По следам трагедии: как ученые исследовали место катастрофы подводной лодки «Комсомолец»

Впервые — и только на страницах «Вокруг света» своими воспоминаниями о не знавших аналога в мире работах на глубоководном «объекте» делится их непосредственный участник и руководитель. Название «объекта» — подводная лодка нового поколения «Комсомолец»…

19 апреля 1989 года научно-исследовательское судно «Академик Мстислав Келдыш» следовало к 26 градусу северной широты — к Трансатлантическому геотраверзу, или гидротермальному полю Срединно-Атлантического хребта. Это необычный и один из наименее изученных районов Мирового океана. Его-то и предстояло исследовать большой команде ученых, а также группе подводников, которая обслуживает глубоководные обитаемые аппараты «Мир-1» и «Мир-2», способные работать на глубинах до 6000 метров.

…Яркое апрельское солнце Средней Атлантики слепит глаза, зеркальная поверхность океана замыкает горизонт необычайно голубого неба. Судно живет по привычному рейсовому расписанию. И вдруг спокойную, деловую обстановку прерывает объявление по судовой радиотрансляции: «Начальникам отрядов и служб собраться в конференц-зале». Капитан оглашает телеграмму, подписанную президентом Академии наук СССР академиком Гурием Ивановичем Марчуком о том, что судну надлежит следовать в Норвежское море, где 7 апреля 1989 года потерпела аварию и затонула атомная подводная лодка «Комсомолец».

Мы ложимся на новый курс — норд-ост. Сворачивается намеченная научная программа. И разрабатывается новая: нам предстоит произвести отбор проб, измерения и экспресс-анализы в районе гибели «Комсомольца», связанные с возможными радиоактивными загрязнениями среды.

Лодка обнаружена

И вот мы в Норвежском море — там, где месяц назад вода кипела от огня, бушевавшего внутри подводной лодки и накалившего человеческие страсти до предела. Пять часов экипаж «Комсомольца» боролся за живучесть уникального технического организма — самой глубоководной боевой подводной лодки, которую моряки называли кораблем двадцать первого века. Они, забыв о себе, о собственной безопасности, самоотверженно боролись с разбушевавшейся стихией. Но, увы, стихия победила. Волны поглотили стометрового гиганта и вместе с ним — 42 человеческие жизни...

На горизонте маячит гидрографическое судно «Персей». На его борту находится группа инженеров Дальневосточного института морских технологий, позволяющих осуществлять поиск лежащих на дне объектов. Связываемся по радиотелефону с руководителем группы Николаем Рыловым, получаем подтверждение, что лодка обнаружена — лежит на ровном грунте, и уточняем ее местонахождение. Взяв за основу исходные координаты, ставим на дно, прямо с борта судна, сеть гидроакустических маяков, которые должны обеспечить точную навигационную привязку аппаратов «Мир» во время подводных работ, а также их выход на затонувшую лодку.

19 мая 1989 года — первое погружение аппарата «Мир-1». Экипаж, возглавляемый мною, составляют борт-инженер Дмитрий Васильев и научный руководитель работ профессор Игорь Михальцев.

Было решено осуществлять первые погружения одним аппаратом — из соображений безопасности. Десятичасовой поиск на глубине 1700 метров не принес желаемого результата: в точке с координатами, полученными с «Персея», лодка длиной более 100 метров так и не была обнаружена. Поиск затрудняла очень плохая видимость у фунта — не более полутора-двух метров — и сильные течения, которые постоянно разворачивали «Мир-1», что мешало удерживать заданный курс. Сказалась и некорректная работа локатора кругового обзора, который должен был бы указывать нам на присутствие предметов на дне в радиусе 250 метров. Словом, устав от безрезультатных поисков и постоянного напряжения во время непрерывных наблюдений, мы решили всплывать.

На следующий день я отправился на «Персей» уточнить координаты. Сравнив показания навигационных приборов «Персея» и «Академика Мстислава Келдыша», мы пришли к заключению, что разница в показаниях составляет 600 метров.

20 мая 1989 года аппарат «Мир-2» с экипажем в составе Евгения Черняева (командир), Николая Шашкова (борт-инженер) и Михаила Фалина (фото-телеоператор) совершил второе погружение в заданный район. И уже через полчаса после посадки на грунт Евгений Черняев сообщил по подводной связи: «Вышли на лодку „Комсомолец“. Начинаем работы».

Позже, просматривая видеозаписи, мы увидели, как аппарат вышел к левому борту «Комсомольца» и сел на осадок. Но члены экипажа не заметили лодку — они смотрели в лобовые иллюминаторы. К тому же частицы поднятой со дна мути рассеивали лучи подводных светильников и ограничивали видимость до двух-трех метров. Однако видеокамера аппарата повернута направо — прямо на «Комсомолец», и мы отчетливо видим на экране борт лодки и даже решетки кингстонов. Но никто из членов экипажа не смотрит на экран монитора — взгляды устремлены только вперед. Вдруг раздается голос Евгения Черняева, посмотревшего все-таки в правый боковой иллюминатор: «Лодка! Лодка!..»

А далее началась работа. Было проведено детальное обследование корпуса лодки, отснят великолепный видеоматериал, сделаны подводные фотографии. В общем, это было основное, продуктивное погружение. Экипаж постоянно контролировал радиационную обстановку — ее уровень не превышал уровня фона даже в тех точках, где выход радиоактивных веществ из корпуса лодки был наиболее вероятен.

Третье и последнее погружение «Мира-1» в этой экспедиции было посвящено обследованию отдельных фрагментов корпуса лодки «Комсомолец» и всплывающей спасательной капсулы, которая отсоединилась от корпуса затонувшей лодки, но затем, не дойдя до поверхности каких-нибудь двадцать метров, наполнилась водой и пошла ко дну. В капсуле тогда находились командир «Комсомольца» капитан 1-го ранга Ванин и еще двое членов экипажа. Она была обнаружена на дне в восьмистах метрах от самой лодки.

В аппарате «Мир-1» тот же экипаж, что и в первом погружении: Дмитрий Васильев, Игорь Михальцев и я, командир аппарата. Для меня это был первый рабочий объект подобного рода. Вспоминая и оценивая ситуацию сейчас, после погружения на «Титаник» и другие объекты, понимаешь, что встреча с «Комсомольцем» была особенной. Со времени гибели «Титаника» прошло более восьмидесяти лет. В умах настоящего поколения он стал уже историей, своеобразным подводным монументом. Здесь же все практически живое, ибо произошло буквально вчера…

Аппарат «Мир-1» садится на грунт на глубине 1710 метров. Затем начинает движение курсом на запад. В лучах прожектора — ровный заиленный грунт, изредка встречаются рыбы-ликоды и морские звезды. Вдруг ровная поверхность донного осадка как будто вспучивается — впереди возникает гряда грунта высотой около метра, напоминающая край борозды, прорезанной ножом бульдозера…

И вот аппарат упирается в правый борт «Комсомольца». В иллюминаторы видна часть легкого корпуса, разрушенная, очевидно, при ударе лодки о грунт, а под ним — трубопроводы, кабели и арматура, проложенные между обшивкой и прочным титановым корпусом, рассчитанным на глубину погружения до 1000 метров. Поднимаемся по борту вверх и садимся на падубу. Из иллюминаторов видны лишь ближайшие метры палубы, на которой также различимы большие разрушения, произошедшие, по-видимому, в результате гидравлического удара лодки о дно.

Проходим палубу от носа до кормы. Приближаемся к рубке, поднимаемся вверх, огибаем ее слева и доходим до проема, где размещалась всплывающая спасательная капсула. Внизу виден люк, через который покидали лодку последние ее обитатели во главе с командиром. Они вошли в капсулу, надеясь, что она вынесет их на поверхность, однако недобрая судьба распорядилась иначе…

Кормовая часть лодки сверкает в лучах светильников аппарата «Мир-1» как новенькая. Даже не верится, что она покоится на дне. А вот и седьмой отсек, где возник пожар, с которого, собственно, и началась трагедия. Сделав последние видеозаписи и фотографии, покидаем «Комсомолец» и берем курс на спасательную капсулу. Приближаемся к ней, осматриваем. Никаких внешних повреждений — видим лишь открытый верхний люк. Основание капсулы скрыто под осадком. Нет, не думал я тогда, в 1989 году, что вернусь сюда снова и буду участвовать в сложнейшей операции по подъему этой 27-тонной части «Комсомольца», предназначавшейся дня спасения экипажа…

Прошло всего пять дней нашего пребывания в районе гибели «Комсомольца», а кажется, что мы провели здесь уже несколько месяцев. Серое небо, постоянное волнение на море, холодный шквалистый ветер существенно затрудняли подводные работы. И все же мы выполнили стоявшую перед нами сложную задачу менее чем за неделю. Во многом — благодаря мастерству капитана «Академика Мстислава Келдыша» Вадима Евгеньевича Николаенко, который, увы, рано ушел из жизни — это случилось в 1994 году, — оставив о себе добрую память в сердцах моряков и всех, кто знал его близко.

Следует сказать и о том, почему именно к «Комсомольцу» было приковано столь пристальное внимание международной общественности. Ведь еще несколько атомных подводных лодок — российских и американских — потерпело аварии в различных районах Мирового океана. Дело в том, что, в отличие от других погибших атомных лодок, «Комсомолец» затонул вблизи материка, в зоне промышленного рыболовства скандинавских стран — в первую очередь Норвегии. Это вызвало серьезное беспокойство норвежского правительства. В связи с этим было принято специальное постановление правительства СССР о проведении исследовательских работ на лодке.

Последующей организацией работ на «Комсомольце» руководило Центральное конструкторское бюро морской техники «Рубин» в Санкт-Петербурге, возглавляемое академиком Игорем Спасским. Эта организация была ведущей при создании лодки «Комсомолец». А руководителем самих экспедиций выпало быть мне. Каждая из них по времени занимала не более месяца. И главными инструментами каждой были аппараты «Мир».

Рабочий день на глубине 1700 метров

Невозможно описать все погружения аппаратов «Мир-1» и «Мир-2»: за семь лет их было 68, а суммарное время нашего пребывания под водой составило более 800 часов. Но одно из погружений, состоявшееся в августе 1993 года, я все же постараюсь описать. Экипаж «Мира-2» состоял тогда из борт-инженера Анатолия Благодарева, представителя ЦКБ МТ «Рубин» Николая Носова, я же был командиром аппарата. Наш спуск с борта судна был назначен на девять утра. Часом позже пойдет на глубину «Мир-1» с экипажем в составе Евгения Черняева — командира, Дмитрия Войтова — борт-инженера и представителя ЦКБ МТ «Рубин» Михаила Макарова.

...«Мир-2» проходит водную толщу. За иллюминаторами — редкие, мелкие частицы планктона, изредка встречаются рыбы. Садимся на дно, определяем свое местонахождение: 400 метров от «Комсомольца». Разворачиваем аппарат в направлении лодки. Садимся на край воронки, образовавшейся в результате удара носа лодки о грунт: в самом деле, перед нами — носовая часть «Комсомольца». Волнорезные щиты торпедных аппаратов приоткрыты и стоят под разными углами.

— Это результат взрыва, который, очевидно, произошел внутри лодки при ударе о грунт, — комментирует Николай Носов. Видимость вблизи дна отличная — 10-15 метров как минимум. Картина совсем не похожа на ту, которую мы наблюдали в 1989 году, во время первой экспедиции. Вероятно, в этом районе действуют сезонные течения, скорость которых то уменьшается, то заметно возрастает в зависимости от времени года.

Следующая операция — отбор взвеси изнутри торпедного отсека; ее последующий анализ позволит установить, нет ли утечек из ядерных боеголовок торпед. Манипулятором разматываем трубу длиной восемь метров и опускаем ее внутрь корпуса лодки в один из проломов, включаем забортную помпу, которая прокачивает водные массы со взвесью через специальный фильтр, сорбирующий радионуклиды. Производительность помпы невелика, поэтому качать нужно не менее часа, чтобы через фильтр прошло 500-600 литров воды со взвесью изнутри носового отсека. За иллюминаторами видим посторонний свет.
— Единица приехала, — говорит Анатолий Благодарев, имея в виду спуск на «Комсомолец» аппарата «Мир-1».

После короткого обмена приветствиями командир «Мира-1» Евгений Черняев сажает свой аппарат слева от нас — у большого пролома. Ему предстоит выполнить непростую операцию — ввести внутрь первого отсека лодки небольшой дистанционный модуль. Этот модуль, управляемый по кабелю, намотанному на специальную лебедку, оборудован телекамерой и светильником. Цель операции — осмотреть носовой отсек изнутри. Этот телеуправляемый модуль, испытанный лишь в бассейне, впервые будет выполнять работу на глубине 1700 метров.

Между тем мы вытаскиваем изнутри корпуса лодки длинную трубу, укладываем ее в бункер для сбора образцов, желаем удачи экипажу «Мира-1» и начинаем движение к корме. Делаем остановку перед рубкой, опускаем на тросе с помощью манипулятора гирлянду из нескольких сорбентов внутрь корпуса лодки, закрепляем трос на палубе и идем дальше — к реакторному отсеку. Садимся на палубу, хватаемся одним манипулятором за леерное ограждение, чтобы нас не снесло течением, а вторым вытаскиваем из бункера шарообразный предмет диаметром около полуметра — гамма-спектрометр. Ставим его на решетку на палубе лодки и засекаем время. Наша задача — произвести измерения в этой точке в течение тридцати минут.

Потом кладем прибор на штатное место — в гнездо, оставляем на решетке реакторного отсека еще один сорбент, который, так же как и другие, будет поднят на борт судна в конце экспедиции, разворачиваемся и поднимаемся на крышу рубки — в ее кормовой части как раз находится выход вентиляционной трубы реакторного отсека. Аппарат зависает у края рубки. Манипулятором вынимаю из бункера для сбора образцов цилиндр длиной около метра — автономный гамма-спектрометр. Осторожно ввожу его внутрь вентиляционной трубы и опускаю на тросе вниз, на два метра. Трос закрепляется на выходе трубы и наверху рубки. Этот прибор будет там стоять до конца экспедиции, измеряя гамма-излучение. Мы снимем его в последнем погружении — и определим уровень радиации в непосредственной близости от реактора.

Аппарат отходит от рубки и опускается на дно рядом с левым бортом лодки. Здесь предстоит сделать еще один цикл измерений с помощью гамма-спектрометра, положив его на осадок, а также отобрать пробу осадка с помощью специальной трубки-заборника. Закончив эти операции, проходим вдоль борта лодки до кормового оперения, осматриваем лежащие на донной поверхности кормовые рули, отбираем пробу осадка, а затем отходим на 20-25 метров от кормы лодки и ставим на грунте автономный прибор, предназначенный для измерения скорости и направления течений.

Наконец посмотрели на часы: восемь вечера. Уже девять часов, как мы работаем на дне. Под водой все происходит очень медленно, каждая операция требует тщательной подготовки: соответствующим образом развернуть аппарат, забалластировать — то есть утяжелить или, наоборот, откачать балласт, придав ему нейтральную плавучесть, провести манипуляции с приборами и так далее. Работа прерывается каждые полчаса для проведения сеанса связи с «Келдышем», но это происходит автоматически, поскольку все внимание сосредоточено на действиях. Пора бы перекусить!

На корабле обед в 11.30, затем полдник в 15.30, а сейчас уже и ужин заканчивается. А мы здесь, на глубине 1700 метров, за работой забыли обо всем на свете и даже не чувствуем голода. Правда, у нас увлеченный и довольно неприхотливый экипаж, но есть и пилоты, которые вряд ли пропустят обеденное время, хоть на глубине… Достаем термосы с чаем, бутерброды, включаем музыку. Недолго работает подводное кафе: погружение еще не окончено.

«Мир-2» поднимается с грунта, зависает над лодкой на расстоянии четырех-пяти метров и движется вперед, проходит кормовую часть, минует рубку и останавливается над носовой частью. А «Мир-1» меж тем заканчивает работу с телеуправляемым модулем. Миша Макаров говорит по подводной связи:

— Замучились мы с этой штукой. Кабель очень жесткий и закручивается, как спираль, не давая модулю двигаться вперед. Женя Черняев попробовал дать полную нагрузку на движители модуля, но из блока управления пошел дым.
— Посадить бы сейчас на этот модуль Финкельштейна, — подхватывает в микрофон Женя Черняев, имея в виду конструктора телеуправляемого модуля из организации «Интершельф».

Задымление в кабине подводного аппарата недопустимо, практически это — аварийная ситуация: здесь ведь очень ограниченный, замкнутый объем. Поэтому после короткого подводного совещания решаем заканчивать работы с модулем. «Мир-1» продолжает выполнять другие пункты программы.

— Все же кое-что удалось отснять с помощью модуля внутри лодки, — говорит на прощанье в микрофон Миша Макаров. — Пусть незадачливый конструктор скажет спасибо изобретательности и умению Жени Черняева.

— Да, со столь серьезными разрушениями небезопасно поднимать лодку с такой глубины, — говорит он и прибавляет: — Да и денег нет!
В самом деле, даже по скромным подсчетам, операция подъема обошлась бы в 200 миллионов долларов…

В общем, наше погружение заканчивается. Нажимаю тумблеры и, захлопнув батометры, отбираю пробы воды над проломом торпедного отсека, а вслед за тем — последние пробы осадка около носа лодки и сообщаю на «Келдыш»:

— Я — «Мир-2». Глубина 1700 метров, 22 часа 40 минут. Закончили работы на «Комсомольце». Готовы к всплытию.
— Вас понял. Всплытие разрешаю, — слышу спокойный голос руководителя погружения Андрея Андреева. — Наверно, замерзли? Сауна вас ждет.

В аппарате +12 градусов, но когда работаешь и постоянно двигаешься, то холода не чувствуешь. Откачиваем балласт и отрываемся от грунта. Аппарат медленно пошел наверх. Ритмично работает насос морской воды, продолжающий откачивать водяной балласт — подъем ускоряется. И вот мы уже летим вверх со скоростью 30 метров в минуту…

Все решают минуты…

В экспедиции 1993 года нам предстояло решить еще одну довольно сложную задачу — поднять спасательную капсулу. Аналогов этой операции в мире не было, потому что не было никаких специальных средств для зацепа и подъема подобных конструкций с морского дна.

В 1974 году американцы пытались поднять на поверхность советскую подводную лодку, затонувшую на глубине 6000 метров близ Гавайских островов. Подготовка к операции длилась шесть лет. Американцы построили специальное огромное судно «Гломар-Эксплорер» водоизмещением 30 тысяч тонн, оборудованное системой динамического позиционирования, телеуправляемым захватным устройством и другими техническими новшествами. Проведение операции стоило около 1 миллиарда долларов. Но… Поднята была лишь носовая часть лодки, составлявшая треть ее длины.

В нашем же распоряжении было небольшое судно «КИЛ-164», пришедшее из Мурманска, на котором была установлена большая лебедка с кевларовым тросом. Подъем капсулы должен был осуществляться через блок, закрепленный на мощной кормовой П-раме, и с помощью специального устройства, которое необходимо было ввести внутрь капсулы через открытый верхний люк.

Это устройство, весящее 150 килограммов, мы назвали «зонтиком» — по принципу работы: две его мощные щеки, после прохода входной шахты люка, должны были раскрыться, предотвратив таким образом обратное движение «зонтика». Грузовой трос, предназначенный для подъема капсулы, должен был цепляться к толстому кольцу на конце «зонтика».

Операция началась 23 августа 1993 года. «Мир-2» с экипажем, которым командовал Женя Черняев, пошел на погружение, чтобы попытаться ввести «зонтик» внутрь капсулы. Однако первая попытка закончилась неудачей — сказались конструктивные недоработки зацепного устройства.

После технических корректировок была сделана следующая попытка — 24 августа 1993 года. Командир аппарата «Мир-2» Виктор Нищета успешно проделал первую фазу операции — ввел «зонтик» в люк капсулы и задвинул его до середины цилиндрической шахты люка. Но затем вдруг оборвался один из шлангов высокого давления, подающего масло в механизмы манипулятора. Дальше работать было невозможно…

В общем, «зонтик» задвинули до упора лишь с третьей попытки, во время погружения «Мира-1» с экипажем, возглавляемым мною. В условиях сильных течений аппарат постоянно сносило, и было трудно удержать его у капсулы напротив люка. Операция продолжалась более трех часов. Уперевшись левым манипулятором путем подачи полных оборотов на главный движитель, аппарат «Мир-1» всей своей массой буквально вдавил «зонтик» внутрь капсулы. Переждав, пока осядет муть и удостоверившись, что «зонтик» вошел до нужной метки на штоке, берусь обоими манипуляторами за кольцо на конце штока и даю аппарату полный ход назад. «Зонтик» не сдвинулся назад ни на сантиметр — значит, щеки раскрылись полностью. Теперь предстояла сложнейшая работа по зацепу капсулы.

Эта операция началась утром 26 августа. Экипаж аппарата «Мир-1» возглавлял Евгений Черняев, «Миром-2» командовал Виктор Нищета. Координационно-командный пункт, откуда осуществлялась связь с аппаратами, а также с «Келдышем» и «КИЛ-164», находился на небольшом катере, которым командовал Лев Симагин. Кроме него, в катере были матрос Костя Левченко и я. В моих руках, можно сказать, находились тонкие нити управления операцией.

Итак, Виктор Нищета вывел «Мир-1» на капсулу и занял место напротив люка. С помощью манипулятора он одел на подъемное кольцо «зонтика» специальную скобу, снабженную гидравлическим цилиндром. Одно движение манипулятора — и гидравлический цилиндр замкнет щеки скобы толстым стальным пальцем. Но это произойдет только тогда, когда коней подъемного троса с «КИЛ-164» попадет в манипулятор «Мира-1», а затем — в скобу. Трос предстояло опустить с помощью «Мира-2»…

Прошло уже 12 часов после начала операции. Очень медленно «Мир-2» приближается к капсуле. Было уже несколько посадок на дно. До капсулы — 500 метров, 300, 250, 180… Эти данные мы получаем по навигационным определениям и тем, что передаются с аппарата «Мир-1» с помощью локатора дальнего действия. Наконец я слышу усталый, обычно лишенный эмоций, но сейчас радостный голос Жени Черняева:

— Сижу на грунте. До капсулы 47 метров по локатору. Ближе вам меня не подвести. Попробую взять в манипуляторы барабан и подтащить трос к капсуле.
Передаю на «КИЛ-164»:
— Постоянно работайте винтами. Постарайтесь держаться в точке как можно точнее. Травите трос, не допускайте его сильного натяжения. Пилот «Мира-1» должен иметь слабину троса на дне, чтобы была некоторая свобода перемещения.
С судна следует ответ:
— На барабане лебедки — около 300 метров.
— Медленно потравливайте трос, — говорю, — не останавливаясь, до тех пор, пока на барабане не останется минимум, необходимый для подъема.

Все решают минуты, а скоро заработают и секунды. Потом — филигранная работа манипуляторами… и кто знает? Сейчас многое зависит от капитана «КИЛ-164» Владимира Чурсина, от его умения держать судно в точке в соответствии с командами руководителя навигационной группы Николая Шашкова…

Замерли оба судна, тишина на дне. Изредка повторяю:
— «КИЛ-164». Травите трос. Держитесь в точке.

Начали операцию утром, а сейчас уже темно. Небольшое волнение на море, невдалеке раскачивается «Келдыш» — судно смотрится отсюда как большой плавучий дом; сейчас он выведен из игры и дрейфует, жадно прослушивает эфир, в котором могут прозвучать важные сообщения…

Более часа командиры обоих аппаратов не выходят на связь. Хотя по технике безопасности сеансы связи должны производиться каждые полчаса, сейчас можно отступить от правил — особый случай. Главное — не спугнуть… А вдруг получится? И вот, наконец, голос Жени:
— Вижу свет «Мира-1» (это он сообщает нам).
Отвечаю коротко:
— Понял.
А затем Женя говорит Виктору Нищете уже весело:
— Витька, готовься! Несу тебе подарок…

Итак, Евгений Черняев увидел аппарат «Мир-1» и приблизился к нему, неся в манипуляторах тяжелый барабан. Между лыжами он медленно тащил стелящийся по дну кевларовый трос.
— Витька, сажусь на капсулу!..

«Мир-2» приподнимается над поверхностью дна, делает легкое движение вперед и мягко усаживается на капсулу сверху. Чуть ниже, напротив люка капсулы, стоит «Мир-1». Теперь все зависит от профессионализма и искусства командиров аппаратов и их взаимодействия.
Они зацепили капсулу с филигранной точностью. «Мир-2», сидящий на капсуле сверху, свесил конец троса с петлей вниз к люку капсулы, едва не касаясь аппарата «Мир-1». Непосредственно заведение троса и зацеп продолжались почти полтора часа. Мы напряженно вслушиваемся в каждое слово, произносимое пилотами на дне. Умоляю капитана «КИЛ-164» Владимира Чурсина:
— Володя, держись в точке! Сейчас все зависит от тебя!

Виктор Нищета уже держит петлю троса в манипуляторе и заводит ее в скобу. Теперь только выдернуть чеку, чтобы гидравлический цилиндр защелкнул палец. «Тама!» — слышу возглас Виктора. Понимаю, что зацеп произошел, передаю о случившемся по радиосвязи на оба судна. И снова слышу восторженный возглас Виктора: «Полет под куполом океана завершен!»

Да, это была необычная, трудоемкая и очень напряженная операция. Началась она в 9 утра 26 августа, а чека, защелкнувшая стальной палец подъемной скобы на дне, была выдернута командиром Виктором Нищетой в 1 час 37 минут ночи 27 августа. Вслед за тем «Мир-1» тут же взял курс на лодку «Комсомолец». Ведь это — последнее погружение а нынешней экспедиции, и необходимо доставить на поверхность небольшой щиток — часть обшивки легкого корпуса лодки, который при просмотре видеозаписи был принят за посторонний предмет, оставленный «кем-то», кто как будто умудрился побывать здесь в наше отсутствие. Ну и полетели сразу сообщения и в Москву, и в Санкт-Петербург…

Наделали они много шума в ведомствах, а дело-то не стоило выеденного яйца. Еще при первом просмотре видеозаписи Женя Черняев сказал: «Да этот щиток лежал на палубе лодки в носу. Я его лыжей аппарата столкнул, а он, видимо, зацепился за открытый щит торпедного аппарата». Но его тогда никто не послушал, и пошли депеши, что «кто-то» поставил площадку для съемок внутренностей лодки через торпедный аппарат…

Виктор Нищета, конечно, выполнил свою задачу — доставил щиток на поверхность. И все сомнения рассеялись…
Но это было позже. А пока командир Черняев наблюдал в иллюминатор «Ми-ра-2», как натягивается подъемный трос, ибо «КИЛ-164» начал операцию подъема, наматывая слабину троса на барабан лебедки. Трос натянулся, как струна, и «Мир-2», покинув наблюдательный пост, отошел на несколько сот метров в сторону и начал всплытие…

27 августа в 5 часов 10 минут произошел отрыв капсулы от фунта и начался ее медленный подъем на поверхность — со скоростью 5 метров в минуту. Вот уже выбрано 2250 метров троса, осталось всего 200. Уже одеваются водолазы, чтобы на двадцатиметровой глубине перецепить капсулу на нормальный стальной трос гидравлического подъемного крана.

Я нахожусь на «Келдыше» и собираюсь на катере переправляться на «КИЛ-164».
Вдруг оттуда по радиосвязи приходит сообщение: «Все кончено: оборвался трос».

Вот так драматично завершилась эта уникальная операция. Капсула снова ушла на дно. А руководитель нашей навигационной группы Николай Шашков зафиксировал координаты точки, где был оборван трос, по спутниковой навигации. Кто знает: может быть, придется повторить эту операцию в следующем году? Часы показывали 10 часов 30 минут утра — больше суток без сна, но после такого вряд ли уснешь…

Так закончилась очередная экспедиция на «Комсомолец». Она была главной, как в плане выяснения последних деталей по техническому состоянию лодки, так и для принятия окончательного решения о ее дальнейшей судьбе на основе информации, полученной в течение четырех экспедиций. Анализ видеозаписей, фотографий, измерений показал, что поднимать «Комсомолец» нецелесообразно. Атомный реактор надежно заглушен, и, как показали результаты измерений, опасности выхода радиоактивных веществ из него не существует. В то же время две ядерные боеголовки торпед, находящиеся в носовом отсеке лодки в агрессивной морской среде, подвергаются коррозии, что может принести к утечке плутония. Чтобы предотвратить или снизить до минимума выход плутония в окружающую среду, было принято решение о частичной герметизации носового отсека лодки. Этому были посвящены экспедиции «Келдыша» в 1994 и 1995 годах.

Закрыли надежно

На основании наблюдений, измерений скоростей и направлений течений, а также расчетов выяснилось, что наиболее вероятный путь выноса плутония лежит через открытые волнорезные щиты торпедных аппаратов. В связи с этим первый этап частичной герметизации носового отсека был направлен на то, чтобы задраить трубы носовых торпедных аппаратов с внешней стороны. Для чего предполагалось использовать специальные титановые заглушки диаметром более двух метров. Доставить громоздкие заглушки на дно и установить их на носовую часть лодки должны были аппараты «Мир». Эту сложнейшую техническую операцию мы провели летом 1994 года; она стала первым этапом работ по герметизации корпуса «Комсомольца».

На следующий год работы продолжались. На втором этапе главной задачей было обеспечить как можно более плотную герметизацию носовой части лодки.

Для этого решили использовать специальные диафрагмы-фермы. Изолированную с их помощью носовую часть предполагалось заполнить изнутри эластичными емкостями, которые должны были закачиваться водой с помощью автономных электрогидравлических станций. А разрывы корпуса лодки было решено закрыть сверху раскладными армированными и раскатываемыми рулонными пластырями. И все это должны были осуществить аппараты «Мир-1» и «Мир-2».
Запланированные операции были выполнены с ювелирной точностью.

Следующий этап герметизации заключался в монтаже на корпусе лодки армированных раскладываемых пластырей. Эта операция была одной из самых сложных, трудоемких и в то же время тонких. Армированные пластыри в сложенном виде крепились на «Мире-1» по бокам, а затем с помощью системы гидравлики сбрасывались на палубу лодки. После этого с помощью манипуляторов пластыри ориентировались соответствующим образом так, чтобы они закрывали разрушения по бортам.

Специальными зажимами пластыри крепились к леерам лодки, а затем раскладывались аппаратом «Мир». По окончании монтажа пластырей на их нижнюю кромку были повешены специальные грузы, которые плотно прижали их к корпусу «Комсомольца». В некоторых местах носовой части были раскатаны и закреплены рулонные пластыри, которые закрыли отдельные щели и отверстия, оставшиеся после монтажа диафрагм, армированных пластырей и эластичных емкостей.

Последующие измерения течений внутри носового отсека показали, что скорость потока снизилась на порядок, что подтверждает высокую степень герметизации. Так завершилась уникальная глубоководная техническая операция, действительно, не имевшая аналогов в мире…

23 июля 1995 года был организован прямой телемост между «Келдышем» и Министерством по чрезвычайным ситуациям России. Помню, заместитель министра Сергей Хетагуров спросил меня с экрана монитора:
— Надежно закрыли? Может, нужны дополнительные работы?
— На наш век хватит, — уверенно ответил я, тем самым давая понять, что наша миссия выполнена до конца и «Комсомолец» теперь можно оставить в покое.

Анатолий Сагалевич / фото Юрия Володина