«Сенсацией 1895 года явился некий русский Василий Малыгин (или, как его называло местное население, Малиган), возмутитель спокойствия в Нидерландской Ост-Индии», — писала в том же году голландская газета «Zeventiende Jaargang».
Впервые о Малыгине (Василий Малыгин послужил прототипом повести Е.Чекулаевой «Малиган и Кардила», опубликованной в нашем журнале в №№ 7-10/93. Но многое в биографии реального Василия Малыгина оставалось неясным. Прим. ред.) я услышала от индонезийского ученого Сумитро на острове Бали. В одной из наших бесед профессор неожиданно сказал:
— А вашего земляка Малыгина у нас до сих пор вспоминают.
— Чем же он так отличился? — поинтересовалась я.
Сумитро искренне удивился, что я ничего не слышала о Малыгине, но постарался тактично скрыть свое недоумение. Я много лет с мужем прожила в Индонезии, где он находился на дипломатической службе, и по опыту общения с индонезийцами знала: одна из основных черт их характера — деликатность.
— Он приехал к нам в конце прошлого столетия, — начал свой рассказ профессор. — и на острове Ломбок (он расположен рядом с островом Бали) возглавил восстание против голландцев. Остров в то время являлся их колонией. Восстание с трудом было подавлено, Малыгина поймали и осудили на 20 лет тюрьмы. Русскому правительству только через два года удалось получить разрешение голландских властей на депортацию его на родину. И представьте себе, он через некоторое время опять вернулся, правда, на этот раз на другой остров — в провинцию, которая долгие годы не покорялась голландцам. Если хотите узнать о Малыгине подробнее — почитайте голландские и малайские газеты того времени. Получить доступ в наш архив я вам помогу, — заверил меня Сумитро.
Действительно, через несколько дней я сидела в просторной комнате, стены которой украшали изысканные балийские картины, и перелистывала пожелтевшие от времени, хрупкие, как засушенные цветы, голландские и малайские газеты. Имя Малыгина, или точнее — Малигана встречалось довольно часто. Как только его ни называли: авантюристом, опасным бунтарем, шпионом, бандитом, искателем приключений...
Сведения же о самом Малыгине были крайне скудные, и поэтому, вернувшись в Москву, я решила прежде всего побывать в Институте Азии, чтобы разузнать о судьбе загадочного русского. Там я встретила известного ученого, долгие годы проработавшего корреспондентом центральной газеты в Индонезии, Льва Михайловича Демина. К сожалению, о Малыгине Демин знал в основном из зарубежных источников.
— Гневушева! — вспомнил он. — Конечно же, она! Удивительный ученый, кропотливый исследователь — Елизавета Ивановна много лет посвятила именно Малыгину. Так жаль — два года назад, уже в преклонном возрасте, она скончалась. Но остался богатейший архив...
Выяснилось, что архив Гневушевой находится у ее племянника — Бориса Федоровича Яхимовича. Позднее от него я узнала, что он неоднократно пытался передать его государству. Куда только ни обращался, но у одних не было помещения, у других — особого интереса.
В небольшой двухкомнатной квартире Бориса Федоровича одна комната была полностью завалена книгами, папками, старыми газетами. Три объемистые папки привлекли мое внимание.
— Это переписка Елизаветы Ивановны с голландскими и индонезийскими учеными, — объяснил Борис Федорович. — Вот в этой папке — о ее поездке в село, где родился Малыгин.
«Наконец-то, — обрадовалась я. — Узнаю о Малыгине все. И конечно, побываю в его родном селе».
В записях Гневушевой почти каллиграфическим почерком было выведено: «Родом Василий Малыгин из села Пашканы Бессарабской губернии».
Теперь такой губернии нет. Ни на современной карте Молдавии, ни на картах прошлых лет это село не обозначено. Пришлось сделать запрос в посольство Молдавии. Пока я ждала ответ — решила сначала пойти в Государственную Историческую библиотеку, а затем получила доступ в архив МИДа.
Документы почти столетней давности перенесли меня в далекое прошлое. ...В 1891 году в Сингапур из Китая отправилось торговое судно. Два европейца вели на палубе оживленную беседу. Оба рослые, с решительными, волевыми лицами. И все же различие в их внешности было несомненным: у одного серые глаза, добродушный взгляд, широкое лицо, рыжая борода; у другого — глубоко посаженные глаза, узкое, гладко выбритое лицо. Первым пассажиром был русский горный инженер Василий Малыгин. Так он представился своему собеседнику — англичанину Джонатану Холмсу, эсквайру. Оба они надеялись разбогатеть в процветающем Сингапуре.
Во время морского путешествия Холмс и Малыгин подружились. Чопорный англичанин увидел в русском не просто интересного собеседника, прекрасно владеющего английским языком, но и пытливого, сердечного человека. Малыгин же откровенно восторгался соотечественником Холмса — Раффлзом, сумевшим превратить Сингапур, гнилое, болотистое место, в богатейшую колонию.
На берегу произошла неожиданная встреча с евразийцем Крэгли: его мать была яванкой, отец — англичанином. Холмс познакомился с ним в Батавии, где он пробыл несколько лет.
В голландских архивах Крэгли упоминается как надежный осведомитель голландских властей.
Он поспешил предложить Холмсу и Малыгину остановиться вместе с ним, на что Василий охотно согласился. Вдали от родины любой доброжелательный жест принимается с огромной благодарностью. О себе Малыгин рассказал, что «искал счастья в Китае, но оно обошло меня стороной. Приехал в Сингапур поступить на работу в какую-нибудь богатую фирму, добывающую нефть».
Крэгли, надо думать, сразу почувствовал, как не прост этот добродушный русский, и возможно, сведения о нем могут принести немалые деньги. Крэгли стал уговаривать Малыгина поехать на Бали, где обещал ему без особых хлопот получить горную концессию, Малыгин, будучи человеком рисковым, обрадовался такому предложению. Он стал уговаривать Холмса поехать вместе. Но англичанин — более сдержанный и рассудительный, наотрез отказался. Зная о финансовых трудностях своего русского приятеля, Холмс перед отъездом дал ему денег на дорогу и обустройство на новом месте.
Добравшись до Бали, Крэгли сообщил Василию, что балийский раджа Агунг находится на соседнем острове Ломбок, который также является его владением. «Это то, что нам надо, — заверил Крэгли. — Остров очень богат нефтью, далеко от столицы, и голландцы редко наведываются туда. Так что все зависит от раджи, и конечно, моего влияния на него».
Когда в 1892 году Малыгин прибыл на Ломбок, он пришел в восторг от острова, о чем позднее упомянет в своих немногочисленных записях: «Ломбок превосходно возделан. Его рисовые поля Образцовы, природа богатейшая».
Крэгли на Ломбоке совершенно преобразился. Он тотчас переоделся в национальный костюм, подчеркивая свою принадлежность к окружению раджи, и не особенно обольщался простодушием своего благодарного слушателя. Его настораживало прекрасное знание Малыгиным английского, китайского, голландского языков. Буквально через несколько недель русский свободно объяснялся с местным населением.
Все отчетливей вырисовывались характеры описываемых мною людей по мере того, как я читала архивные документы МИДа России. Здесь я нашла донесения русского консула в Батавии — Модеста Бакунина. Это был блестяще образованный человек, окончивший престижный Пажеский корпус в Санкт-Петербурге, бескомпромиссный педант, считавший свое назначение в Азию «адской ссылкой», Бакунин явно обладал литературным даром и посылал в Россию письма, содержащие детальные и весьма оригинальные наблюдения.
Однако в своих донесениях Бакунин ни словом не упомянул о Малыгине, хотя ему уже стало известно о прибытии в Батавию русского горного инженера. Консул обладал отменной памятью и вспомнил некоего Василия Малыгина, служившего на таможне в Кантоне (китайская провинция). «Что же он делает здесь, без официального назначения и должного представления мне и местным властям?!» — недоумевал Бакунин. Поразмыслив, он решил сделать вид, что ему ничего не известно о прибытии странного русского.
В это время энергичный, не лишенный авантюризма Малыгин, не мог дольше оставаться безликим «оранг путих» (белым человеком). Он сказал радже Агунгу, что обладает сверхъестественной силой и способен творить чудеса. Малыгин понимал: слово в Азии подобно карнавальной маске — за ней можно ловко скрыть свои помыслы и чувства. Для того, чтобы убедить раджу и его окружение в своем превосходстве, необходимо совершить подлинное чудо.
Малыгин объявил, что заставит гореть воду. Даже самые простодушные жители Ломбока огорченно качали головами, жалея такого большого, но совсем неразумного «оранг путих». Раджа приказал принести большой сосуд, наполненный водой. Малыгин медленно подошел к нему и наклонился, бормоча при этом непонятные для присутствующих слова. Местные жители не мигая смотрели на сосуд. Их лица выражали откровенное недоверие, смешанное с любопытством.
Незаметно Малыгин бросил в воду кусочек натрия, и бурное пламя вырвалось из сосуда. Потрясенные увиденным, приближенные раджи упали на землю, издавая отчаянные вопли. Раджа с трудом сдерживал дрожь во всем теле. Собравшись с духом, он выкрикнул: «Назначаю тебя, Малиган, моим первым советником и доверенным лицом».
Следуя советам Малыгина, амбициозный раджа Агунг перестал принимать голландских чиновников, направляемых на остров для сбора внушительной дани. За откровенным неповиновением голландским властям последовало спешное вооружение местного населения. Вскоре об этом стало известно не только голландцам.
В начале 1894 года Бакунин направил в МИД России «совершенно секретную» депешу: «Раджа о. Ломбок спешно построил военный флот, купив три или четыре ветхих судна по очень дорогой цене в Сингапуре. Там, через своего поверенного вел переговоры с представителями других держав. Раджа не прочь был бы признать, разумеется, в качестве временной меры суверенитет любой европейской державы, лишь бы устранены были ненавистные ему голландцы».
Подробно изучая документы тех лет, я убедилась, что познания Малыгина о. Сингапуре явно не ограничивались личными впечатлениями и рассказами Холмса. В «Деле Малыгина № 51», которое хранится в МИДе в отделе «Архив русского императорского консульства в Сингапуре», мое внимание привлекла выписка из донесения консула Выгодцева в МИД России от 13 января 1891 года, где подробно рассказывалось об основании в 1819 году сэром Стэмфордом Раффлзом новой английской колонии на бедном и неустроенном рыбацком острове.
Несмотря на загадочное для меня появление в «Деле Малыгина» этой выписки, теперь поступки Малыгина не казались мне лишь ловко задуманной авантюрой. Превратить необжитой остров Ломбок в столь же богатейшее государство, как Сингапур, — не об этом ли он мечтал?! Полагаю, именно этот пример, который не раз приводил Малыгин, определил решение раджи.
Из казны Агунга Малыгину выдали много денег, золота, драгоценностей, и он отправился в Сингапур закупать порох, оружие, лошадей.
Первый, к кому он обратился по прибытии в Сингапур, был, конечно, Холмс. Он радушно встретил своего русского приятеля, посетовав на неудачи в бизнесе. Тогда Малыгин рискнул предложить ему отправиться на Ломбок вместе, подробно рассказав о богатейших нефтяных месторождениях на острове. И произошло невероятное: осторожный и рассудочный Холмс поверил в успех задуманного Малыгиным дела.
Предусмотрительный англичанин понимал, что вдвоем с таким опасным грузом им не добраться до острова. Он нашел еще троих надежных компаньонов: соотечественников Пейджа, Смайлса и норвежца Даниельсона.
С немалым трудом Холмс с помощью своих друзей закупил оружие и амуницию. Малыгин в это время нанял судно со звучным названием «Гордость океана». Кроме внушительных размеров, ничто больше не соответствовало его названию. Едкие замечания Холмса по поводу наспех залатанной посудины не охладили энтузиазма Малыгина.
Поздно ночью начали грузить ружья, стараясь все делать бесшумно, не произнося ни единого слова. Даже прибрежные чайки притихли, будто сочувствуя заговорщикам. Вдруг тишина взорвалась гортанными звуками голландской речи. Солдаты появились на судне, как привидения, внезапно и стремительно.
— Это работа Крэгли, — успел шепнуть Холмс Малыгину.
Основной груз был конфискован. Только небольшую часть ружей удалось надежно спрятать, и голландцы их не нашли. Холмс с Малыгиным упорно повторяли, что идут к берегам Новой Гвинеи за жемчугом, а ружья им необходимы для защиты от пиратов. С явной неохотой, спустя несколько часов, их отпустили.
Холмс посоветовал Малыгину отплыть не утром, а днем, когда в порт придут десятки рыбацких шхун, и в этой суете будет легче выйти в море незамеченными. Так и сделали.
Много времени не понадобилось, чтобы Малыгин с горечью осознал свою ошибку. Громоздкая посудина вряд ли доберется до острова без частых заходов в порты, а на это уйдут долгие месяцы. С каждым днем Холмс становился все неразговорчивей, лицо его выражало откровенное разочарование, но он ни в чем не упрекнул Малыгина.
«Гордость океана», как злой гений, притягивала к себе одну беду за другой. Сильный шторм чуть не потопил судно, и на его ремонт опять ушло драгоценное время. Наконец они пришвартовались в районе Белеленга, откуда виднелся долгожданный Ломбок.
Малыгин купил у местных жителей несколько лошадей с повозками, погрузил на них ящики с оружием и порохом, и все это отвез подальше от селения. Англичане пошли за едой. На судне остался только Даниельсон. Здесь его и арестовали голландцы, отыскав несколько ружей. Из столицы к ним поступил приказ о тщательном досмотре и задержании опасного судна.
От местных жителей Малыгин узнал о случившемся и решил добираться до острова один, не желая больше рисковать жизнями своих друзей.
Он уговорил Холмса, Пейджа и Смайлса вернуться в Сингапур.
Им больше не суждено было встретиться.
Долгие месяцы Малыгин провел в изнурительном плавании и ничего не знал о страшных событиях, происходивших на Ломбоке.
Рату Агунг, как и большинство правителей островных государств, охотно пополнял свою казну, грабя проплывавшие мимо торговые суда. Он не делал разницы между китайскими, малайскими или европейскими. И за это жестоко поплатился. Раджа ограбил голландское торговое судно и захватил в плен его команду. На требование голландских властей немедленно освободить голландских моряков, он не счел нужным дать ответ.
30 июля 1894 года голландская военная эскадра в составе 9 судов встала на якорь у Ампенана — гавани ломбокской столицы Матарам, высадила 9 батальонов пехоты, эскадрон кавалерии и артиллерию.
Матарам голландцы взяли почти без боя. Они захватили любимого сына раджи — принца Маде, друга Малыгина. Не желая отдаться живым в руки голландцев, чтобы быть сосланным на какой-нибудь отдаленный остров, и убедившись, что всякое сопротивление немыслимо, Маде предпочел кончить жизнь самоубийством, вонзив кинжал себе в грудь.
Голландцы узнали, что у старого раджи есть русский советник, который в данный момент выполняет рискованное поручение в Сингапуре. На одном из приемов беседа коснулась «деликатного» вопроса — о Малыгине. Бакунин поспешил от него отречься, дав понять, что ему «ничего не известно об этом искателе приключений».
Через неделю после кровавых событий Малыгин достиг Ломбока. Его встретил разоренный и разграбленный остров со множеством недавно вырытых могил. Раджа Агунг пребывал в неутешном горе. Возвращение Малыгина явилось для него единственной надеждой. Он ждал от русского друга еще одного чуда — полного отмщения голландцам.
Несколько дней ко дворцу раджи — крепости Чакранегара собирались вожди племен, еще недавно враждовавшие между собой. Малыгин убеждал их последовать примеру жителей Аче (одной из провинций острова Суматра), которые уже 21 год умело отстаивали свою независимость.
Он составил план уничтожения немногочисленного голландского отряда, оставленного неподалеку от крепости Чакранегара.
Ночью 26 августа 1894 года голландские солдаты крепко спали, не выставив даже часовых. Ломбокцы во главе с Малыгиным внезапно атаковали голландский лагерь со всех сторон. Все это сопровождалось страшным шумом и криками, которые на время парализовали сонных голландцев.
Голландцы бежали в беспорядке, за каждым зданием, каждой стеной их поджидала смерть. Лишь незначительная часть отряда, которую вел генерал Феттер, добралась до Ампенана.
Известие о разгроме голландского отряда на Ломбоке, захвате мятежниками обоза, четырех орудий явилось для голландцев страшным позором.
Малыгин понимал, что вскоре на острове появятся мощно вооруженные голландские отряды. День и ночь ломбокцы под его руководством строили укрепления, приводили в порядок брошенные голландцами орудия.
На этот раз к экспедиции на Ломбок голландцы готовились особенно тщательно. В походе против мятежников участвовали «4 батальона, эскадрон, 4 взвода артиллерии (полевой и горной), команда крепостной артиллерии, 4 мортиры — всего 108 офицеров, 2270 нижних чинов и 1800 каторжников из туземцев» (секретное послание в Тайную канцелярию МИД России от 1895 г., дело 65).
Сильные артиллерийские обстрелы, ожесточенные бои велись вокруг хорошо укрепленной крепости Чакранегары почти два месяца. «Сражались все, — сообщал в МИД России Бакунин. — Осажденные поклялись драться до последнего и уже готовили костры, на которых сожгут своих жен и детей, дабы они не попались живыми в руки голландцев...
Накопленные в течение веков сокровища, бесценные изделия ремесла и искусства, уникальные летописи и книги на пальмовых листах, составленные в одном экземпляре, попали в руки голландцев. Кроме того, они завладели сокровищами султана, зарытыми в землю, в числе до 400 кг золота и до 4200 кг серебра. Словом, успех был полный»,
Но человека, чья вина на весах колониальной Фемиды представлялась наиболее тяжкой, не было ни среди мертвых, ни среди раненых. Феттер отправил на его розыски солдат во все концы острова. Шли дни, но о Малыгине ничего не было слышно. Генерал удвоил объявленное за поимку «русского бандита» вознаграждение.
Малыгина предал советник раджи, бежавший вместе с ним. Он давно завидовал особому расположению раджи Агунга к иноземцу.
В январе 1895 года Малыгина в оковах доставили в Сурабайю, где должен был состояться суд. Это событие стало сенсацией не только для голландской прессы. Газеты многих стран запестрели статьями о «русском злодее, главном зачинщике восстания на острове Ломбок».
Следствие было путаным, велось долго. Даниельсон, помогавший Малыгину переправлять оружие, умер во время предварительного заключения в тюрьме. Холмса и Пейджа найти не удалось. Голландцы неоднократно спрашивали Малыгина: «Откуда вы получали такие большие суммы денег?» Ответ был всегда один и тот же: «Я их не украл». Описывается и как выглядел Малыгин: «Русский был одет в серый костюм, вел себя корректно, очень хорошо говорил по-английски. Он сильно похудел за время следствия и часто направлял письма к консулу Бакунину, жалуясь на ужасное с ним обращение в тюрьме».
После четырех месяцев следствия крайне истощенного Малыгина поместили в тюремный лазарет. Он едва передвигался, и его болезненное состояние не вызывало сомнений. Но на следующее утро охрана лазарета обнаружила в палате Малыгина сломанную решетку. Арестант сбежал. В голландских газетах того времени высказывалось предположение, что ему помогла бежать женщина, но имени ее не называлось.
Далеко уйти Малыгину не удалось. Его поймали, заковали в кандалы и до самого приговора держали в них.
Русский консул явно не желал быть причастным к делу своего соотечественника и потому неоднократные просьбы Малыгина игнорировал. Но не посмел ослушаться директора Департамента внутренний сношений МИД Остен-Сакена, который настойчиво «рекомендовал»: «Недурно, если бы русский представитель выказал участие к судьбе русского уроженца, какой бы он ни был... Ваш визит должен произвести некоторое впечатление на голландские власти, и он, быть может, не останется без последствий для судьбы Малыгина».
В ответ Бакунин сообщал: «...Быть может, моя поездка оказалась в конце концов вовсе не бесполезной: смертной казни Малыгин избегнул и приговорен к 20 годам заключения».
Напрасно Бакунин приписал себе лавры освободителя Малыгина. На самом деле, его истинным освободителем от смертной казни явился голландский адвокат ван Гроот. Из материалов, которые впоследствии голландские ученые переслали Е.И.Гневушевой, совершенно очевидно честное и благородное поведение ван Гроота. Основной акцент адвокат сделал на том, что Малыгин — иностранец, российский подданный, и потому судить его за государственную измену нельзя.
После суда российское правительство неоднократно обращалось к голландским властям с нотами о депортации Малыгина в Россию и отбытии им наказания на родине. Два года прошения упорно отклонялись. Все это время «Дело Малыгина» оставалось сенсацией для голландской прессы. В одном из голландских журналов я увидела фотографию Василия Малыгина. Даже не зная его истории, понимаешь, что это неординарная личность. Особенно поражал взгляд — острый и в то же время необычайно добрый и открытый.
Более 700 дней Малыгина держали в кандалах в переполненной зловонной камере в одной из самых ужасных тюрем в Сурабайе.
В августе 1898 года последовала амнистия по случаю совершеннолетия голландской королевы Вильгельмины. Только тогда благодаря настойчивым запросам российского правительства «злокозненного русского» амнистировали с условием, что он навсегда покинет Нидерландскую Ост-Индию. В тот же день его посадили на пароход, уплывавший в Порт-Саид. Оттуда Малыгина доставили, на другом пароходе, в Одессу, а затем — в его родное село Пашканы.
В долгом пути на родину Малыгина сопровождали негласные уведомления о его передвижении.
По прибытии в село Пашканы над Малыгиным был учрежден негласный полицейский надзор...
Наконец я получила ответ на свой запрос из посольства Молдавии: меня ждали в селе Пашканы. Село, где родился Малыгин, лежало в той местности, которую называют «кодры» — в переводе с молдавского «чаща». Пашканы расположились в долине, утопающей в садах. Крутые склоны покрывали густые виноградники.
Бывший директор Пашканской школы Василий Кожохарь охотно согласился помочь мне в нелегких поисках. Он хорошо помнил рассказы современника Малыгина — Ивана Дмитреску. Отец Василия — Пантелеймон Мамалыга (это подлинная фамилия Малыгина) был приходским священником. В полицейских документах того времени написано: «Василий Мамалыга родился 20 мая 1865 года. У него был брат Дмитрий».
— Василия Мамалыгу в селе уважали за грамотный разговор и диковинные рассказы. Знали, что за ним следят жандармы. Три года он прожил у брата Дмитрия. Потом как-то вечером пришел к нам и уговорил моего отца отвезти его в Кишинев. Просил, чтобы никто об этом не знал.
Наутро к нам пришли жандармы и долго допытывались: «Куда делся Мамалыга?» Но ни мы, в селе ничего им не сказали.
Так из Пашкан «Секретно. В Департамент полиции» поступило первое тревожное сообщение: «Малыгин скрылся в неизвестном направлении».
Прошло шесть лет со дня драматических событий на острове Ломбок. В Сингапур был назначен новый консул, представляющий Россию, — барон Кистер.
14 августа 1901 года он сообщил: «Два месяца тому назад, на пароходе Российского общества промышленности и торговли «Диана» из Одессы прибыл в Сингапур русский подданный Василий Малыгин, поступивший на «Диану» в качестве повара».
В ответ в адрес консула Кистера стали поступать телеграммы с требованием приложить все усилия для скорейшего возвращения Малыгина в Россию.
Но Малыгин исчезает из Сингапура и появляется на Малаккском полуострове. А спустя некоторое время неутомимый Малыгин — вновь в Сурабайе. Что заставило его вернуться в город, где он провел самые страшные годы своей жизни?!
Исследователь Гневушева неоднократно обращалась к индонезийским ученым, журналистам, писала в Голландию профессору Вертхейму с просьбой сообщить о дальнейшей судьбе Малыгина. Только в конце 70-х годов она неожиданно получила от профессора Вертхейма копию небольшого объявления, опубликованного в индонезийской газете «Педоман» от 5 января 1961 года. В нем извещалось о смерти госпожи Сити Джохан Малиган, умершей в Сурабайе. Адреса не было указано.
Почему покойная Сити Джохан Малиган носила такую явно не индонезийскую фамилию?!
Много лет назад современник Малыгина, голландский журналист Пала недвусмысленно намекал в своей статье, что в побеге из тюрьмы Малыгину помогала женщина.
Вот она, еще одна загадка в «Деле Малыгина». Надеюсь, что со временем и она будет разгадана.
Елена Чекулаева
