километров. Турция запросила мира.
Драматизм шипкинской эпопеи во многом оказался следствием ряда ошибок русского командования. Сначала неправильно выбрали и плохо укрепили оборонительную позицию, затем вовремя не смогли обнаружить противника, в результате стратегически неверно использовали резерв.
Осенью и зимой не получилось удовлетворительно организовать снабжение тех, кто участвовал в «сидении», что привело к неоправданным потерям: если во время августовских боев русская армия потеряла около 4000 человек, то зимой от обморожения и воспаления легких вышли из строя до 11 000 солдат.
С тактической точки зрения летняя оборона Шипки, безусловно, помогла русским войскам взять Плевну: все-таки принять на себя удар целой армии Сулейман–паши — это что-нибудь да значит. Но фронтальное зимнее наступление войск Радецкого было пустой тратой людских резервов, без которой вполне можно было обойтись, если бы действия Святополк-Мирского и Скобелева были лучше скоординированы.
Эта картина не во всем согласуется с тем образом шипкинской операции, который предлагала нам официальная историография. Но в жизни всегда все прозаичнее и бессмысленнее, чем потом кажется.
Иллюстрации Виктория Семыкина, Оксана Алексеевская
Материал опубликован в журнале «Вокруг света» № 8, август 2012, частично обновлен в августе 2022