В начале XIII века небольшой итальянский городок Губбио постигла страшная напасть. Как повествует легенда, в его окрестностях появился волк-людоед, так что никто не отваживался выйти за городские стены. Но как раз в то время в Губбио находился монах, чей наряд — рубище, подпоясанное старой веревкой, — не раз вызывал высокомерные улыбки горожан. Именно этот нищий и решился усмирить страшного зверя.
Ему не пришлось долго ждать, волк был тут как тут и уже готовился к прыжку на новую жертву. Но в тот же момент отважный монах сотворил крестное знамение и произнес: «Подойди сюда, Брат волк. Я повелеваю тебе именем Христа никому более не вредить».
И волк покорно подошел и лег у ног человека, словно ягненок. «Брат волк, — обратился монах к страшному зверю, — я предлагаю тебе заключить мир. Я тебе обещаю, что люди этой страны будут питать тебя каждый день, пока ты будешь жить между ними, так что ты никогда не будешь страдать от голода, ибо я знаю, что ты с голода делал все это зло». В знак согласия волк протянул свою правую лапу.
С тех пор усмиренный зверь жил в Губбио, став кротким, как котенок (см. «Цветочки святого Франциска», последняя четверть XIV века). А отважным монахом был Франциск Ассизский — католический святой, полуеретик и мучимый депрессией мистик.
Цена утрат и обретений
Франциск родился в 1182 году в городе Ассизи, что в Центральной Италии. Сын богатого торговца Пьетро Бернардоне, он ни в чем не знал отказа, беспечно кутя на деньги отца с дворянской молодежью. Полный амбиций, молодой Бернардоне мечтал получить дворянство, ради чего даже участвовал в войне с Перуджей (1202), правда, неудачно — его взяли в плен, где он протомился год.
По возвращении домой Бернардоне-младший с удовольствием предался привычной жизни. Однако новая беда была не за горами. В 1205 году Франциск заболел депрессией, о причинах которой мы вряд ли когда-нибудь узнаем. Уныние и тоска стали его постоянными спутниками.
Сначала молодой Бернардоне пытался забыться в пьяном веселье, но раз за разом это удавалось все труднее, пока в начале 1207 года, как рассказывают жития, ему не было явлено откровение. Внезапно его озарила идея уйти из мира к Богу и «повенчаться с Нищетой».
Франциск выполнил ее с готовностью, ведь «сердце его, — как пишет агиограф Фома Челанский, — было все изранено и растаяло как воск при воспоминании о страданиях Господа, и он стал носить до конца жизни в своем сердце раны Иисуса». Франциск был уверен, что только перенесший мучительную казнь Христос сможет понять и облегчить его страдания.
С этого момента молодой Бернардоне большую часть времени проводил в молитвах у полуразвалившейся церкви Св. Дамиана, стоявшей недалеко от города, а деньги, которые отец давал ему на пирушки, тратил на помощь нищим и прокаженным.
Бернардоне-старшего это очень беспокоило. Но ни увещевания, ни угрозы не сломили намерения Франциска. В конце 1207 года он разорвал все отношения с родителем. К вящему удовольствию горожан размолвка сопровождалась публичным скандалом. На площади перед собором Франциск сорвал с себя одежды и кинул их к ногам Пьетро. «Слушайте все, — прокричал он, — до сих пор я называл Бернардоне своим отцом. Но теперь я хочу служить Богу. Вот почему я отдаю Бернардоне свои деньги, о которых он так тревожился, и свое платье» (см. «Большая Легенда», составленная святым Бонавентурой из Баньореджо, 1263).
Повернувшись, он пошел к городским воротам. «Сумасшедший, сумасшедший», — кричала детвора и бросала в его согбенную фигуру камни и грязь.
С этих пор Франциск насовсем поселился у церкви Св. Дамиана, стал нищим аскетом. Зато теперь депрессивные приступы были не столь тяжелыми: их смягчала твердая уверенность в том, что он идет по тому же пути, который прошел Христос — по пути нищеты и страдания.
Так минули две зимы. И вот наступило 24 февраля 1209 года, День святого Матфея. Пожалуй, это был самый важный день в жизни Франциска, день, когда на него сошло новое озарение. На обедне в церкви Св. Дамиана читался отрывок из Евангелия, в котором рассказывалось о том, как Иисус посылал апостолов на проповедь.
И тут были произнесены слова, наполнившие Франциска невыразимым ликованием: «Идите наипаче к погибшим овцам… [но] не берите с собой ни золота, ни серебра, ни меди в пояса свои, ни сумы на дорогу, ни двух одежд, ни обуви, ни посоха». «Вот чего я хочу, — воскликнул Франциск, — вот чего я ищу, вот что я жажду исполнить всеми силами своего сердца!» (см. «Житие второе святого Франциска Ассизского», составленное Фомой Челанским, 1247).
Он тут же снял сандалии, кожаный пояс заменил веревкой, выкинул дорожный мешок и посох и отправился в простоте разносить слово Христа людям, проповедуя мир и покаяние. Беднячок (il Poverello) — звали его встречные.
«Отдавал предпочтение уму других»
Брат-минорит Фома Челанский (ок. 1200 — ок. 1265) о Франциске: «В его словах никогда не было высокомерия; его движениям была чужда театральность, его поступкам — всякая гордыня. Многое он познал наитием свыше, но тем не менее он отдавал предпочтение уму других. Совет товарищей он считал более надежным и чужое мнение лучше собственного. Он предпочитал укоризну себе со стороны других похвале, так как первая понуждает к исправлению, а вторая содействует падению».
Лекарство от ереси
Фигура странствующего проповедника была отнюдь не типичной для христианского мира начала XIII века. С раннего Средневековья монахи предпочитали уединяться в своих кельях, где можно было спокойно предаться молитве.
Мир, лежащий за стенами монастыря, считался прибежищем греха и демонических сил, держаться от которых стоило подальше, ведь на Божье снисхождение грешнику рассчитывать не приходилось — Христос в ту эпоху представлялся грозным судией, не знающим пощады. Нести пасторское слово в миру должны были священники.
Однако низшие клирики обычно имели слишком плохое образование для того, чтобы стать достойными проповедниками, а епископы, как правило, себя не утруждали, ссылаясь на занятость и телесные недуги. Так что в церквях обходились чтением проповедей знаменитых Святых Отцов: Августина, Амвросия или Григория Великого. Но их ученость, сложная символика и отвлеченность от повседневности оставляли паству равнодушной.
Еще больше отдаляло мирян от церкви ее очевидное отступление от евангельских принципов. Высшее духовенство превратилось в крупных землевладельцев и активно вмешивалось в политику, а монастыри стали «хозяйствующими субъектами», настоятелей которых больше занимала рыночная конъюнктура, чем размышления над Писанием.
Многие церковные иерархи, включая пап, погрязли в разврате, превращая целые монастыри в публичные дома. В приходских церквях обрядность заслонила духовность, священники выходили пьяными на литургию, та превратилась в скучный ритуал (тем более что она велась на непонятной латыни), а исповедь — в формальность.
В результате в конце XII века среди верующих начинается опасное для церкви брожение. Если в раннем Средневековье ереси возникали только спорадически и быстро изживали себя, то теперь они приобрели невиданный размах, организуясь даже в некое подобие церквей, как это было с вальденсами и катарами. Общим для всех еретических движений того времени был призыв к бедности, любви и покаянию, иными словами, к «истинному Евангелию», затененному богословскими толкованиями и попранному князьями церкви.
В этом смысле Франциск был вполне похож на проповедников, которых обвиняли в ереси. Но было и то, что отличало бродягу из Ассизи от прочих искателей евангельской истины: он никого не упрекал (см. «Житие второе святого Франциска Ассизского», составленное Фомой Челанским, 1247). Тем самым он уходил от критики католицизма. Но даже несмотря на это, клирики поначалу отнеслись к нему с подозрением: нельзя, мол, допустить «неученых монахов», ведущих столь непристойный нищий образ жизни, к проповеди слова Божьего.
Вальденсы и катары
Началось все с того, что в последней четверти XII века лионский купец Пьер Вальдо раздал все свое имущество бедным и отправился на проповедь «евангельской жизни». Как впоследствии и Франциск, Вальдо призывал к нищете и покаянию.
Однако если Франциск главным препятствием к просветлению видел греховность человеческой природы, то Вальдо все списывал на грехи церкви. Резко критикуя клириков за обмирщение, он предлагал вовсе отказаться от духовенства, которое только мешает свободному общению человека с Богом.
За это в 1184 году собор в Вероне предал вальденсов анафеме, что ничуть не снизило их популярности в массах. Вальденское учение пустило прочные корни не только во Франции, но и в Испании, Германии, Италии и Чехии. Некоторым вальденским общинам из Северной Италии удалось дожить до нашего времени.
Движение катаров (от греческого «чистые») зародилось еще в XI веке, но пик его популярности наступил столетием позже. «Чистые» исповедовали дуализм, считая, что добро и зло — это самостоятельные силы, существующие вечно в непрерывной борьбе. Злым началом они называли материю, созданную Дьяволом, а добрым — дух, который сотворил Бог.
По этой причине катары были самым решительным образом настроены против католической церкви, которая, по их мнению, предала нищенский идеал христианства, променяв его на материальное благополучие. У «чистых» даже была своя церковь, возглавляемая «совершенными» — аскетами, полностью отрекшимися от материального мира.
Особенно сильным катарское влияние было на юге Франции, севере Италии и юге Германии. Католическая церковь подвергала «чистых» жестоким преследованиям. В XIV веке последние катарские общины были уничтожены.
Нищая братия
Беднячок из Ассизи оказался талантливым проповедником, к концу 1209 года его уже окружали 12 человек. «Мы нужны, — наставлял Франциск учеников, — чтобы больных лечить, раненых перевязывать, заблуждающихся возвращать на путь. Ведь многие вам кажутся слугами Сатаны, но они еще будут учениками Христа» (см. «Легенда трех спутников», середина XIII века).
Однако пока они могли проповедовать только на площадях и базарах. Храмы и паперти для них оставались недоступными. Поэтому Франциск решает отправиться в Рим, к папе, дабы получить разрешение на проповедь в церквях. Конечно, шанс нищего попасть на прием к Иннокентию III был ничтожен. Но Франциску покровительствовал ассизский епископ Гвидо, относившийся к младшему Бернардоне с симпатией. Благодаря его хлопотам встреча с понтификом все-таки была назначена.
И вот в начале 1210 года Франциск вместе с 12 учениками прибыл в Рим. Но когда он предстал пред очи Иннокентия III, тот, увидев хлипкую фигуру, рваное рубище, нечесаные волосы и бороду, воскликнул: «Ступай, сын мой, и поищи свиней; с ними у тебя, кажется, больше общего, чем с людьми; поваляйся с ними в грязи, передай им свой устав и упражняйся на них в твоих проповедях».
Любой после такой речи пошел бы по стране, клеймя и хуля первосвященника, но только не Франциск. Он отправился к свиньям и, вывалявшись в грязи, снова явился к Иннокентию. «Владыка, — сказал простодушно Франциск, — я исполнил твое приказание; услышь и ты теперь мольбу мою».
Как гласит легенда, папа умилился такому смирению и, поняв, что Франциск не опасен, 16 апреля 1210 года выдал ему право проповедовать в храмах и носить монашескую тонзуру (см. «Житие второе святого Франциска Ассизского», составленное Фомой Челанским, 1247).
Так был учрежден новый монашеский орден, вернее, община-орден, поскольку его устава, написанного Франциском, папа пока не утвердил, желая получше присмотреться к новому братству — как бы в ересь, чего доброго, не свернули.
Это был принципиально новый орден, орден нищенствующий, братьям которого нельзя было иметь даже коллективной собственности, допускаемой в монастырях. Также францисканцам нельзя было прикасаться к деньгам: милостыню они должны были собирать только едой.
Франциск Ассизский в разговоре с сельским падре как-то заметил по этому поводу: «Если бы у нас была собственность, нам было бы нужно оружие для нашей защиты, ибо в ней источник раздоров и тяжб, и она обыкновенно препятствует любви к Богу и к ближнему; вот почему мы не желаем иметь собственности» (см. «Житие второе святого Франциска Ассизского», составленное Фомой Челанским, 1247).
Община Франциска расположилась на горе Субазио, недалеко от Перуджи, рядом со старенькой часовней Девы Марии. Братья-минориты (меньшие братья — так называли себя францисканцы) поселились в шалашах вокруг часовни.
Целый день те из них, кто не ушел проповедовать, занимались трудом, помогая окрестным крестьянам, а плату брали едой. Причем количество еды не должно было превышать дневной рацион монаха: ведь сам Христос призывал не печься о завтрашнем дне. Спали на земле на одной лишь соломенной подстилке, а подушек не имели вовсе.
Одетые в мешковины с капюшонами, подвязанными грубой веревкой, босые, нестриженные и бородатые, они производили необычное впечатление. Многие с интересом слушали их проповеди, но было немало и таких, кто высмеивал братьев, а некоторые обыватели попросту их боялись и не пускали в дом, принимая за разбойников.
Отношения между братьями-миноритами тоже казались особенными. Это была, по сути, семья, каждый член которой заботился о ближнем. Показателен следующий случай. Как-то ночью Франциск проснулся от стонов монаха, недавно вступившего в орден. Оказалось, что не спалось ему из-за страшного чувства голода. Франциск тут же отыскал на кухне то, что не доели за ужином, и принес ее брату. А чтобы тому не было стыдно за свою слабость, Франциск и сам разделил с ним ночную трапезу.
Из легенд о Беднячке
«Однажды пришла к Франциску бедная старушка и попросила милостыни.
Франциск обратился к стоящему рядом монаху: «Нет ли у нас чего, чтобы дать матери нашей?»
«Нет, — последовал ответ. — Разве что в церкви лежит Новый Завет, который мы читаем у заутрени».
Тогда Франциск сказал: «Дай нашей матери Новый Завет, чтобы она продала его на свои надобности, ибо я твердо уверен, что это намного угоднее Господу и Святой Деве, чем наше чтение».
Проповедь для всех
Основным занятием францисканцев считалась проповедь. И первым проповедником среди братьев был, конечно, Франциск. Он не ждал, пока к нему в церковь соберется паства, он сам искал ее, причем не только среди людей.
Согласно житиям, Франциск проповедовал зверям и птицам, призывая их славить величие Бога. Нищий монах открыл католикам новый образ Христа. Иисус Франциска был уже не беспощадным в своей правоте суровым судией с мечом, занесенным над головами верующих. Он был Иисусом страдающим, и значит, сострадающим, бедным и любящим.
В речах Франциска всякий человек, подверженный житейским невзгодам, становился гораздо ближе к Христу, чем это казалось раньше. Монах из Ассизи старался никого и не обличать, он лишь сожалел о заблудших, и это подкупало паству.
Святой говорил на понятном простолюдинам языке, стараясь затрагивать темы, которые были актуальными для слушателей. В итоге популярность Франциска превзошла популярность еретических учений, и это было спасением для церкви. Но теперь Франциску стало мало итальянской земли, и он отправляет своих учеников на проповедь в Германию и Францию. Сам же едет в Египет, где как раз шла война между крестоносцами и султаном Малик аль-Камилем.
Прибыв в Северную Африку, Франциск прямо направился в ставку султана, готовый проповедовать ему слово Христа, дабы прекратить войну. Аль-Камиль принял проповедника очень милостиво и даже выслушал его. Но Франциск пошел дальше. Он предложил разжечь костер, сквозь пламя которого готов был пройти, а заодно предложил муллам сделать то же самое. «Если они не сгорят, я приму магометанство», — сказал он. Но муллы отказались.
Аль-Камиль, видя, что дело приобретает серьезный оборот, отправил Франциска с почестями к крестоносцам. По легенде, во время прощания он сказал негромко монаху: «Молись за меня, чтобы Господь удостоил открыть мне, какой закон и вера ему более угодны» (см. «Цветочки святого Франциска», последняя четверть XIV века).
Любовь и свобода Третьего Завета
Многие францисканцы-спиритуалы примкнули к еретикам-иоахимитам — последователям «пророка» Иоахима Флорского. Этот мистик, живший во второй половине XII века, создал богословскую теорию, некоторые идеи которой как нельзя лучше подходили францисканцам. Так, Иоахим полагал, что история человечества должна пройти три фазы — эпохи Отца, Сына и Святого Духа.
Первая эпоха была временем рабской покорности (Ветхий Завет), вторая — эпохой сыновней покорности (Новый Завет), третья станет эпохой свободы от всего материального (Третий Завет) и временем вселенской любви. По прогнозам Флорского, Третье царство уже не за горами: ждать осталось лет пятьдесят-сто. Любовь и свобода от всего земного — вот то, что привлекало спиритуалов в иоахимитах.
Проповедуя евангельскую чистоту и простоту, радикальные последователи Франциска считали, что именно на них возложена священная миссия привести паству к покаянию, дабы достойно встретить наступление Третьего царства.
Папские хлопоты
Наблюдая за успехами учеников Франциска, римский папа стал беспокоиться, как бы те не вышли из-под контроля. Было решено дать францисканцам четкий устав, который сделал бы их классическим орденом с вертикальной иерархической структурой.
В 1223 году папа Гонорий III утверждает орденское правило. Теперь правили орденом министры разных рангов во главе с генеральным министром, которого контролировал один из приближенных к папе кардиналов. Ссылаясь на плохое здоровье, Франциск отказался от этого поста и остался простым монахом.
Здоровье Франциска и правда оставляло желать лучшего. Жития свидетельствуют, что душевная болезнь Франциска усугубилась: у него начались кошмарные видения, в которых монаха мучили демоны. В такие ночи, охваченный страхом, он сидел съежившись и ждал восхода солнца. Зрение его резко упало и начались сильные боли в желудке. Но свои страдания он сублимировал в ощущение особой мистической близости к Иисусу, который посылает самые тяжелые страдания тем, кого любит.
Так Франциск находил силы жить сквозь мучения, ежечасно вознося хвалу Всевышнему. В 1224 году на праздник Воздвижения Креста на его руках и ногах открылись стигматы — кровоточащие раны на месте ран Христа (см. «Житие второе святого Франциска Ассизского», составленное Фомой Челанским, 1247). С того момента Франциску оставалось жить еще два года, и каждый день его организм становился все слабее и слабее.
Чувствуя приближение кончины, подвижник попросил раздеть его и положить на голую землю. Это была последняя дань его главному жизненному принципу — бедности. Франциска не стало 4 октября 1226 года. 16 июля 1228-го папа Григорий IX причислил его к лику святых.
Своей жизнью Франциск доказал, что у католичества еще хватает сил для духовного возрождения в евангельской бедности и простоте, и тем самым значительно ослабил влияние еретических течений в западном мире. Именно он создал новый тип церковной проповеди — не территориальный (в церкви или монастыре), а миссионерский, ищущий паству и говорящий с ней на одном языке (как в буквальном, так и в переносном смысле).
И наконец, он открыл людям другого Иисуса — Иисуса милосердного. По словам французского историка Жоржа Дюби, Франциск превратил христианство «в нечто такое, чем оно никогда не было, — в народную религию. Я готов сказать больше — то, что сегодня в нас осталось от христианства, берет начало в этом обновлении».
Францисканцы оставались противовесом еретическим движениям еще несколько столетий. Но к эпохе Реформации (XVI век) их авторитет несколько иссяк. Причина заключалась в постепенном обмирщении ордена, которое началось после смерти его основателя. Речь идет об отношении к собственности.
Ученые братья
Большое влияние францисканцы оказали на науку своего времени. Сам Франциск учености не любил, полагая, что она — источник гордыни и суетности, но многие его последователи стали докторами богословия и философии в университетах Европы.
Дело в том, что идеи Франциска были очень популярны среди интеллигентов того времени, многие из которых принимали постриг. Поэтому в ордене всегда поддерживалась высокая «интеллектуальная температура» — именно эти монахи-интеллектуалы и становились учеными в Париже, Болонье, Оксфорде, Магдебурге и Кембридже. История знает многих миноритов, посвятивших свою жизнь науке, но самый выдающийся из них — это Роджер Бэкон.
Глашатаи третьего царства
Спустя четыре года после кончины Франциска министры ордена обратились к римскому понтифику с просьбой смягчить пункты орденского устава. В первую очередь это касалось отношения к деньгам и недвижимости.
Папа Григорий IX пошел навстречу монахам и выпустил специальную буллу о том, что братья-минориты, конечно, не имеют ни личной, ни общей собственности, но могут «временно пользоваться» собственностью церкви: землей, постройками, книгами. Столь же казуистическим образом был решен и вопрос об отношении монахов к деньгам.
Францисканцы получали право, не прикасаясь к презренному металлу, хранить сбережения у мирян-посредников. Так был запущен механизм медленного превращения нищенствующего ордена в крупного собственника, завершившийся к концу XV века.
Булла расколола орден на два лагеря: тех, кто ратовал за возвращение к изначальной францисканской бедности (спиритуалов), и остальных, которые были согласны с орденскими министрами. На протяжении нескольких десятилетий споры в ордене то разгорались, то утихали. Конец распре положил папа Иоанн XXII, объявивший в 1319 году спиритуалов еретиками: кого сослали, кто пропал в тюрьме, некоторых сожгли. Но часть из них «умеренные» францисканцы не выдали: укрыли в своих монастырях и тем спасли от гибели.
С тех пор орден стал считаться самым «либеральным», и там часто находили приют те, кто опрометчиво увлекся идеями запрещенных церковью учений. Однако он не превратился в прибежище для скрывающихся вольнодумцев. Их стали отправлять проповедовать в соседние земли: и дело трудное, и от Рима далеко. Тем самым францисканцы выводили энергию смутьянов вовне, что защищало Святой престол от критики радикальных богословов.
Возможно, это было одной из причин, по которым эпоха Реформации началась только в XVI веке, а не раньше: всех пассионариев просто отправили в дальние края.
Материал опубликован в журнале «Вокруг света» № 11, ноябрь 2012, частично обновлен в августе 2022