Смерть в 38 лет, в гостинице, от паралича сердца, в обществе немецкой проститутки… Глупый и не совсем приличный финал жизни героического генерала. Однако в этом сюжете до сих пор не все ясно.
Впереди на лихом коне
В романе Бориса Акунина (признан в РФ иностранным агентом в 2024 году) «Турецкий гамбит» одним из главных действующих лиц является генерал Соболев. У литературного героя есть реальный прототип — генерал Михаил Дмитриевич Скобелев. Он прославился в двух кампаниях. В 1877–1878 годах воевал с турками в Болгарии, где отличился при взятии Плевны и деблокаде Шипкинского перевала. Второй раз Скобелев проявил себя в Средней Азии в 1880–1881 годах, присоединив Туркмению к России. На родине генерал стал национальным героем, его встречали как триумфатора, личной храбростью (всегда впереди на белом коне) добившегося многих побед.
Место преступления. Гостиница «Англия»
Ночью 25 июня (7 июля по н. ст. — Прим. Vokrugsveta.ru) 1882 года в московскую гостиницу «Дюссо» прибежала заплаканная проститутка Шарлотта Альтенроз и сказала, что у нее в номере в гостинице «Англия», что на углу Столешникова и Петровки, внезапно скончался военный. Им оказался генерал Михаил Скобелев (в Москве он был проездом, следуя в отпуск в свое имение под Рязанью).
Вскрытие производил патологоанатом Московского университета профессор Иван Нейдинг. В заключении говорилось: «Скончался от паралича сердца и легких, воспалением которых он страдал еще так недавно». Любопытная деталь заключается в том, что Скобелев раньше на сердце не жаловался.
Впрочем, его врач Оскар Гейфельдер находил у генерала признаки сердечной недостаточности. «Сравнительно с ростом и летами, — говорил он, — пульс у Скобелева был слабоват и мелкий, и соответственно тому деятельность сердца слаба, и звуки сердца хотя и чистые, но глухие. Этот результат аускультации (прослушивания. — Прим. ред.) и пальпации, состояние всех вен и артерий, насколько они доступны наружному осмотру, дали мне основание заключить о слабо развитой сосудистой системе вообще и о слабо развитой мускулатуре сердца».
Но в то же время Гейфельдер отмечал необыкновенную выносливость и энергию Скобелева, который мог сутками находиться в седле и не спать, совершая длительные переходы. Это дает основания усомниться в том, что причиной смерти генерала стало слабое сердце. Не поверили в это и современники.
Тем более после того, как стали известны подробности допроса Шарлотты Альтенроз. Та рассказала: «Из соседней комнаты подали бокал шампанского: „Боевые офицеры пьют здоровье его превосходительства!“ Генерал сидел у стола. Брезгливо отодвинул бокал. Часа через два ему захотелось пить, он опрокинул бокал и через несколько минут вытянулся и замер».
Тело Скобелева, по свидетельству друзей, которые первыми явились в гостиницу «Дюссо», куда перенесли их умершего товарища, одеревенело, а кожа пошла синими пятнами, что является признаком отравления цианистым калием. Газеты открыто писали, что ночью в «Англии» было совершено политическое убийство.
Подозреваемый номер 1. Железный канцлер
Большинство склонялось к тому, что не обошлось без участия германских шпионов. Мол, по их заданию Шарлотта Альтенроз — сама немка — и подсыпала яд в принесенный бокал шампанского. Ко всему прочему той же ночью у Скобелева из имения выкрали план войны с Германией (что было в плане, неизвестно: генерал не посвящал в свои секреты даже ближайших друзей).
Скобелев действительно был фигурой, очень раздражавшей рейхсканцлера Бисмарка. В ту пору, по воспоминаниям князя Владимира Мещерского, «со дня на день Германия могла наброситься на Францию, раздавить ее. Но вдруг, благодаря смелому шагу Скобелева, сказалась впервые общность интересов Франции и России, неожиданно для всех и к ужасу Бисмарка. Ни Россия, ни Франция не были уже изолированы. Скобелев пал жертвою своих убеждений, и русские люди в этом не сомневаются».
Под «смелым шагом» Скобелева Мещерский имеет в виду две публичные речи, произнесенные генералом в Петербурге и Париже. 12 января 1882 года в ресторане Бореля на банкете, устроенном в честь первой годовщины со дня штурма Геок-Тепе (крепости в Туркмении), Скобелев произнес горячий тост, носивший открытый панславистский характер и направленный против Австро-Венгрии и Германии:
«Господа, — заявил генерал, — в то самое время, когда мы здесь радостно собрались, там, на берегах Адриатического моря, наших единоплеменников, отстаивающих свою веру и народность, именуют разбойниками и поступают с ними как с таковыми! Там, в родной нам славянской земле, немецко-мадьярские винтовки направлены в единоверные нам груди…»
Речь вызвала широкую огласку, и правительство Австро-Венгрии высказало неудовольствие, расценивая слова Скобелева как вмешательство в свои внутренние дела. В то время между Веной, Петербургом и Берлином действовал военный союз (Союз трех императоров), и российский министр иностранных дел был вынужден принести австрийскому правительству «изъявления своего сожаления по поводу этой застольной речи Скобелева». В «Правительственном вестнике» было опубликовано соответствующее разъяснение, а генералу было предложено незамедлительно взять заграничный отпуск.
Скобелев уехал в Париж. В столице Франции 5 февраля 1882 года его посетили жившие там сербские студенты и преподнесли благодарственный адрес. В ответной речи генерал дал волю чувствам:
«Я вам скажу, я открою вам, почему Россия не всегда на высоте своих патриотических обязанностей вообще и своей славянской миссии в частности. Это происходит потому, что как во внутренних, так и во внешних своих делах она в зависимости от иностранного влияния. У себя мы не у себя. Да! Чужестранец проник всюду! Во всем его рука! Он одурачивает нас своей политикой, мы жертва его интриг, рабы его могущества. Мы настолько подчинены и парализованы его бесконечным, гибельным влиянием, что если когда-нибудь, рано или поздно, мы освободимся от него — на что я надеюсь, — мы сможем это сделать не иначе как с оружием в руках! Если вы хотите, чтобы я назвал вам этого чужака, этого самозванца, этого интригана, этого врага, столь опасного для России и для славян… я назову вам его. Это автор „натиска на Восток“ — он всем вам знаком — это Германия. Повторяю вам и прошу не забыть этого: враг — это Германия. Борьба между славянством и тевтонами неизбежна. Она даже очень близка».
На следующий день, комментируя свое выступление газете «Ле Вольтер», Скобелев подчеркнул: «Да, я сказал, что враг — это Германия, я это повторяю. Да, я думаю, что спасение в союзе славян — заметьте, я говорю: славян — с Францией… Для нас — это средство восстановить нашу независимость. Для вас же — это средство занять то положение, которое вами утрачено (после поражения в войне с Германией в 1871 году. — Прим. ред.)».
Тогда же генерал тайно встречался с французским премьером Леоном Гамбеттой и обсуждал вопросы внешней политики. Речь Скобелева наделала много шума. И не только в Париже и Петербурге. Английский журналист Чарлз Марвин, бывший проездом в Берлине, записал в дневнике: «По всему пути в разговорах только и слышалось, что имя Скобелева. В Берлине имя его повторялось в речах и беседах всех классов общества». Российскому МИДу снова пришлось оправдываться и открещиваться от беспокойного генерала, мол, он лицо частное. Кстати, домой Скобелев возвращался через Голландию и Швецию — столь сильно было настроено против него общественное мнение в Германии.
Скобелев еще не раз высказывался антинемецком ключе и вообще считал войну с Германией лучшим средством для консолидации русской нации. Вот за эти попытки расколоть Союз трех императоров его, возможно, и «убрали».
Но немецкий след в этой истории заводит в тупик. Первая загадка: какой смысл Шарлотте Альтенроз травить человека у себя в номере, а потом самой же поднимать переполох? Вторая загадка: протокол допроса Шарлотты пропал, а самой ей дали возможность выехать за границу. Почему? Складывается впечатление, что кто-то прокладывал ложный след, а яд уже был в бокале шампанского, когда его принесли Скобелеву из соседнего номера. Проститутка здесь совершенно ни при чем. Но если это так, то в убийстве доблестного генерала стоит подозревать не кого-нибудь, а самого императора Александра III.
ТАК ГОВОРИЛ СКОБЕЛЕВ
…о немцах-патриотах
«Меня больше всего бесит наша уступчивость этим колбасникам, — говорил Скобелев о немцах. — Даже у нас в России мы позволяем им безнаказанно делать все что угодно. Даем им во всем привилегии, а отчего же и не брать, когда наши добровольно все им уступают, считая их более способными… А они своею аккуратностью и терпением, которых у нас мало, много выигрывают и постепенно все подбирают в свои руки. А все-таки нельзя не отдать им справедливости, нельзя не уважать их как умных и ловких патриотов. Они не останавливаются ни перед какими препятствиями, ни перед какими мерами, если только видят пользу своего фатерланда. Наша нация этим истинным и глубоким патриотизмом не может похвалиться! Нет у нас таких патриотов, как, например, Бисмарк, который высоко держит знамя своего отечества и в то же время ведет на буксире государственных людей чуть не всей Европы. Самостоятельности у нас мало в политике!»
Подозреваемый номер 2. Хозяин земли русской
Отношения между героем-генералом и царем были очень натянуты. «Я ему устрою так, — говорил Скобелев отставному министру внутренних дел Лорис-Меликову, — что если он приедет [в Минск] смотреть 4-й корпус (которым командовал генерал. — Прим. ред.), то на его „Здорово ребята!“ будет ответом гробовое молчание». Генерал считал, что Александр идет на поводу у немцев в ущерб национальным интересам, а самодержец опасался, что Скобелев предпримет попытку государственного переворота. И эти опасения не были беспочвенными.
Встретив Скобелева в Париже, французский писатель Эжен де Вогюэ отметил в записках, что тот вполне способен выступить в роли Бонапарта. Он назвал генерала «опасным сумасшедшим», который может наделать много бед, если обстоятельства будут ему благоприятствовать. При этом Вогюэ констатировал, что «популярность Скобелева в России, безусловно, несоизмеримо выше популярности царя».
В свою очередь, князь Петр Кропоткин вспоминал: «Из посмертных бумаг Лорис-Меликова, часть которых обнародована в Лондоне другом покойного, видно, что, когда Александр III вступил на престол и не решился созвать земских выборов, Скобелев предлагал даже Лорис-Меликову и графу Игнатьеву… арестовать Александра III и заставить его подписать манифест о конституции». «Скобелев стал великой силой, — убеждал царя обер-прокурор Синода Константин Победоносцев, — и приобрел на массу громадное нравственное влияние, то есть люди ему верят и за ним следуют!»
Шаги, предпринимаемые Скобелевым в последний год жизни, заставляют предположить, что он готовился к какой-то политической акции: он искал контакты в Париже с народовольцами-эмигрантами, пишет заметки о переустройстве России, переводит все ценные бумаги в наличность — без малого миллион рублей.
«Он несомненно создал себе такое credo, — писал литератор Василий Немирович-Данченко, — правительство (в смысле старого режима) отжило свой век, оно бессильно извне, оно бессильно также и внутри. Что может его низвергнуть? Конституционалисты? Они слишком слабы. Революционеры? Они тоже не имеют корней в широких массах. В России есть только одна организованная сила — это армия, и в ее руках судьбы России». А уж армия за Скобелевым пошла бы вне всяких сомнений. Но, пожелав стать русским Бонапартом, Скобелев очень рисковал. И просчитался: отдалившись от своих войск он стал легкой добычей сил, которые заставили навсегда замолчать фрондирующего вояку, невоздержанного на язык.
ТАК ГОВОРИЛ СКОБЕЛЕВ
…о великом времени и малых людях
По словам Василия Немировича-Данченко, в последний год жизни Скобелев часто заводил разговоры о смерти. «Мне жаль — так много задумано, столько сделано для этого „многого“, а судьба все вырвет у меня из рук… Чувствуешь, что должен и можешь. Видишь — вот оно тут, а что-то подсказывает: на самом пороге тебя подкосит курносая… Вы хорошо знаете, к чему я иду. Жаль не себя. Жаль оставлять Россию в руках бездарных и жалких лакеев. Время надвигается великое, а люди малые. Если бы вы их знали, так как я знаю. У вас тоже бы под головою вертелась подушка. Дарования и характеры гаснут, а подходят такие времена, каких еще не было. России понадобятся гиганты воли и гения, а не марионетки, которыми управляет зарубежная рука… Каждый день моей жизни — отсрочка, данная мне судьбой. Я знаю, что мне не позволят жить… Меня кто-то назвал роковым человеком, а роковые люди и кончают всегда роковым образом».
Исполнители убийства. Тайная дружина
Председатель Первой Государственной думы Сергей Муромцев рассказывал в воспоминаниях, что в связи с антиправительственной деятельностью Скобелева был учрежден особый тайный суд под председательством великого князя Владимира Александровича, который большинством — 33 голоса из 40 — приговорил генерала к смерти. Есть данные, что Скобелеву кто-то угрожал: об этом он писал славянофилу Ивану Аксакову и рассказывал своему адъютанту Петру Дукмасову.
Выполнить приговор должны были члены особого тайного общества «Священная дружина». Оно создавалось для охраны царя, его близких и совмещала в себе черты Третьего отделения, масонских лож и подпольных организаций. Состав центрального комитета общества до сих пор полностью неизвестен. Вероятно, в него входили и сам император, и великий князь Владимир Александрович, бывший командующим гвардией Петербургского военного округа. Руководство «Священной дружины» состояло из высшего дворянства, преимущественно из придворной аристократии.
Для работы в Петербурге и Москве были образованы попечительства, в которые привлекались представители финансовой и промышленной буржуазии. Дальше шли «пятерки», куда могли входить и люди более простого происхождения. Вступавшие в «Священную дружину» приносили присягу, в которой ради спасения царя обязывались в случае необходимости даже отречься от семьи. Была организована и шпионская служба в виде бригад сыщиков и заграничной агентуры. «Дружинники» громили подпольные оппозиционные типографии, выслеживали и сдавали полиции деятелей революционного движения. Среди ее членов были и «смертники», например поклявшиеся «разыскать революционеров князя Кропоткина, Гартмана и убить их».
Вероятно, агенты «Священной дружины» и поднесли Скобелеву бокал с отравленным шампанским. Так думали и некоторые современники. «Да, я утверждаю, — писал, например, Немирович-Данченко, — что это было подготовленное агентами „Священной дружины“ убийство народного героя и вождя. Убийство при помощи яда… С иезуитской ловкостью эти безнаказанные охранители монархии изловили еще молодого, нуждавшегося в удовлетворении естественных потребностей человека и покончили с ним, рассчитывая, и весьма верно, что правительственное лицемерие не допустит следствия, позорящего память героя».
Следствия, действительно, как такового не было, пропал даже злосчастный бокал, что усугубляет подозрения о причастности к делу верховной власти. Поэтому не удивляет и равнодушие, с которым Александр III отнесся к известию о смерти генерала.
Между тем день и ночь простой народ толпился у отеля «Дюссо», куда было перевезено тело покойного. Когда гроб поставили в церковь Трех Святителей на Арбате, мимо него в течение двух дней прошло более 60 000 человек. В день выноса гроба весь путь от церкви до вокзала, по которому следовала похоронная процессия, покрывали лавровые и дубовые листья. Улицы были переполнены народом. «Это шествие триумфатора, а не похороны генерала», — заметил корреспондент газеты «Новое время». Российский император на прощании с национальным героем почему-то не присутствовал.
Иллюстрации: Наталия Поликша
Материал опубликован в журнале «Вокруг света» № 9, сентябрь 2013, частично обновлен в июле 2023