Чтобы понять природу хорватской мудрости, журналист «Вокруг света» поехал в Далмацию поработать на яхте.
— Ну и жара, — я поднимаюсь из каюты на палубу и чувствую обжигающий ветер. Глаза щурятся даже за темными линзами очков. Мы на полпути к острову Святого Климента. За штурвалом шкипер, 48-летний Саймон Мартел. Я несу ему сладкий чай с молоком. За 15 лет в Хорватии он не растерял британских привычек.
— Хватай шкот! — командует он. — Снимешь его с лебедки, как только я скажу. Идем против ветра.
Это значит, что мне и кому-то из туристов придется несколько раз перекладывать передний парус с одного борта на другой. Яхта «Кали» пойдет зигзагом.
— К повороту! — кричит Саймон и резко крутит штурвал. Судно, встречая волны и кренясь, становится носом к ветру. Парус развевается, как флаг. Но мы продолжаем поворачивать, и через секунду стаксель снова раскрывается с громким хлопком. Шкот со звоном убегает из моих рук, извиваясь, как змея. Через секунду я бросаю его — обжегся.
— Спускайся в каюту и возьми льда, — Саймон замечает, как я дую на палец, — и возвращайся быстрее! Надо будет проделать все в обратном порядке.
Внутри яхты прохладнее, и сразу тянет прилечь. А ведь, по сути, уставать было особо не с чего. Для помощника капитана работы на яхте немного, к тому же туристы всегда и с радостью готовы сменить тебя у лебедки. Туристов на борту 15-метровой «Кали» семеро. Они загорают на палубе, купаются в лазурной воде, радуются дельфинам и с удивлением наблюдают жизнь на островах: такую же расслабленную, по их мнению, как и у них на отдыхе, с той лишь разницей, что местные жители отнюдь не в отпусках: лето для них — самое горячее время.
Одного с нами курса держится вторая такая же яхта — «Сапфира». Ею неспешно управляет 30-летний Мио, безмятежный, как все встречаемые мной хорваты. У него тоже туристы на борту. «Сапфира» идет за нами, а мне непонятно, как мы в открытом море умудряемся не сбиться с пути, если капитан на навигационные приборы даже не смотрит.
— Когда стоишь за штурвалом, — объясняет мне Саймон, — компас тебе не нужен. Все твое тело компас. Волосы на коже подскажут, откуда дует ветер. Глаза — с какой стороны светит солнце. А ногами учись чувствовать, как меняется направление волн.
Говоря это, Саймон не пускает меня за штурвал. И в ответ на просьбы научить меня чему-нибудь отмахивается: «Не надо бежать с горы, давай спустимся медленно.
Ты видишь, здесь никто никуда не торопится, все идет своим чередом, без суеты».
Что верно, то верно. Сходя на берег в очередной гавани, я удивляюсь способности местных проводить время в расслабленно-созерцательной позиции, с ленцой взирая на происходящее вокруг. Поневоле вспоминаешь легенду, которой потчуют туристов хорватские гиды, — про виноградаря, который притомился под солнышком и прилег отдохнуть под оливой вместе со своей белой собакой… В результате пес загорел пятнами в форме оливок. Только это не о происхождении далматинов, это о фьяке.
Фьяка — так называют здесь состояние полной расслабленности. Фьяка — это хорватский дзен. И большинство хорватских анекдотов про него же.
Саймон как-то рассказал мне один такой:
— Приезжает в Далмацию американец. И каждый день видит с балкона своей виллы одно и то же: молодой хорват сидит под деревом на берегу с хлипкой удочкой. Поймает за день пару рыбешек и идет домой. Американец не выдерживает и подходит к рыбаку с вопросом: «Слушай, парень, а почему бы тебе не купить удочку получше?» «Зачем?» — удивляется хорват. «Ну как, поймаешь больше рыбы, начнешь ее продавать». — «Зачем?» — «Заработаешь денег и откроешь лавку». — «И что?» — «Как что? Капитал появится, сможешь лодку купить. Наловишь в сто раз больше, чем сейчас». — «И что?» — «Разбогатеешь и сможешь наконец заняться ничегонеделанием». Хорват смотрит на него, как на глупца, и говорит: «Ты не видишь? Я этим и занимаюсь».
Находясь в Далмации, трудно избавиться от ощущения, что все будет в порядке, даже если ничего не делать. В синей воде плавает рыба — только удочку забрось. Над морем высятся горы с виноградниками и оливковыми рощами — только руку протяни сорвать. Острова пахнут лавандой, миртом и розмарином. В таком окружении тянет расслабиться, найти себе место в тени и ни о чем не думать. Особенно если работы нет и искать ее негде.
На третий день плавания мне наконец становится ясно, что моя должность старпома — синекура чистой воды. Попутный ветер гонит «Кали» вперед, и мой капитан-англичанин, за 10 лет проникшийся местным духом, лениво переписывается с кем-то SMS-ками, ногой подкручивая штурвал по мере надобности. Мы причаливаем к острову Вис, вернее, к пристани одноименного города. Я наматываю на утку швартовный канат и вместе с туристами спускаюсь на берег. Рабочий день окончен, можно отдохнуть в ресторанчике у берега. К вечеру набережная наполняется людьми, повсюду тянется запах жареной рыбы, слышится звон бокалов. За ужином Саймон рассуждает о местной жизни:
— Тут такой климат, что вообще ничего делать не хочется. Шкиперы вкалывают по 3–4 месяца в году, а остальное время многие из них болтаются без дела. Поэтому они стремятся за лето накопить денег на весь год. Если не считать отличного парня Мио, на которого я во всем могу положиться, хорватам я суда предпочитаю не доверять. Многие шкиперы здесь могут вернуть сломанную или грязную лодку и даже не предупредить. Иногда кажется, что им все равно. Фьяка. Один из друзей Саймона, хорватский шкипер Игор, считает, что жителей Далмации все-таки трудно упрекнуть в разгильдяйстве. По его мнению, фьяка не способ уйти от работы, а нечто обратное:
— Здесь сплошные скалы вокруг. Летом воздух нагревается до 30 градусов уже к 10 утра. Нашим предкам приходилось вставать часа в три утра, чтобы успеть обработать виноград или оливы до наступления жары. Потом они отдыхали в тени, только для того, чтобы под вечер вернуться к работе.
Несмелые вкусы, вялые желания
Первым курортом в Хорватии была Опатия. Именно о ней Антон Чехов писал в рассказе «Ариадна»: «Я так много и всякий раз с таким умилением читал про этот рай земной, что когда я потом… покупал жесткие груши у старой бабы, которая, узнав во мне русского, говорила „читиры“, „давадцать“, и когда я в недоумении спрашивал себя, куда же мне, наконец, идти и что мне тут делать, и когда мне непременно встречались русские, обманутые так же, как я, то мне становилось досадно и стыдно. Тут есть тихая бухта, по которой ходят пароходы и лодки с разноцветными парусами; отсюда видны и Фиуме, и далекие острова, покрытые лиловатою мглой, и это было бы картинно, если бы вид на бухту не загораживали отели и их dependance’ы (франц. — пристройки) нелепой мещанской архитектуры, которыми застроили весь этот зеленый берег жадные торгаши, так что большею частью вы ничего не видите в раю, кроме окон, террас и площадок с белыми столиками и черными лакейскими фраками… Таскаясь поневоле по этим курортам, я все более убеждался, как неудобно и скучно живется сытым и богатым, как вяло и слабо воображение у них, как несмелы их вкусы и желания. И во сколько раз счастливее их те старые и молодые туристы, которые, не имея денег, чтобы жить в отелях, живут где придется, любуются видом моря с высоты гор, лежа на зеленой траве, ходят пешком, видят близко леса, деревни, наблюдают обычаи страны, слышат ее песни, влюбляются в ее женщин…»
Слева: На острове Вис торгуют не только домашним вином и оливковым маслом — прогулявшись на юг от пристани, можно подыскать кожаные сувениры от местных ремесленников
Справа: Дома на хорватских островах из известняка, как и сами острова. В IV веке белый камень с острова Брач использовали при возведении дворца римского императора Диоклетиана в Сплите. Известняк отсюда отправляли и в Вашингтон — для отделки Белого дома
На следующее утро сильный ветер не дает нам выйти в море. Понимая, что весь день свободен, я арендую мопед и отправляюсь на западную сторону острова, в Комижу. Это самый удаленный от побережья населенный пункт Хорватии, исторически город рыбаков, уже, правда, освоенный туристами. Они приезжают в это уединенное местечко под высоким холмом отдыхать в тишине на чистых пляжах. Жители Комижи с готовностью сдают отдыхающим апартаменты. Я тоже был принят за потенциального арендатора, когда разговорился с хозяином. Зоран, сдавая каждое лето комнаты, неплохо обеспечивает семью. К пенсии в 700 евро на двоих с женой хорошая прибавка.
— Здесь многие поступают так же, — рассказала мне Драгана, жена Зорана, — с тех пор как закончилась война (в 1995 году. — Прим. ред.), треть местных жителей потеряла работу. Рыбную фабрику здесь, в Комиже, закрыли. И работать стало негде.
Но ведь рыба в море не кончилась, и рыбаки не перевелись. Каждый вечер Зоран ставит сети в сотне метров от дома и с утра готовит рыбу на обед. Это по большому счету все, чем ему приходится заниматься. Я вспоминаю слова шкипера Игора: «Мы привозим сюда дешевую рыбу из Таиланда, дешевое оливковое масло из Греции и дешевые помидоры бог знает откуда. Виноградников и оливковых рощ на островах становится все меньше. Возделывать землю больше невыгодно. К тому же правительство не готово запускать долгосрочные проекты, фабрики закрываются. И если люди остаются без работы, это не от лени, а оттого, что им некуда идти».
С рабочими местами в Далмации сейчас проблемы — десятки тысяч людей стоят в очереди на бирже труда. А предложений всего несколько сотен. И понятно, что вступление в ЕС (Хорватия стала членом Евросоюза в 2013 году. — Прим. Vokrugsveta.ru) тревожит многих хорватов — как бы не стало еще хуже…
Однако настоящий местный житель никогда не станет тосковать по поводу какой-то работы. Нет ее — и ладно, есть она — хорошо. В Висе я познакомился со Штефицей, молодой хозяйкой семейного ресторана. Она вместе с мужем и матерью работает круглый год и гордится этим.
— Когда туристы разъезжаются, мне всегда есть чем заняться, — рассказывает она. — Здесь, на Висе, растет много пряностей и фруктов — только протяни руку, чтобы собрать. Розмарин, лаванда, инжир. К тому же у нас есть виноградник. Он небольшой, и всерьез заняться виноделием мы не в силах, но уход за лозой требует времени. А осенью мы собираем оливки и делаем масло.
По словам Штефицы, немногие на Висе переживают, что остались без работы. Она шутит, что самые трудолюбивые из местных после закрытия фабрики устроились в пожарную часть. И им приходится вставать со стула не реже раза в месяц — получить зарплату. Ничего не горит. Во всех смыслах.
Как только мы отплываем от острова Вис, я поджидаю случая подбить Саймона на гонку с Мио. Но «Сапфира» или еле тащится за нами, или, наоборот, выходит из порта первой. Наконец, за сутки до отъезда я уговариваю Саймона бросить вызов второй яхте. Он соглашается.
С утра «Кали» и «Сапфира» синхронно покидают гавань деревушки Милна на острове Брач. И только мы выходим в море, становится ясно — ветра нет. Гонка не состоится. Нам приходится возвращаться в первый порт, дребезжа дизельным мотором. Но это оказывается кстати — мерно двигаясь, мы замечаем на середине пути отблески на воде, которые ни с чем не спутать. Дельфины подплывают совсем близко, позволяя полюбоваться их прыжками. Сильные и активные животные — самые, пожалуй, подвижные жители этих мест. Мотор работает, яхта идет, я спускаюсь в прохладную каюту и ложусь на полку. И думаю: наверное, мои новые знакомые правы. Стоит ли торопиться, пытаясь узнать, увидеть или заработать как можно больше? Особенно там, где время течет столь неспешно. Где, даже оставаясь безработным, можно наслаждаться каждым моментом жизни. Потому что тебе доступна фьяка — cостояние адриатической души. Лучшее, что может приключиться с тобой в Далмации.
Фотографии: Roman Sigaev / Alamy / Legion Media (в анонсе), Евгений Кондаков
Материал опубликован в журнале «Вокруг света» № 9, сентябрь 2013
