Страна пяти сфер: как в Индии научились по максимуму использовать базовый ресурс — основные чувства человека

То, что на Западе считают привилегией немногих — бодрость тела и духа, баланс между работой и жизнью, то в Индии — неотъемлемая часть бытия каждого. Возможно, все дело в особом навыке, который здесь развивают с рождения: использовать базовый ресурс, а именно пять чувств человека, не только по назначению, но и по максимуму.

«Наше тело — космос. Учись его чувствовать». Лежа голой, измазанной теплым, пахучим маслом на циновке на земляном полу в бамбуковом шалаше, чувствую, как мужская пятка совершает циклические движения по моим ягодицам и спине.

Владелец пятки, поджарый индус с заплетенными в косу волосами, висит надо мной, ухватившись руками за веревку, натянутую под потолком. «У тебя слишком большое эго», — ставит он диагноз. Я выдыхаю, пытаясь одновременно осознать внезапный урок и расслабить трапециевидную мышцу, вдоль которой скользит ступня гуру. Хочется ответить, «критиковать других — тоже признак эго», но я молчу.

Урок первый. Баланс

С самого начала все в Индии пошло не по плану. Саджу Харан, потомственный йог, специалист по калари чикитса (методу реабилитации) и праведный аюрведист, безбожно опаздывал. Я бросала гневные взгляды на администратора клиники аюрведы. Та в ответ переключала мое внимание, предлагая то травяной чай, то прогулку вдоль берега, — его высокие отвесные склоны отделяла от синего полотна океана светлая полоска пляжа.

Именно география Малабарского побережья обеспечила штату Керала звание мирового центра аюрведы, древней медицины и «науки жизни», как переводится ее название. Вытянутая вдоль юго-запада Индостана Керала зажата между Индийским океаном и грядой Западных Гат. Десятки миллионов лет и приливов превратили горы в исполинские ступени — гаты. Муссонные облака забираются по ним на высоту 2500 метров и изливаются на Кералу щедрыми ливнями. Как результат, появилась экосистема, которую ЮНЕСКО называет одной из восьми точек планеты с самым богатым биоразнообразием.

Эта коллекция растений, пряностей и трав и легла в основу аюрведы — больше 3000 лет мастера используют природные медикаменты, чтобы сбалансировать состояние тела и разума пациента.

В Керале сотни аюрведических клиник, но лишь несколько из них работают с направлением калари чикитсу. Это комплекс, разработанный для мастеров традиционного боевого искусства каларипаятту. Его цель — создать условия, при которых тело и разум работают на пике возможностей.

«Тебя ждут уже два часа!» — я слышу, как администратор шепотом выговаривает темноволосому молодому мужчине в футболке и джинсах. «Значит карма у нее такая», — отвечает тот и идет переодеваться, кивком приглашая меня занять место в беседке для процедур.

Саджу сажает меня на табуретку и берет за запястье. Пульсация крови подсказывает, какой из энергетических перекрестков внутри тела заблокирован и препятствует свободному току крови, лимфы, энергии и прочих материй. Пока Саджу считает удары пульса, я считаю часы и думаю, успею ли попасть на самолет до Джайпура вечером, как долго этот гуру будет меня лечить, и как бы достигнуть такой же невозмутимости, как у него.

«В твоем теле нет баланса», — слышу я вердикт. Саджу рекомендует массаж ногами, используемый в каларипаятту для реабилитации после тяжелого боя. «В каларипаятту все удары наносятся в прыжке. Ты должен уметь зависать в воздухе. Нужна высокая степень концентрации как тела, так и мозга. А это прежде всего баланс, достигаемый через образ жизни, образ мыслей и с помощью лечебных практик», — рассказывает Саджу.

Я слушаю его, уткнувшись лицом в пол. Нога Саджу скользит от моей левой стопы через спину и несется по диагонали до кончиков пальцев на вытянутой правой руке. «На теле человека 108 марм, это точки энергии и жизни. В сражении мы используем их, чтобы атаковать и поразить противника. Изменив степень давления, эти же точки можно использовать, чтобы излечить нанесенные травмы».

Я замечаю, как мысли о времени, возможном опоздании и самолете уходят. В конце концов, карма у меня такая. Поэтому следующую фразу Саджу «Зря ты столько путешествуешь» я принимаю почти со смирением, но все же прошу объяснить. На мгновение он замирает и произносит: «В Ригведе сказано: Моя рука — божество. В ней все секреты исцеления. В ее прикосновении весь мир. Наше тело — космос. Это и есть путешествие. Все остальное лишь отвлекает».

Урок второй. Адаптация

Саджу оказался прав. Карма сильнее расписания. Самолет вылетел с опозданием, поэтому мне удалось в тот же день пересечь Индию с юга на север и добраться до Джайпура, столицы штата Раджастан.

Расположенный на краю пустыни Тхар, границе, отделявшей полуостров Индостан от территории кочевников, Раджастан всегда был землей воинов. Контролируя торговые пути между Азией, Аравией и Европой, воины стали королями, раджами. Необходимость быстро приспособиться к смене обстановки, когда сегодня ты пируешь во дворце, а завтра выступаешь в изнурительный поход, сформировала у жителей Раджастана навык использовать даже скудные ресурсы себе на пользу. И это особенно заметно в местной кухне.

«Главный секрет блюд Раджастана — яркость цвета и вкуса», — рассказывает Санджив Сингх, шеф-повар ресторана, находящегося в центре Джайпура по соседству с дворцом Хава Махал. «Драгоценности — слабость раджпутов, жителей Раджастана. Как сегодня, так и в прошлом, — продолжает Санджив Сингх, поправляя массивные кольца на пальцах. — Изумрудами и рубинами откармливали павлинов, предназначенных на стол махараджи и почетных гостей. Конечно, это в прошлом. Сегодня наши драгоценности — это шафран, перец и прочие пряности. И мы их не жалеем».

Я киваю, вдыхая аромат шахи корма. Для этого блюда мякоть молодого козленка маринуют в пасте из буйволиного йогурта, имбиря, турмерика, зиры, сухофруктов и орехов, а затем долго-долго томят в соусе на основе масла ги с добавлением гвоздики, корицы, кардамона, чили, мускатного ореха, мациса, маковых зерен и щепотки рубинового шафрана из Кашмира.

По цвету шахи корма напоминает расплавленную бронзу. По вкусу — затейливую архитектуру местных дворцов, где фасад состоит из десятков окон и окошечек, за ажурными решетками которых скрываются сокровища махараджей.

«Замените козленка овощами — и вкус останется столь же богатым, — говорит шеф. — Лук или фасоль, то немногое, что растет в пустыне, мы научились превращать в ценность. К тому же специи гарантируют сохранность еды в жарком климате. Пустыня стала нашим преимуществом. В том числе и за пределами страны. Именно кухня Раджастана стала визитной карточкой индийских ресторанов за пределами Индии».

Простившись с шефом, я выхожу на улицу. На фоне розовых стен зданий, выкрашенных в XVIII в. по приказу махараджи Рам Сингха в цвет гостеприимства, шагает покрытый узорами слон. На его спине восседает раджпут в синем костюме с золотыми позументами. Слон обходит стойку уличного торговца едой. Тот предлагает всем желающим тали, набор закусок, сервируемый, как палитра красок, на круглом металлическом подносе.

Тут огненно-красный лаал маас с таким количеством перцев чили, что его едят самые храбрые из раджпутов. Глянцево-черный карри с нутом. Золотистые шарики из пшеничной муки. Плошки с зеленым и оранжевым соусами. Белый круг лепешки.

«Пустыня сделала нас изобретательными», — вспоминаю я слова шефа и вместе с ватагой школьников встаю в очередь к уличному мороженщику. Весь в клубах прохладного пара, он достает из металлического короба традиционную сладость — заиндевевшее кулфи на палочке. Стоит лишь лизнуть и согреть его, как цвет меняется на пронзительно-желтый. «Шафран?» — спрашиваю я ребятню, поглощенную десертом. «Шафран», — отвечают они, не понимая моего удивления. Что тут такого? Копеечное мороженое с шафраном, фисташками, розовой водой и кардамоном. Обычное дело.

Урок третий. Очищение

Чем дальше на восток от пустыни Раджастана, тем больше чувствуется диктат Гималаев. В соседнем штате Уттар Прадеш, в городе Варанаси, главный человек на улице уже не мороженщик, а продавец горячего чая с молоком и специями. А еще блаженные садху, парикмахеры, лодочники, предсказатели, монахи и нищие. Хотя все они принадлежат к разным кастам и социальным слоям, отстоящим в обычной жизни друг от друга как разные галактики, в Варанаси — все главные и равные.

Так, например, домы, известные, как «неприкасаемые», низшее из возможных положений в Индии, здесь пользуются уважением. Ведь они соглашаются на отталкивающую, но при этом важнейшую работу, обеспечивающую Варанаси статус самого священного города страны.

Домы поддерживают огонь в гигантских кострах, горящих на городской набережной, и следят за ритуалом погребения умерших, отправляя их в самый последний путь. Самый — потому что у тех, кто прошел обряд сожжения на берегах Ганга, что течет через весь город, появляется шанс выйти из череды бесконечных перерождений.

Еще одна каста, обретающая в Варанаси условный социальный лифт, это нишады. Люди, чья профессия связана с водой, от лодочника до сантехника. Ганга в Индии женского рода и считается живым божеством и матерью всего сущего. Ганга возвращает профессии лодочника архетипический статус перевозчика людских душ, связного между миром живых и мертвых.

Моего связного зовут Бишну. В 5:00 он ждет меня на одном из 88 гатов — каменных ступенчатых спусков. Предутренний Варанаси скрыт туманом, но ориентироваться в лабиринте улиц просто. Все проулки ведут к реке. Переступая через спящих садху, мусорные кучи и лепешки, оставленные священными коровами, я выхожу на набережную.

Дрожащий от холода, закутанный в два пуховика и шарф Бишну молча отвязывает лодку, приглашает сесть и начинает грести. В молоке тумана исчезает город и остается только река. Падают капли, стекая с весел. Скрипят уключины. Мы плывем на тихий звук колоколов к центральному гату, где каждое утро монахи совершают одно и то же чудо — вызывают солнце, совершают церемонию пуджи.

Туман уходит, обнажая город, похожий на одну широкую лестницу, уходящую под воду. На ее ступенях горят погребальные костры, сидят, стоят и лежат обмотанные в белые простыни мужчины и женщины. Они льют на себя воду, окунаются с головой или просто покачиваются на поверхности реки. Прачки полощут сари и раскладывают их рядом с аккуратными кучками навоза — чтобы просушить на солнце. В городе, где все дерево предназначено для погребения, кизяк — основное топливо.

Бишну впервые нарушает молчание. «Костер богатого можно узнать по запаху. Для него используют сандал, — говорит он. — Для бедных — манговое дерево. Хотя результат будет один и тот же». С этими словами он протискивается в середину скученной флотилии лодок, прибывших на пуджу.

Под нарастающий гул песнопений, звон колокольчиков, барабанов и медных тарелок я встаю, пытаясь увидеть поверх голов, что происходит на берегу. Семеро монахов танцуют, размахивая курильницами с зажженным огнем. Взмах рукой, и пламя делает круг. Можно ощутить его жар на лице. Еще взмах, и желтые лепестки маргариток просыпаются на замерших людей, окатывая их символическим очистительным дождем. Ганга качает лодки, задавая ритм. Линия горизонта светлеет. Горят сандал и масло.

Цель пуджи не восход солнца, понимаю я. Ее задача пробудить все чувства в полную силу, создав предельное ощущение жизни. Я вдыхаю дым, предназначенный богам, и на мгновение чувствую себя с ними на равных.

_{Фото: ISTOCKPHOTO; ISTOCKPHOTO; KONSTANTIN KALISHKO; ISTOCKPHOTO}

_{Материал опубликован в феврале 2025}