Любопытна и неодинакова судьба древних легенд: одни из них подтверждаются научными данными, другие, напротив, опровергаются и становятся только достоянием мифологии. Но некоторые легенды, неоднократно и, казалось бы, убедительно опровергнутые, живут по сей день.
Сотни лет разыскивали исследователи «Золотую бабу» — легендарного идола урало-сибирских народов. Над ее загадкой ломали голову многие (См. «Вокруг света» № 1 за 1960 год, статья Л. Лившиц и Л. Теплова «Золотая баба аримаспов».).
Мне довелось немало ездить в северных местах по роду своей профессии этнографа, изучать материальную культуру, обычаи, прежние верования хантов, манси, коми, ненцев. И, конечно, меня не мог не волновать вопрос: а существовала ли на самом деле Золотая баба или это лишь чей-то домысел, ставший легендой? Пришлось зарыться в старинные книги, и вот к каким выводам привели меня поиски.
Легенда о Золотой бабе, по всей видимости, родилась на Руси в XIV—XV веках — в ту пору, когда крепнущее Московское государство стало активно расширять свои владения на северо-восток. Московские служилые люди закрепили тогда за Русью земли по рекам Вычегде, Печоре, Каме; перевалили через Урал, проникли в бассейн великой Оби и наложили на тамошнее разноязычное население «государеву» дань.
Вслед за военными и торговыми людьми в эти земли потянулись и православные попы, усердно насаждавшие христианство среди местных «идолопоклонников». Впервые о Золотой бабе упоминает Софийская летопись под 1398 годом, рассказывая о деятельности одного из православных миссионеров — Стефана Пермского.
Нет основания подозревать летописца в том, что Золотую бабу он придумал. Видимо, на Руси уже ходили смутные рассказы об этом идоле «человецев незнаемых в восточной стороне». Но в то же время писатель конца XIV века Епифаний Премудрый, подробно и со знанием дела описавший дохристианские верования коми-пермичей, ни словом при этом не обмолвился о таком «чуде», как Золотая баба. По его словам, пермские идолы были деревянными, приношения же им делались различными предметами, главным образом пушниной (но иногда и вещами из драгоценных металлов).
Очень важно, что в дальнейшем ни один русский документ, за исключением послания митрополита Симона 1501 года, повторившего сообщение Софийской летописи, не содержит прямых свидетельств о Золотой бабе. А ведь, казалось бы, кому, как не русским, повествовать об этой диковинной фигуре. Вместе с тем рассказ о ней приобрел со временем большую известность в западноевропейской литературе XVI—XVII веков; редкий автор, говоря о Московии, не упоминает о «женщине из золота».
Начало было положено в 1517 году польским писателем М. Меховским, который, со слов русских военнопленных в Кракове, поведал Европе, что «за землею, называемой Вяткой, находится большой идол Злота баба... золотая женщина или старуха, окрестные народы чтят ее и поклоняются ей».
В 1516—1518 годах в России побывал С. Герберштейн — дипломат, автор известной книги «Записка о Московских делах». В ней он, в частности, ссылаясь на какую-то русскую рукопись, сообщил новые сведения о Золотой бабе... Оказывается, это божество находилось не за Вяткой, а «при устье Оби, в области Обдоре, на более дальнем берегу».
По словам Герберштейна, «этот идол Золотая старуха есть статуя в виде некоей старухи, которая держит в утробе сына, и будто там уже опять виден ребенок, про которого говорят, что он ей внук. Кроме того, будто бы она там поставила некие инструменты, которые издают постоянный звук наподобие труб».
Вот с этого-то, собственно, все и началось! Авторитет великого хитреца Герберштейна был настолько высок, а вера европейцев во всякие чудеса в России настолько прочной, что почти никто на Западе не усомнился в достоверности описания Золотой бабы. И она проделала поистине триумфальное шествие по книгам многих иностранных авторов.
Но обратимся к куда более скромному сообщению Сибирской (Кунгурской) летописи, относящемуся к периоду походов Ермака в бассейн среднего течения реки Оби.
Наибольшей точностью и достоверностью в этом повествовании отличается рассказ о походе в 1582 году Богдана Брязги «с товарищами» вниз . по Иртышу до Оби. Исследователи полагают, что первоначальная запись об этом походе была сделана кем-то из его участников.
Для нашей темы важен тот отрывок, где говорится о появлении отряда Брязги в Белогорье — важнейшем религиозном центре хантов на левом берегу Оби. Вот он полностью: «ту бо у них молбище болшее богыни древней, нага с сыном на стуле седящая, приемлюще дары от своих, и дающе ей статки во всяком промысле; а иже кто по обету не даст, мучит и томит; а кто принесет жалеючи к ней, тот пред нею пад умрет, имяще бо жрение (молебствия с жертвоприношениями) и съезд великий. Егда же вниде им слухи приезд Богдана, велела спрятаться и всем бежати, и многое собрание кумирское спряташа и до сего дни».
Далее белогорское божество упоминается дважды. После гибели Ермака один из его панцирей ханты «отдаша в приклад белогорскому шайтану». А когда ханты осадили городок, построенный русскими при устье Иртыша, то принесли с собой «болшего белогорского болвана», надеясь на его помощь. Казаки выстрелили из пушки, «и кумира их с древом на многие части раздробиша».
Как видно, Белогорский идол-женщина «помогал» среднеобским хантам во всех случаях жизни; поэтому ему полагались богатые приношения, в том числе и панцирь грозного Ермака. Это божество тщательно оберегали, а когда появились казаки Брязги, то «многое собрание кумирское» — видимо, само изображение и все, что было принесена ему в жертву, — оказалось спрятанным.
Описание «богыни древней с сыном» чрезвычайно напоминает то, что иностранцы со слов русских людей, бывавших в Сибири, сообщали о Золотой бабе. Однако русский летописец ни словом не обмолвился, что белогорское божество — золотое.
В конце XVI века появилось сочинение «О государстве Российском», написанное английским послом при московском дворе Д. Флетчером. В нем имеются сведения и о Сибири, тем более ценные, что составлены они из рассказов очевидцев. И Флетчер начисто отвергал версию о Золотой бабе как «пустую басню».
Возражения были серьезными: «Только в области Обдорской, со стороны моря, близ устья большой реки Оби, есть скала, которая от природы (впрочем, отчасти с помощью воображения) имеет вид женщины в лохмотьях, с ребенком; на руках». Далее он сообщает, что на этом месте обыкновенно собираются обдорские ненцы по причине его удобства для рыбной ловли и действительно иногда (по своему обычаю) колдуют и гадают о хорошем или дурном успехе своих путешествий, рыбной ловле, охоте и т. п.»
Сведения, сообщаемые Флетчером, во многом совпадают с более поздними и совершенно достоверными фактами, собранными в 1771 году в районе Обдорска замечательным русским путешественником и ученым В. Ф. Зуевым. По его словам, главнейшее для идолослужения место у обских хантов и ненцев имеется подле Воксарских юрт, 70 верст ниже Обдорска... «Там имеются два болвана, один в мужском, другой в женском платье одеты. Оба по остяцкому (хантскому) манеру с особенным великолепием убраны разными материями и шубами украшены; платье окладено разными медными и железными из блях фигурами, всяких животных изображающими, на голове же имеют по серебряному венцу».
За сто лет до того, в 1675 году, по Сибири проехал Н. Спафарий — глава русского посольства в Китае. Для него сибирская администрация специально собирала различные сведения о местных народах. И вот что Спафарий писал впоследствии:
«А около Березова есть капища идольские остяцкие, и про них пишут земнописатели, что тут есть идол Золотые Бабы, однакож де золотых не сказывают, а что серебряных, деревянных крашеных множество и медных льют же».
Итак, большинство наиболее добросовестных исследователей утверждает, что идолы северных народов не были золотыми.
Что же все-таки послужило основанием для так прочно удержавшейся легенды?
Интересно, что священное место хантов, указанное Спафарием, географически совпадает с теми Кылтысянскими юртами, где находилась Калтащ — важнейшее женское божество хантов и манси.
Но, может быть, это и есть настоящее имя Золотой бабы? Как бы ее ни расписывали различные авторы, все они сходились в одном — данное божество было великой матерью, наставницей и покровительницей приобских охотников и рыболовов.
А ведь такое божество ханты и манси и называли по имени Калтащ, Калтащ эква (женщина Калтащ), Калтащ сянь (мать Калтащ). Она представлялась как «мать земли» и прародительница многих родов хантов и манси. От ее воли будто бы зависели рождение, вся жизнь и смерть любого человека.
Этнограф К. Д. Носилов — один из защитников существования Золотой бабы, — путешествовавший в начале XX века записал рассказ старика манси о серебряной фигурке мансийского божества.
Так вот, по его словам, «серебряная баба помогает сильно бабам; и промыслам тоже помогает; кто ей жертвует, тот лучше всех промышляет». Это описание целиком совпадает с тем, что рассказывали о Калтащ.
Простодушные ханты и манси полагали, что Калтащ давала детям душу в утробе матери, а при рождении каждому ребенку вписывала насечками на особой деревянной палочке — фетише его последующий жизненный путь.
Калтащ имела сына, известного под разными именами: Мир сусне хум (за народом смотрящий человек), Эква пырищ (сынок матери), Ун-урт (большой богатырь).
Как же ханты и манси представляли свою Калтащ? По К.Д. Носилову, кондинский старик рисовал ее золотой или серебряной женщиной, но по другим записям, скажем В.Н. Чернецова, «старики говорят, что она всего три личины (заяц, гусь и береза) имеет». Вот вам и Золотая баба! В одной из песен-заклинаний, обращенных к Калтащ, она характе-ризуется как «летний заяц, нежная женщина; осенний заяц, нежная женщина...» Головку зайца обские угры вырезали на рукоятках женских весел, на концах крюков, поддерживавших крышу, на бытовых предметах.
Часто Калтащ представляли и в образе гусыни, сидящей в гнезде: «В хорошем образе золотого (!) гуся садится», «В счастливом гнезде из тонкого шелка сидит, в богатом гнезде из тонкого сукна сидит».
Калтащ могла быть и березой, точнее, деревянным — обязательно березовым — изображением. Как тут не вспомнить свидетельства Кунгурской летописи о том, что при осаде казацкого городка при устье Иртыша «остяки в утрии ж принесоша с собою болшего белогорского болвана, и поставища под древо березу, и молясь и жряху»!
Не случайно березовый идол разлетелся на куски, будучи пораженным из малой казацкой пушки.
Но почему ее все-таки назвали «Золотою бабой»? Объяснение может быть двояким. Хотя в стране хантов и манси золота не добывали, но некоторые золотые и серебряные изделия они получали от южных соседей скифо-сарматов, в свою очередь, связанных со Средней Азией и Ираном. Не удивительно, что обско-угорское название золота «сарни» — иранского происхождения.
Археологи обнаруживают предметы из драгоценных металлов обычно на древних жертвенных местах, где некогда стояли идолы.
Украшением многих наших музеев являются золотые и серебряные кувшины, блюда, тарелки, нередко с изображениями реальных и диковинных зверей, доставленные с древних капищ хантов и манси. Все эти вещи изготовлены не в Западной Сибири, а в Средней Азии, Иране, на Кавказе и имеют солидный возраст — от нескольких сот до полутора-двух тысяч лет.
Судя по археологическим находкам, дорогие вещи из серебра и золота в качестве жертвоприношений накапливались подле особо чтимых божеств, сделанных из дерева или сшитых из шкур и тканей в виде кукол. Со временем драгоценные сосуды сами становились предметом почитания как атрибуты богов.
Вот именно этот-то, говоря словами Кунгурской летописи, «приклад» и породил, видимо, легенду о Золотой бабе.
С другой стороны, в обско-угорской мифологии постоянно фигурирует золото как признак необычайности, знатности, счастья и удачи. Калтащ сидела «золотым гусем» в гнезде, богатырские доспехи Мир сусне хума были «золотыми»; выражение «у меня вырастет золотой рог» в былинном эпосе иртышских хантов означало: «я буду счастлив».
Вот и все, что можно сказать о Золотой бабе. С некоторой грустью расстаюсь я со своей «героиней». Поиск привел к крушению мифа. Что же, истина дороже заблуждений, в какие бы блестящие одежды они ни были облачены.
Л. Лашук
Рисунки А. Зефирова
